Жизнь и ошибки стихи инна разумовская

August 20 2020, 16:38

• Август
• Апрель
• Архив
• Без обмана
• Если
• Китаянка
• Май
• Не бойся
• Не проси
• Новогоднее
• По странности судьбы, по логике абсурда
• Подарок
• Разговор с Фаустом
• Странствия Одиссея

Август

Всё так же солнце горячо,

И небо – голубее нету,

И вроде всё мне нипочём.

Бросаю мелкую монету

В ручей, чтобы ещё, ещё

Вступить однажды в ту же воду,

Чтобы живительным лучом

Согрело лето у исхода

Его. Но раньше брезжит ночь,

Но хóлода стальные нити

Пронзают жар дневной. И прочь

Уводят таинства наитий –

В пророчества. В тоску утрат,

Где тьма, метели и торосы

Шершавых льдов. Где нет наград

И нет ответов на вопросы,

И нету сил, чтоб их задать

Судьбе. Или Тому, Кто всуе

Не разрешил упоминать

Себя. Но что же я тоскую

Без всяких видимых причин?

Ведь те, кто дорог мне, со мною –

Почти реальные, почти.

Согреты августовским зноем,

Они смеются и молчат,

Сочувствуют, дают советы…

Но почему же во сто крат

Мне горше на исходе лета?

Апрель

нас ежедневно вечер синий

в усталости заводит сетку

она нежнее паутины

и тает как во рту таблетка

но возникает к ней привязка

тихонько отстаёшь от стаи

всё думаешь: мгновенье маска

а глядь она уже не тает

так искони на лик оконный

мороз узор наводит млечный

так старый Кай на Оймяконе

кайлом выводит слово «вечность»

Архив

Отгуляв, отплясав, отлюбив всех неверных и милых

(где они, что шутили? – исчезли подобьем шутих),

по клочкам и по строчкам, напрягши погасшие силы,

своего бытия разбираем тяжёлый архив.

В кладовую души запирая любовно утраты,

по-драконьи обвив их собой и ревнивый прищуривши глаз,

мы безмерно, бессмертно, по-царски богаты

тем, что жадная жизнь навсегда отнимает от нас.

Без обмана

«Пьяной горечью Фалерна» чтобы горько непременно

это честно как увечье на тропе мужской военной

не ожечь – подуть на блюдце не солгать медовым словом

это честно не вернуться хоть наверно и не ново

Я люблю Фалерна горечь без неё мне день невнятен

не сплетёт ловушку полночь если нет на солнце пятен

ни слезинкой не отмечу пусть Содом зайдётся стоном

не взгляну назад на смерчи чтоб не стать столбом солёным

Если

если стал треугольным круг

если друг оказался – враг

не ищи ты надёжный сук

а ступай прямиком – в кабак

толкотища там дым и мрак

ругань хохот тяжёлый дух

там тебе нальют четвертак

и сухарь дадут – на понюх

никому там никто никак

не приятель не сват не брат

значит ты под защитой всяк

от всего на свете – стократ

только чарочки – стук да бряк

только шарит впотьмах сквозняк

а тебе ничто нипочём

разве только налить ещё

Китаянка

Фарфоровой куколкой,

с накрашенным личиком-маской,

с булавками в сложной причёске

и веером в тонкой руке,

танцуй, китаяночка,

радуй волшебною пляской

весёлых и скучных, и праздных, и разных –

ты словно жасмин на песке.

Забава, игрушка,

ненужная жизни практичной,

ты кружишься, гнёшься,

шуршат и взлетают шелка,

и что-то щебечешь прелестное

голосом птичьим,

улыбка вспорхнёт и угаснет, сверкнёт и увянет,

как нервный полёт мотылька.

Затянуты жёстко ступни,

но зрителю это невнятно,

пусть пальцы в огне,

но движенья по-птичьи легки.

Что красное там, на полу –

неужели кровавые пятна?

Ах, нет, это астры и розы, гвоздики и маки

роняют свои лепестки.

Май

Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла

Город и с ним всё медовое бочкою дёгтя.

Я неслась наобум, пытаясь сбежать от рыла

Хищной тьмы, но упала, уткнувшись в ложбину локтя.

Вот какая она оказалась – голодная и живая,

Тьма, пришедшая со Средиземного моря,

В ней оскалы молний, грохот громов трамвая,

Что везёт в горний мир, где никто и ни с кем не в ссоре.

Но вот я, вниз лицом и зажмурившись, но не согласна

Куклой Барби – в небесные кущи – на этом трамвае.

Пусть я вжата в асфальт, пусть разбита, мала и безгласна,

Но не дамся грозе, даже в звонком начале мая.

Нет, мне сил не хватает – защитный покров мой в дырах,

Не позор поддаться стихии при полном раззоре.

Хорошо, согласна! Бери меня меж бесполезных и сирых,

Тьма, пришедшая со Средиземного моря.

Не бойся

И кому оно нужно это добро,

Если всем дорога в золу.

Галич

Нашим чаяньям место, где бродят сны,

И не станем маяться этой тщетой.

Мы будем просты и будем честны,

И обменяемся своей нищетой.

Есть сегодня. И это то, что дано.

Упустить, сбежав, – у себя украсть.

Станет уксусом, если не пить, вино,

И в простёртую пясть не камень же класть.

Будут бары, отели и мало слов,

Sms-ки быстрые «да» и «нет».

… А Иаков в разлёте сухих холмов

Ждал Рахели пустых четырнадцать лет.

Не проси

Не проси.

Сами, что нужно, предложат и сами дадут.

Некрасив

Тот, кто ноет и клянчит, и просит уют.

Всё придёт к тебе щедро, волшебно – само,

Рук не хватит – обнять и вместить, будь ты даже боец знаменитый сумó.

Не проси,

Даже если немного дары задержались в пути.

Улыбнись

И с надеждою дальше крути.

Пусть скрипит тарантас – пошкарябан, нелеп и убог,

Впереди светит дом твой – распахнуты двери, и выстелен пёстрой дорожкой порог.

«Гран мерси!»

Повторяй. Что с того, что седеешь и гнётся спина?

Пертусин

Принимай по утрам и полынные капли для сна.

Затянуло трясину туманом, и серенький дождь моросит.

Ни кола, ни двора, и во фляге последний глоток, только ты всё равно не проси.

Не проси.

Новогоднее

А есть места на свете, где снега,

и мечутся ворожеи да вьюги,

а в средиземномории, на юге –

цветенье, вот и вся вам недолга.

Но там ли, тут ли, всякий год,

завидев финиш, набирает ходу,

как стайер перед толпами народа

в рывке последнем грудью ленту рвёт.

И мы сквозь скепсис, седину и грусть

его уходу дружно салютуем,

стараясь не болтать о чуде всуе,

но ожидаем втайне, наизусть.

Что пожелать? Любимых видеть чаще

и иногда взлетать, от счастья пьяным,

чтоб были горести мелки и преходящи,

а радость стала гостьей постоянной.

Чтоб быть! Назло, как винограда плеть,

тянуться вверх, настраивая душу.

А если вдруг захочется запеть,

чтобы нашёлся тот, кто станет слушать.

* * *

По странности судьбы, по логике абсурда,

Я родилась в семье не лорда и не курда,

Родителям спасибо за труды,

Росла я там, где снег и морось – норма,

Где город держит гордо стиль и форму,

Вне всякой политической бурды.

Потом металась я туды-сюды.

И вот, на неком странном повороте

Я оказалась, как оса в компоте,

Наполнившем стакан гранёный всклянь,

В стране, где правят бал свой суховеи,

Где как куда ни глянь – одни евреи,

Где каждый сам себе проводит грань.

Тут всякой твари боле, чем по паре,

И тут почище финской бани парит,

А если «бы», то не всегда «кабы»,

Но всё вкусней, как в дорогом десерте,

Ты ближе к жизни, но и ближе к смерти,

По воле случая, по странности судьбы.

Подарок

Сбился жизни поток,

Было грустно чуток,

И слова в рамках строк

Стали мёрзлыми.

Мимо шёл мужичок,

То ли бомж, то ли Бог,

В руки сунул кулёк –

Полный звёздами.

Говорю я ему:

«Кто таков – не пойму?

Я налью, обниму,

Заходи ко мне».

«Нет, – сказал, – ни к чему,

Ждёт семейство в дому».

И ушёл он во тьму –

Глаза выколи.

Вроде, был он разут,

И на пятках мазут…

Дом? Там жарят козу

Сыну блудному?

Может, чёрт? Может, плут?

Я иду и грызу

Эти звёзды –

Подарка нескудного.

Разговор с Фаустом

– Вторую жизнь пройдя до середины,

Всё повидав, что, Фауст, ты постиг?

– Что люди мне, что черти – всё едино,

Душа – фантом, а плоть – сплошной гнойник.

– Да так ли? Разве редких острых пауз

Не испытал ты сладостную дрожь?

Когда впервые Гретхен… помнишь, Фауст?

– Которая из них? Ты что-то врёшь.

– Весь мир впадает в первозданный хаос,

Круша законы ада и небес.

Мне стало жутко! Что же делать, Фауст?

– И пусть его. Отстань. Мне скучно, бес!

Странствия Одиссея

Поход не кончен твой: то Троя, то Европа,

Мельканье городов, набор прибрежных скал,

А где-то ждёт тебя за прялкой Пенелопа,

И силы придаёт тебе её тоска.

Вернёшься или нет на тихую Итаку?

Сойдёшь ли в мир теней, чтоб там бродить впотьмах?

Ты дом построил свой, ты лицезрел, как плакал

Под деревом твоим младенец Телемах.

Итака – дом, да двор. Да берега из гипса.

И год похож на год. А мир – волшебный сон:

Цирцея так страстна! Так хороша Каллипсо!

Неистовствуй, вреди, владыка Посейдон!

Ревел тяжёлый шторм, и парус нервно хлопал,

Сообщник Посейдон, мощна его вода,

Приятно, что тебя ждёт верно Пенелопа,

Что ж, пусть она поёт, ты сгинул навсегда.