Рассказ ошибка молодости глава 7

Наконец сессия позади!

Кирилл буквально на крыльях летел из университета – сдал самый сложный последний экзамен. Даже сам не ожидал, уже морально был готов к пересдаче, пошёл последним в аудиторию. А преподаватель раз – и удивил. Говорит, устал я от вас, покажите, что вы там написали…

Посмотрел ответы Кирилла. Если честно, хлипкие были ответы.

— Тройки хватит? – зевая, спросил преподаватель.

— Хватит!

Кирилл даже не мог поверить, что самый въедливый преподаватель вот так в лёгкую, ставит ему положительную оценку.

Тройка?

Да ведь даже отличники этот предмет с трудом сдают с первого раза, а тут он, Кирилл, не самый прилежный студент. Нет, не глупый. Просто к четвертому курсу уже порядком всё надоело, хочется просто получить диплом.

На остановке Кирилл довольно улыбнулся сам себе – две недели каникул. Можно и отдохнуть!

— Молодой человек, извините, вы не дадите позвонить со своего телефона? У меня трубка села, — на него смотрела невысокая кареглазая девушка.

— Да пожалуйста! – Кирилл добродушно улыбнулся, у него сегодня вообще хорошее настроение.

Девушка благодарно кивнула в ответ и взяла его телефон.

— Алло, мамочка! Да это я. С другого телефона звоню, — девушка затараторила трубку. — Мама, ты машинку стиральную сегодня включала? Правильно, и не включай. Там что-то слив барахлит. Я забыла тебе вчера сказать. Не дай бог, затопим соседей снизу. Ну, всё, я уже еду! Ты на этот номер не звони. Мне его одолжил молодой человек. Мама! Просто парень. Не знаю, как его зовут.

Она отключила телефон и отдала Кириллу. Он продолжал смотреть на девушку. Такая симпатичная…

— Меня Кирилл зовут, — улыбнулся он вновь.

— Полина, — ответила девушка.

Тут подошёл автобус.

Так получилось, что Кирилл и Полина сели рядом. Они поглядывали друг на друга, но не решались заговорить. Наконец Кирилл не выдержал.

— Простите, Полина, а что вы сегодня делаете?

— То же, что и каждый вечер, — улыбнулась девушка, — готовлюсь к следующему рабочему дню.

— Так вы работаете? А кем? – Кириллу ну очень понравилась его спутница, и он открыто с ней флиртовал.

Девушка засмеялась и покачала головой – мол, прыткий вы, молодой человек…

И тут у Кирилла зазвонил телефон.

— Вас! – удивлённо сказал Кирилл и протянул Полине трубку.

Девушка также с удивлением посмотрела на парня и взяла телефон.

— Мама, ну я же сказала не звонить сюда. Это телефон незнакомого мне молодого человека… Да просто мы в одном автобусе едем. Что? Я же просила не включать машинку. Вода хлещет? Нет, ну что делать? Кран перекрывай. Да, будем без воды. Сантехник только завтра придет. Она отключила телефон и тяжело вздохнула.

— Проблемы? – поинтересовался Кирилл.

— Да, вы всё же слышали. Ведь сказала же ей, чтобы не включала эту чертову машинку. Вот мама… Видите ли, она думала, что ничего страшного. Наделала дел.

— Хотите, я могу помочь, — простодушно предложил Кирилл, — зря я что ли в техническом вузе учусь.

— Ой, простите, но я вас не знаю. Нет, я сантехника дождусь.

— И до завтра без воды будете сидеть? Полина, скажу прямо: вы мне понравились, и хочу с вами познакомиться. А ваша машинка прекрасный повод. Не бойтесь, я не маньяк. Не квартирный вор. Даже могу вам свой паспорт показать.

— Покажите! – Полина с интересом посмотрела документ, — а скажите, Кирилл Андреевич, а чем вы будете ремонтировать мою машинку? У меня и инструментов-то нет никаких.

Кирилл задумался. Девушка уходила из его рук. Но так просто он не сдастся!

— Через пару остановок я выходить должен, могу сбегать домой, взять всё необходимое, и приеду к вам. Вы мне скажите свой адрес.

Полина задумалась – вроде бы нормальный парень. Нет, она девушка серьёзная, и на улице не знакомится, но тут такое дело…

И правда, не хочется без воды сидеть всю ночь. Полина и сказала. Оказалось, что она живёт через остановку от Кирилла.

Через час парень уже стоял у дверей квартиры со всеми нужными инструментами. Двери открыла Полина. Выглянула симпатичная, ещё молодая женщина.

— А вот и сантехник! – обрадовалась женщина.

Кирилл прошёл в ванную и быстро всё исправил – пустяковая была проблема. А потом они втроём пили чай на кухне…

Вот так Кирилл и познакомился с Полиной и её мамой Анной Сергеевной. Оказалось, что Полина полгода только как живёт в этом городе, снимает эту квартиру, работает в школе учителем истории. Год как окончила институт в Москве.

— Из Москвы в наш город?- удивился Кирилл, — обычно наоборот бывает.

Полина только улыбнулась грустно и промолчала. Кирилл понял, что лучше больше не лезть с расспросами, домой засобирался. Но на прощание предложил Полине погулять в выходные по городу, в кафе посидеть – так сказать, пообщаться в более романтической обстановке, нежели на коленках у стиральной машины. Полина согласилась – понравился ей парень, простодушный такой и симпатичный…

На свидании Полина немного рассказала о себе. Оказалось, что в Москве у нее была несчастная любовь: она мечтала выйти за него замуж, но вдруг оказалось, что жених-то женат…

Полина, чтобы заглушить свою боль, и уехала подальше от столицы. Хоть и жили они с мамой в трехкомнатной квартире, была перспективная работа в элитном колледже. Все бросила.

— И не жалею! –призналась Полина, — мне нравится в вашем городе. Как будто родной он мне…

Кирилл рассказал о себе.

Живёт с родителями. Мама в магазине продавцом работает, отец на стройке – обычная семья.

— А твой отец где? – ляпнул Кирилл.

— Он с нами не живет, нет, я его знаю… Деньгами он помогал, и сейчас иногда помогает. У них с мамой не сложилось. Развелись они ещё до моего рождения. У мамы моей характер не сахар. И, если честно, она давно отца забыла, и отсутствием мужского внимания не страдает. А с отцом я по интернету иногда общаюсь. Он, кстати, в этом городе живёт. Даже пару раз встречались. Смешной он. Боится, что его новая жена узнает про дочь от первого брака. Ревнивая она очень. Но я не обижаюсь.

— То есть он обманывает ту вторую свою семью?

— Ну почему обманывает? Не договаривает. Но я не осуждаю. У каждого своя история.

Кирилл согласно кивнул, хотя не понимал он этого: его родители всю жизнь вместе, и у них уж точно нет секретов друг от друга…

Кирилл и Полина встали встречаться. Их не смущала небольшая разница в возрасте: Полина была на три года старше, но это пустяки. Им так было хорошо вдвоем! Прогулки под луной, душевные разговоры плавно перетекли в более близкие отношения. Кирилл частенько оставался ночевать у Полины. Родители Кирилла с пониманием поглядывали на сына, посмеивались – повзрослел их мальчик.

— Сынок, ты только раньше времени нас дедом с бабкой не сделай! – смеялся отец.

— Да, да! – кивала мама, — вначале институт окончи. И, кстати, ты, когда нас уже познакомишь со своей девушкой.

— Скоро, — важно отвечал Кирилл.

Он был уже готов познакомить возлюбленную с родителями, но у Полины то уроки, то дополнительные занятия. Да и робела она, когда речь заходила о знакомстве с мамой и папой Кирилла, хотя очень даже хотела пообщаться. А потом всё решилось само собой.

Через два месяца Полина поняла, что беременная.

— Полинка! – восторженно воскликнул Кирилл, узнав новость, — да это же замечательно! Всё! Завтра идём в ЗАГС!

— А как же твоя учёба? И мы ведь всего два месяца встречаемся.

— А что учёба? Год какой-то остался. Закончу! Параллельно возьму заказов в интернете, я там программки пишу. Неплохо платят. Полинка, прорвёмся. Как я тебя люблю… И два месяца – это только начало нашей счастливой долгой жизни. Но… больше ты не отвертишься.

— Ты о чём?

— С родителями знакомиться надо. Анну Сергеевну-то я знаю. А ты моих до сих пор не видела. Всё! Решено! Идем сегодня же.

— Но неудобно. Надо заранее предупредить.

— Ой, давай не будем. Я позвоню за час до нашего прихода. А то мама начнёт там кашеваривать, суетиться. Волноваться будет. А так сюрприз! Тортик купим и чай попьём.

Полине эта затея не очень понравилась, но Кирилла было не остановить. У него ведь такая радость! Любимая ждёт ребёнка! С этой новостью обязательно надо поделиться самыми родными!

Андрей и Татьяна немного растерялись, когда сын позвонил и сообщил, что они с невестой уже на полпути. Возмущаться было некогда. В принципе, от Кирилла это было ожидаемо – он вообще как вихрь, как ураган. Если что-то решил, то тут же начинает воплощать в жизнь задуманное. И его было не остановить. Татьяна уже заправляла салат, когда в дверь позвонили.

— Прибыли! – крикнула она мужу, — открой. Андрей направился к двери.

— Привет, пап! – в проеме появился улыбающийся Кирилл, — а вот и мы. Полин, проходи.

И он подтолкнул девушку к двери.

Полина и Андрей встретились взглядами и оба застыли как каменные.

— Это ты? – прошептала в ужасе Полина, — не может быть…

— Ты – девушка Кирилла? – произнёс потрясенный Андрей и покраснел, как рак.

Из кухни выглянула Татьяна и тоже подошла к двери, непонимающе смотрела на мужа, на девушку. Кирилл тоже растерялся.

— Папа, что происходит? – наконец произнёс он.

— Папа… — повторила Полина и покраснела, потом из ее глаз брызнули слезы, — о, господи, какой ужас!

Она вскрикнула и побежала вниз по лестнице. Кирилл хотел было кинуться за ней, но Андрей схватил его за руку и затащил в квартиру.

— Пусти, пусти, — кричал Кирилл, — я должен её задержать! Что случилось, я не пойму.

Андрей, всё ещё пунцово-красный, наконец, отпустил сына. Тот бросился к двери.

— Сынок, она твоя сестра, — хрипло крикнул Андрей в спину Кириллу.

Татьяна, услышав это, так и охнула. Парень буквально впечатался в дверь и застыл, потом медленно повернулся к отцу.

— Сестра? – прошептал Кирилл, — как это возможно?

— Я долгие годы молчал, думал, так лучше. Но разве я мог представить, что вы познакомитесь?

— Познакомитесь? Папа, я её невестой считаю, она беременна от меня!

— Беременна? Сынок, да как же так…- пробормотал Андрей.

Татьяна наконец немного пришла в себя и решила взять ситуацию в свои руки.

— Так, Андрей. Давай по порядку! Что за дочь? Почему я о ней ничего не знаю? – не спросила, а потребовала Татьяна.

Андрей немного помолчал, вздохнул и рассказал такую историю.

Много лет назад они с Анной поженились. Но, как говорится, не сошлись характерами. Через два месяца разошлись. Потом Анна поняла, что беременная, сообщила Андрею, но при этом сказала, что не хочет видеть его и не желает, чтобы он участвовал в жизни ребёнка. Андрей вначале был возмущен, пытался всё-таки выстроить хоть какие-то отношения, но ничего не получалось. Анна уехала в Москву. Там родилась Полина. Вскоре Анна и замуж вышла, потом развелась, потом ещё пару раз сходила. В итоге занялась воспитанием дочери, у неё была хорошая работа, квартира. Андрею в ее жизни места не было. Но он не мог забыть, что у него есть дочь. Поэтому Андрей разузнал адрес и высылал дочери подарки, деньги…

Немного. Сколько мог. Анна решила не препятствовать, хочет общаться – пусть общается. Но расстоянии. Когда появился Интернет, Андрей с Полиной общались. Несколько раз отец с дочерью даже встречались.

— Я не могу понять, ты почему от меня все это скрывал? – спросила Татьяна.

— Таня, ты же такая ревнивая. Могла мне этого не простить. А Аня… Она ведь даже дочку на меня не записала. Но ты бы всё равно этого не поняла. Потому и молчал.

— Я что-то не видела у тебя такой девицы в друзьях, в социальных сетях, — подметила жена.

— Так я с левой страницы с ней общался.

— А деньги? Ты говоришь, деньгами помогал?

— Таня, у меня ведь столько халтур бывает.… Ну, мог я… Вот и помогал дочери. Ну, вот представь, если бы ты знала… Ты бы постоянно меня упрекала, что у меня дочь на стороне. И что я деньги из семьи отдаю тем, кому они и не очень-то нужны. А она моя дочь!..

Таня промолчала. Возможно, муж и прав.

— Господи, я столько лет думал, что у моих родителей идеальные отношения. И они ничего не скрывают друг от друга. А тут такой скелет в шкафу! – Кирилл тяжело вздохнул, — я не могу поверить. Полина – моя сестра… Какой ужас…

Родители разом посмотрели на сына.

— Кирилл, это ужасно, но Полине надо избавиться от ребёнка. – наконец произнёс отец, — ты же понимаешь. Генетика… Это будет больной ребёнок.

— В том-то и ужас! – с горечью ответил Кирилл.

Потом он словно очнулся:

— Я поеду к ней. Я не могу её сейчас бросить, это подло. Ей сейчас намного хуже, чем мне…

Но в квартиру к Полине Кирилл так и не попал в тот вечер. Девушка его не пустила.

— Уходи! – плакала она из-за закрытой двери, — и больше не приходи сюда. Господи. Зачем. Зачем я приехала в этот город…

— Полина, я сам ничего не знал, — в отчаянии Кирилл чуть не плакал, — прости меня.

— Ты ни в чём не виноват! Но больше не приходи сюда. Забудь меня. Уходи! Мне завтра в больницу надо, я уже позвонила…

Кирилл понял, для чего ей надо в больницу. И его сердце сжалось от боли – ещё несколько часов назад он так радовался, что скоро станет отцом, а теперь их с Полиной малыш обречен. И другого выхода нет. Они родные друг другу…

Так нельзя!

Кирилл вернулся домой. Отец ушел спать, мама сидела на кухне и смотрела в окно.

— Поговорили? – она повернула голову к сыну.

— Да, поговорили. Полина завтра же идёт на аборт…

Больше ничего он стал говорить, ушел в свою комнату. Татьяна тяжело вздохнула – её мальчик прямо посерел от горя. Видно, он очень любит эту девушку. Татьяна выключила на кухне свет и открыла окно, щелкнула зажигалкой…

Вдыхая едкий сигаретный дым, Татьяна думала о своем…

Двадцать три года назад ей казалось, что никогда ее тайна не всплывет. Она поклялась себе, что забудет своё прошлое. Но сейчас Татьяна стояла перед непростым выбором: сделать несчастным своего сына или навсегда разрушить свою жизнь…

Тогда ей было двадцать лет. Влюбилась как дурочка в одного командировочного. А он уехал. Обещал позвонить, но пропал навсегда. А она забеременела. Шла на аборт, когда вдруг у неё сломался каблук, и она едва не упала, незнакомый мужчина подхватил её.

— А почему такая грустная? – спросил он, — а давайте я вас кофе угощу. Купил кофе в уличном кафе, усадил её, а сам с её туфлей побежал к сапожнику- рядом был ларёк.

После они уже гуляли по городу, общались. Андрей, а это был он, оказался таким… каким Таня и представляла себе настоящего мужчину. Симпатичный, неглупый, настоящий…

Она поняла, что тот её первый роман – просто ошибка. Но ребёнок уже был. Когда Андрей позвал её замуж, у неё не хватило духа сказать, что она беременная от другого. А он после двух недель знакомства уже в ЗАГС повел. Так и не сказала ему. Врачей Таня уговорила, чтобы ей срок передвинули…

Вот и родила Кирюшку вроде как семимесячного…

Андрей так радовался сыну, и так его любил. И ее любил. И она тоже. Только вот родить ему больше не смогла. Оказывается, Андрей тоже от нее скрывал свое прошлое. Значит, не так-то уж они друг друга и любили? Если не доверяли? Или берегли? Таня не могла понять. К утру пачка сигарет была пустая…

Таня так и не сомкнула глаз.

— Ты чего? Не ложилась? – в кухню заглянул Андрей, увидев сигареты, виновато опустил голову.

— Таня, прости меня…

— Андрей, ты признался. И я должна, — наконец решилась Таня.

— Что должна?

— Признаться!..

И Таня, сбивчиво, вытирая слёзы, всё ему рассказала.

— Кирилл — не мой сын? – тихо проговорил Андрей, — столько, столько лет ты молчала…

— Я боялась, что ты меня бросишь. Любила тебя очень и люблю…

— Танюшка, я всю жизнь мучился, что не могу признаться в своей тайне. А оказывается, ты тоже молчала. И кто кого ещё больше обманул?

Татьяна опустила голову, оба виноваты…

Молчали, потому что боялись своей правдой разрушить свою семью. А теперь страдает сын. Эта мысль одновременно пришла в голову обоим.

— Надо позвонить Полине!- сказала Татьяна, — у тебя есть её номер?

— Да, уже иду…

Но телефон Полины был не доступен. Кирилл, только под утро забылся тяжелым сном, когда вдруг его начали трясти за плечи. Открыл глаза – над ним склонился отец.

— Сынок, в какую клинику поехала Полина? – в волнении спросил Андрей.

— Какая разница! – огрызнулся Кирилл и отвернулся к стене.

— Есть разница! – крикнула Татьяна, стоявшая рядом, — она не твоя сестра!

Кирилл тут же открыл глаза и резко сел. Родители коротко, сбивчиво, всё ему рассказали.

— Ну, родители… Вы понимаете. Что из-за вашей лжи Полина сейчас… — Кирилл схватился за голову.

А потом, наспех одевшись, рванул в поисках Полины. Он вспомнил, что видел визитку на тумбочке у Полины – частная клиника…

Как-то она ему сказала, что доверяет врачам только этой клиники. Там есть все специалисты…

Адрес тут недалеко. Кирилл молил бога, чтобы Полина именно там. В регистратуре ему вначале никак не хотели говорить, здесь ли Полина.

— Да поймите, она сейчас может сделать непоправимое! — вскричал Кирилл.

И тогда девушка-администратор, видя его отчаяние, сказала, где искать Полину…

— Мужчина, туда нельзя! – услышал он оклик санитарки.

Но он только рукой махнул. Полину он увидел у кабинета…

Она сидела в ожидании. Кирилл подбежал и плюхнулся перед ней на колени.

— Ты зачем здесь? – с болью прошептала Полина, — уходи…

— Полина, ты мне не сестра! – выдохнул Кирилл.

— Как это?

— Мои родители, которых я считал идеальной парой, заврались окончательно. Получается, мой отец – вовсе не мой отец.

И Кирилл рассказал вкратце, как обстоят дела. Полина только качала головой – никогда не подумала, что такое бывает…

— Девушка, вы готовы? Пойдёмте! – из кабинета выглянула медсестра.

— Не пойду! – улыбнулась Полина и вытерла слёзы, которые так и лились из глаз. Но уже от счастья, — я передумала.

Медсестра посмотрела на неё, на Кирилла и одобрительно кивнула в ответ.

— Вот и правильно! – сказала она .

А через месяц Полина и Кирилл расписались. Была свадьба в тихом семейном кругу. Андрей простил Таню, Таня простила его. Да, все тайное становится явным. Об этом надо помнить. И эта история – тому подтверждение. Самое интересное, что Анна нашла общий язык с Татьяной. А куда деваться – скоро бабушками станут.

— Нет, ну вы придумали: Кирилл – сын Андрея. – улыбалась Анна, — я бы сразу поняла, когда он к дочке машинку ту дурацкую пришёл чинить.

— Это как? – удивилась Таня, — он бы меня бесить сразу начал. А Кирилл мне понравился. В общем, я лучше любого ДНК.

— Неужели ты меня так ненавидишь? – усмехнулся Андрей.

— Я? Тебя? Да ни в коем случае! – захохотала Анна, — Но жить с тобой – ни за что на свете! – а потом серьёзно добавила, — И ты, Таня, не ревнуй. Честно, я Андрея никогда и не любила. Так, ошибка молодости. Единственное, за что благодарна – за дочку…

— Ошибка молодости… — горько улыбнулась Таня, — у каждого у нас свои ошибки.

— Ой, ребята, главное дальше друг другу не врать. И ещё. Я подумала… Вот Кирилл отучится, и я заберу их в Москву! – сказала Татьяна, — у меня большая квартира, всем места хватит. Да и другие возможности в Москве. Вы ведь не против?

Андрей и Татьяна были согласны с Анной. Но вот молодые решили жить сами по себе. Пусть пока в съемной квартире, но постепенно обживутся, приобретут свою квартиру. И у них все будет по-другому. Они никогда не расстанутся, и уж точно между ними никогда не будет лжи и недосказанности.

Наверное, в совершении неблаговидных, постыдных или просто ошибочных поступков признаться самим себе могут многие. При этом некоторые могут чувствовать за них вину на протяжении нескольких лет. И даже если человек находит себе миллионы оправданий, чувство вины все равно не уходит.

О себе оно может напоминать изредка, вызывая приступы самобичевания, а может сопровождать постоянно или даже вызывать болезни — как психические, так и связанные с ними физические. О том, к чему приводит непрощение и как себя простить, освободившись от вины, рассказывают психологи.

Совесть замучила

Девушка обратилась на один из женских сайтов за советом, чтобы ей порекомендовали какой-то способ, литературу, тренинг, чтобы ее перестала мучить совесть. Она признается, что ненавидит себя за то, что раньше позволяла окружающим плохо обращаться с собой.

В юности она стала встречаться с женатым мужчиной, сделав это по глупости, и унижалась перед ним. Сейчас она понимает, что этот мужчина был недостоин ее. Были в жизни этой девушки и другие ситуации, когда она терпела унижение. Сейчас она многое поняла, чувствует вину перед собой и не знает, что с этим делать, как простить себя.

Вот что по этому поводу думают психологи.

Раньше мы были другими

Ирина Потемкина, которая является глубинно-ориентированным психологом и практиком ТЭС (техника эмоциональной свободы), отмечает, что очень часто в своем кабинете слышит обвинение клиентами самих себя из-за прошлых ошибок: «Как же я мог (могла) так поступить?» При этом злость на себя, сожаление о неиспользованных возможностях очень сильно ранят. Ошибки ощущаются не как опыт, а как нечто, что разрушило жизнь. Очень хотелось бы все исправить, но в прошлое не вернешься.

Ирина Потемкина отмечает такую особенность — ее клиенты не допускают, что раньше они просто не могли поступить по другому. Они рассматривают прошлую сложную ситуацию и себя в ней с точки зрения сегодняшнего дня. Как будто они обладали всеми теми же знаниями и опытом, которые у них есть теперь. А значит, они имели возможность поступить по-другому. И в этом они заблуждаются.

Потому что даже при возможности выбора они сделали тот шаг, который на тот момент был отражением их внутреннего состояния, их мировоззрения, а также сложившихся обстоятельств. Для человека важно принимать себя разным и прощать себя, чтобы высвобождать энергию для улучшения своей жизни. А если он будет себя постоянно наказывать, разве от этого что-то изменится к лучшему?

Нужно благодарить себя за опыт

Но иногда обвинение себя в ошибках молодости ввергает нас во внутреннюю тюрьму. Вместо того чтобы понимать и любить себя, быть к себе добрее, мы наказываем себя. Тогда как наиболее эффективным будет благодарить себя за полученный опыт, за то, что когда-то справились с ситуацией, как могли. Совершив те или иные ошибки, мы получили ценные знания и стали мудрее. И сейчас у нас есть возможность поступать более разумно, более рационально.

Психолог говорит, что, простив себя, человек начинает лучше себя понимать, становится к себе терпимее и добрее, он меньше требует от себя и больше себе позволяет. Но выбор о прощении себя нужно сделать самостоятельно. Но сделать его непросто, как непросто и пройти через изменения внутри себя. Особенно если индивидуум привык себя гнобить. Нередко, чтобы простить себя, нужно отгоревать прежние потери, а это не обходится без боли. И тогда нужна поддержка — со стороны близких людей или специалиста.

Причины непрощения себя

Марина Смоленская, врач-психотерапевт, специалист по семейной терапии, называет несколько возможных причин:

1. Человек относится к себе неправильно. Во многих случаях неправильное отношение к себе обусловлено душевными травмами, нанесенными в детстве родителями. И тогда наблюдается склонность к самоедству и самоуничижению.
2. Он не понимает сути жизни. Не осознает смысл мудрого выражения «школа жизни», которое указывает на то, что, совершая ошибки, человек должен извлекать из них уроки — анализировать их и исправлять.
3. Он не понимает специфики прошения. Прощение вовсе не говорит о том, что нужно себе потакать. Его следует рассматривать как признание собственных слабостей и настрой на изменение ситуации.
4. Он осуждает себя и других. Вечный страдалец всегда борется с другими людьми и с обстоятельствами. Не прощая ни себя, ни других, он жесток и к себе, и ко всем вокруг. Как следствие, у него ухудшается качество жизни. К себе он относится как к грешнику. Чем сильнее он мучается от вины, тем меньше доброжелательности и внутреннего света остается в нем.

Психолог призывает обдумать возможность простить себя, независимо от того, какие ошибки вы совершили. Простив себя, вы тем самым признаете их. Это придаст вам силы, и вы сможете работать над их исправлением и изменением своего поведения. А как начать работать над собой, если вы не избавились от чувства вины?

Кроме того, укоренившаяся обида на себя может пагубно сказаться на здоровье и привести к серьезным заболеваниям. В такой ситуации лучшим помощником будет хороший психолог. Однако далеко не каждый решается поведать о своих проблемах чужому человеку. В связи с этим Марина Смоленская дает советы тем, кто хочет самостоятельно разобраться в ситуации с обвинением себя в прошлых ошибках.

Станьте себе другом

Следует осознать, что вы именно тот человек, на которого вы всегда можете положиться. Вообразите себя своим ребенком или самым лучшим другом. Относитесь к себе, как кому-то самому близкому, самому родному. Сочувствуйте себе и посоветуйте, как лучше исправить ошибку.

Не обвиняйте, а действуйте

Как только вас захлестнет чувство вины, спросите себя: «А что нужно сделать, чтобы исправить ситуацию или компенсировать нанесенный ущерб?» Действовать — это гораздо эффективнее, нежели страдать.

Стремитесь к безусловной любви к себе

Нужно работать над формированием такого отношения к себе, приняв собственные недостатки так же, как вы принимаете их у ваших любимых людей. Любите себя, защищайте и поддерживайте, запретите себе самобичевание.

Усвойте суть прощения

Осознайте, что, простив себя, вы тем самым устраните зло, усилите свои положительные качества и предотвратите повторение ошибок.

Таким образом, прощение себя является сложной душевной работой. Но от чувства вины перед собой все же нужно избавляться, потому что оно разрушает человека. А простив себя за ошибки молодости, вы станете счастливее.

Нашли нарушение? Пожаловаться на содержание

Этот рассказ надолго выбил меня из колеи… Прочтите до конца, не пожалейте времени. Возможно, он крепко и навсегда утвердит вас в мысли, что жить надо здесь и сейчас…

У мамы в серванте жил хрусталь. Салатницы, фруктовницы, селедочницы. Все громоздкое, непрактичное. И ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек.

Набор из 12 тарелок, чайных пар и блюд под горячее.

Мама покупала его еще в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: «Урвала». Когда у нас бывали гости, я стелила на стол кипенно белую скатерть. Скатерть просила нарядного фарфора.

— Мам, можно?

— Не надо, это для гостей.

— Так у нас же гости!

— Да какие это гости! Соседи да баб Полина…

Я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в спальный район Капотни, в гости к маме.

Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнется настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня — не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнется потом.

Прямо раз — и начнется. И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек. Но не сегодня.

Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего.

— Отвези меня на рынок, — попросила мама однажды.

Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне — наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг — надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе — и именно эти обновки приводили маму в восторг.

— Мне белье надо новое, я похудела.

У мамы хорошая, но сложная фигура, небольшие бедра и большая грудь, подобрать белье на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в ТЦ, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.

— Тут очень дорого и нельзя торговаться, — сказала мама. — Пойдем еще куда-то.

— Купи тут, я же плачу, — говорю я. — Это единственный магазин твоей шаговой доступности.

Мама поняла, что я права, не стала спорить. Выбрала белье.

— Сколько стоит?

— Не важно, — говорю я.

— Важно. Я должна знать.

Мама фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.

— Пять тысяч, — говорит продавец.

— Пять тысяч за трусы?????

— Это комплект из новой коллекции.

— Да какая разница под одеждой!!!! — мама возмущена.

Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Мол, соври.

— Ой, — говорит девочка-продавец, глядя на меня. — Я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект.

— То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали… Может, скинете пару сотен?

— Мам, это магазин, — вмешиваюсь я. — Тут фиксированные цены. Это не рынок.

Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идем до машины.

— Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась.

Иначе, ты на крючке.

— Хорошо, — говорю я.

— И всегда торгуйся. А вдруг скинут?

— Хорошо.

Я всю жизнь получаю советы, которые неприменимы в моем мире. Я называю их пейджеры. Вроде как они есть, но в век мобильных уже не надо.

Читать также: «Нужно копить деньги и все делать качественно” — это незыблемые родительские истины… позавчерашнего дня.

Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила, не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами. Без комментариев. Парень рассказывал маме про сталь, про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.

— А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, — пожаловалась мама.

Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Это было маленькое шоу. В жизни моей мамы было мало шоу. То есть много, но только в телевизоре. А тут — наяву. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Парень объявил цену. Обычно этот набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2,5. И еще в подарок кулинарная книга. «Ну надо же! Еще и кулинарная книга!» — подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту: она чувствовала продукт и знала, что и за чем надо добавлять в суп. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.

Пенсия у мамы — 9 тысяч. Если бы она жила одна, то хватало бы на коммуналку и хлеб с молоком. Без лекарств, без одежды, без нижнего белья. И без ножей. Но так как коммуналку, лекарства ,продукты и одежду оплачивала я, то мамина пенсия позволяла ей чувствовать себя независимой. На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки налету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотреб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают.

— Так что же ты спрятала ножи, не положила на кухню?

— С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путевку отблагодарить…

Опять на потом. Опять все лучшее — не себе. Кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живет по-настоящему, не ждет.

Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано «Принцесса». Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке — полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу.

Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастет, и наступит настоящая жизнь, я отдам ей Принцессу. Не сегодня.

Но вернемся к маме и ножам. Когда мама заснула, я открыла чемоданчик и взяла первый попавшийся нож. Он был красивый, с голубой нарядной ручкой. Я достала из холодильника кусок твердого сыра, и попыталась отрезать кусочек. Нож остался в сыре, ручка у меня в руке. Такая голубая, нарядная.

— Это даже не пластмасса, — подумала я.

Вымыла нож, починила его, положила обратно в чемодан, закрыла и убрала. Маме ничего, конечно, не сказала. Потом пролистала кулинарную книгу. В ней были перепутаны страницы. Начало рецепта от сладкого пирога — конец от печеночного паштета. Бессовестные люди, обманывающие пенсионеров, как вы живете с такой совестью?

В декабре, перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась ее смехом. На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть ее большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.

— Спасибо, — сказала мама и убрала ее в шкаф.

— Наденешь ее на новый год?

— Нет, зачем? Заляпаю еще. Я потом, когда поеду куда-нибудь…

Маме она очевидно не понравилась. Она любила яркие цвета, кричащие расцветки. А может наоборот, очень понравилась. Она рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе. К той новогодней блузке я
тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом.

В принципе, все её поколение так поступило. Отложило молодость на старость. На потом. Опять потом. Все лучшее на потом. И даже когда очевидно, что лучшее уже в прошлом, все равно — потом.
Синдром отложенной жизни.

Мама умерла внезапно. В начале января. В этот день мы собирались к ней всей семьей. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк. Я как бы не успевала осознавать, что происходит вокруг. Я поехала в морг. За свидетельством о смерти. При нем работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.

— Какой размер у усопшей? — спросил меня агент.

— Пятидесятый. Точнее сверху пятьдесят, из-за большой груди, а снизу …- зачем-то подробно стала отвечать я.

— Это не важно. Вот такой набор одежды у нас есть для нее, в последний путь. Можно даже 52 взять, чтобы свободно ей было. Тут платье, тапочки, белье…

Я поняла, что это мой последний шоппинг для мамы. И заплакала.

— Не нравится ? — агент не правильно трактовал мои слезы: ведь я сидела собранная и спокойная еще минуту назад, а тут истерика. — Но в принципе, она же сверху будет накрыта вот таким атласным покрывалом с вышитой молитвой…

— Пусть будет, я беру.

Я оплатила покупки, которые пригодятся маме в день похорон, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти ее записную книжку, и обзвонить друзей, пригласить на похороны и поминки.

Я вошла в квартиру и долга молча сидела в ее комнате. Слушала тишину. Мне звонил муж. Он волновался. Но я не могла говорить. Прямо ком в горле. Я полезла в сумку за телефоном, написать ему сообщение, и вдруг совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное белье, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью «На смерть». Я открыла его, заглянула внутрь.

Там лежал мой подарок. Белая блузка на новый год. Белые тапочки, похожие на чешки. И комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама все равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день её настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Её лучший день. И началась другая жизнь…

Дай Бог, она настоящая.

Сейчас я допишу этот пост, умоюсь от слёз и распечатаю дочке Принцессу. Пусть она таскает её за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет. Пожить настоящей жизнью уже сегодня.

Настоящая жизнь — та, в которой много радости. Только радость не надо ждать. Её надо создавать самим. Никаких синдромов отложенной жизни у моих детей не будет.

Потому что каждый день их настоящей жизни будет лучшим.

Давайте вместе этому учиться — жить сегодня.

Ольга Савельева

Источник:  goodday.su

На чтение 7 мин Просмотров 8.9к. Опубликовано 18 сентября, 2022

Ошибка молодости

Он приходил каждую неделю. Как часы – в девятнадцать пятнадцать. Видимо, после работы. Садился на скамейку у третьего подъезда и доставал пачку сигарет. И так – в любое время года. Если температура на улице зашкаливала за двадцать мороза, иногда забегал в подъезд – погреться. Клал руки на батарею и притоптывал ногами.

Жильцы, проходящие мимо или гуляющие во дворе, только поначалу смотрели на него с подозрением и опаской. А потом и вовсе перестали замечать – привыкли.

Так он проводил время до определенного момента – момента, когда во двор входила пара, мать и сын. Завидев их, подозрительный незнакомец вздрагивал и отступал назад. Когда эта пара входила во двор и направлялась к третьему подъезду, он нервно затягивался сигаретой, бросал окурок в урну и делал шаг вперед. Навстречу.

И тут натыкался на взгляд женщины – жесткий, колючий, раздраженный. Почти ненавидящий.

Впрочем, не почти. А даже откровенно, яростно ненавидящий. Такой, от которого хочется скрыться, испариться, исчезнуть моментально и необратимо. Словно тебя никогда и не было на этой земле.

Он резко отступал назад, несколько шагов, еще пару. Прижимался к стене дома, почти съеживался, опуская руки и голову.

Исчезнуть, исчезнуть. Раствориться в пространстве. Чтобы никогда – никогда – не наткнуться на этот взгляд. Потому что невозможно, немыслимо его выдержать. Потому что бесчеловечно и жестоко – так.

Хотя что там говорить – заслужил. А раз заслужил – так и получи!

Медленно, трясущимися руками он раскуривал очередную сигарету и, шаркая ногами, словно старик, двигался прочь. Со двора. Прочь!

– Никогда больше! – бормотал он. – Никогда! Хватит унижений, хватит боли! В конце концов… У меня своя жизнь. Ну уж какая есть. Не приду. Больше не приду. Идиотская затея.

Но он знал, что через несколько дней придет сюда снова.

Мать и сын шли всегда неспешно, всегда под руку. Шли и оживленно разговаривали. Иногда было видно, что они горячо спорят. Тогда они останавливались, сын размахивал руками, а мать смеялась и, поправляя на мальчике шапку, обязательно чмокала его в нос, после чего смеялись уже оба.

Были они удивительно похожи: курносые, сероглазые, темнобровые. Оба в очках – очевидно, близорукие.

Мать всегда встречала сына у школы. Завидев ее, мальчик радостно махал рукой и торопился как мог. Она всегда успевала выкрикнуть:

– Не спеши! Не беги! – И лицо ее при этом искажалось гримасой беспокойства.

А он все равно торопился. И пытался бежать – как мог. Получалось плоховато – мальчик сильно хромал. Портфель он держал в правой руке – левая безжизненно висела вдоль угловатого подросткового тела.

Мать делала шаг навстречу, мальчик, поставив портфель, обнимал ее здоровой, левой, рукой. Они обменивались последними школьными новостями и не спеша отправлялись домой.

Частенько их можно было видеть в кондитерской. Мать садилась за стол, а сын шел к прилавку. Там он заказывал кофе для матери, чай для себя и пару пирожных – шоколадный эклер и безе.

Они смаковали все это баловство с явным и неспешным удовольствием и с таким же явным и неспешным удовольствием продолжали общаться.

Иногда, перекусив, направлялись в кино. Или в сквер – если была приятная погода. Там, сев на скамейку, они доставали книжки и очень сосредоточенно читали, тоже с явным интересом и удовольствием. В это время мать и сын не общались – молчали, не мешая друг другу. Чтение – вещь интимная.

Молодые мамаши, караулящие в школьном дворе своих первоклашек, разглядывали эту пару с интересом и завистью. Однажды рискнули все же обратиться к женщине, послав представителя – самую бойкую и общительную.

Та извинилась и задала маме мальчика один вопрос:

– Как вот сделать так, чтобы… Короче говоря, чтобы сын любил родителей, уважал, относился к ним бережливо и трепетно, как ваш мальчик.

Мать сначала рассмеялась, потом растерялась, залилась румянцем и в смущении развела руками:

– Да бог его знает! – А потом, сдвинув густые красивые темные брови, медленно и задумчиво произнесла: – Ну… Любить, наверно…

Интервьюерша удивилась – ответ ее явно не удовлетворил, она даже разочаровалась.

– Ну, любить… А кто же не любит своих детей?

– Ой, правда! – Женщина опять густо зарумянилась, снова крепко призадумалась и, наконец, произнесла: – Вот уважать, наверно, еще надо. Никогда не отмахиваться. Всегда находить на ребенка время. Даже если ты очень занята – готовка там, или уборка. Ведь ребенок важнее, верно?

Молодая мамаша кивнула.

– Да, – уверенно повторила мать мальчика. – Ребенок важнее всего! Думаю, так. Впрочем, какой из меня советчик и педагог? По образованию-то я химик-технолог! И опыта у меня никакого! Сын первый и единственный! Все – по наитию, все от сердца! Смелей – и оно не обманет!

Потом женщина увидела в толпе подростков своего мальчика и, привстав на цыпочки, помахала ему рукой.

Собеседница ее больше не интересовала.

В воскресенье мать и сын выходили на прогулку с высоким седовласым мужчиной, отцом семейства. В середине – мать и жена, любимая маленькая женщина, по бокам – сын и муж. Они оживленно беседовали, и взрослые чуть замедляли шаг, стараясь попасть в такт шагов мальчика.

Возвращались они с пакетами и сумками из магазина и с рынка. Частенько обедали в соседнем ресторанчике, объявив, что сегодня у любимой мамы выходной.

Переехали они в наш двор не так давно, каких-нибудь пять или шесть лет назад.

С бабушками на скамейках, местными дворовыми «авторитетами», женщина не общалась, только вежливо, с улыбкой здоровалась. Но дворовые всезнайки знали, что зовут ее Люба, хроменького сына – Сережа, а глава семьи – Евгений Андреевич. Все. Больше никакой информации, что, естественно, огорчало и не удовлетворяло в полной мере любопытство завсегдатаев двора.

Относились к этой семье с уважением – мать-то какая! Всю жизнь больному дитю посвятила! А папаша! Ни разу пьяным не явился. Ну ни разу! Только с пакетами и рысачит каждый вечер. Да еще и цветы прихватит или торт. Приличная семья, ничего не скажешь! Вот захочешь – и не скажешь. Потому что нечего. Только жалко – такая семья, а мальчишка больной. Не повезло людям, не повезло! А когда приличным людям везло?

Когда Люба ловила на себе жалостливый или участливый взгляд, ей становилось смешно. Наивные глупцы! Ее ли, счастливейшую из женщин, надо жалеть? Вот как им рассказать, что она счастливее их всех, вместе взятых? Ведь не поверят! Она относилась к ним снисходительно – с высоты своего счастья, своей удачи – и улыбалась открыто и задорно.

Потому что счастливому человеку улыбнуться несложно.

* * *

Николаев не хотел себе признаваться – даже сейчас, спустя много лет, – что не хотел этого ребенка. Ни этого, ни какого другого. Какой ребенок? Они с женой студенты, живут в квартире его родителей. Мать относится к молодой снохе не очень, честно говоря.

– Люба твоя – блаженная! Всю жизнь проходит в розовых очках! На все – с улыбкой и со смешком. Ну не дурочка ли? Все ей в радость, все нипочем. Точно – дурочка. Глазки нараспах.

Он буркал:

– А что, это плохо?

Мать отвечала с тяжелым вздохом:

– Да, сынок. Плохо. Жизнь – штука серьезная, и к ней надо относиться с почтением. Тогда и она тебе тем же ответит. А если к ней, как к подружке, беспечно, так она потом по морде настучит, не сомневайся!

Женился Николаев на втором курсе. Рано, конечно. Только влюбился и – море по колено. И на все сложности наплевать. Если бы он знал тогда, что тогдашние трудности – смех, пыль, ерунда по сравнению с тем, что еще предстоит. И на что он, как всегда, по привычке, по свойству натуры и характера, решит «наплевать».

Всю беременность Люба ходила с улыбкой. Трогала веточки пушистой вербы – радовалась. Букету полевых колокольчиков – радовалась. Пломбир в стаканчике – тоже счастье. Всё – счастье: синичка с желтой грудкой, котенок соседский, бродячий лохматый пес. Яблоко – какое сладкое! Сыр – боже, до чего пикантный! Хлеб – такой теплый! А дождь? Какой потрясающий дождь! А до чего приятно пахнет асфальт после дождя! Комедия какая чудесная! А книга – просто гениальная! Все талантливо, все замечательно! И люди вокруг – одни прекрасные и одухотворенные лица!

– Ты дура? – говорил он. – Не видишь алкашей, слякоти, очередей? Обмана? Пустословия, ехидства, зависти? Разбитой мостовой, хамства окружающих? Лицемерия знакомых? Ничего не видишь?

Она пугалась и мотала головой. Правильно говорит мать – дура. Блаженная. И как с нею жить?

Женщина должна быть такой, как его мать, например: собранной, жесткой, объективной. Без всяких там – пуси-муси. А как выжить иначе? Мать всегда впереди, всегда главный советчик и поддержка. Женщина должна вести дом, рассчитывать бюджет – кому туфли, кому пальто, сколько на отпуск отложить и на черный день.

А эта? Увидела кофточку и схватила. Потом еще одну. Сколько можно? Потом плакала – прости, так захотелось, просто до слез!

Вот и поплачь, поплачь! Поизвиняйся. Вместо того чтобы на коляску, например, отложить. Или на манеж. Стыдно? То-то!

Мать сетовала:

– О чем ты, Люба, думаешь? Вот где у тебя голова?

Та совсем расстроилась, даже жалко стало. А потом – дура есть дура! – пошла эту несчастную кофточку к галантерее продавать. Стоит, дрожит, как осиновый лист. Милиционера увидела – и со всех ног. В ее-то положении! Еще одно подтверждение – дура!

На дороге упала, спасибо что не под машину. Головой ударилась и спиной.

Мать сказала:

– Тебе только башкой ударяться! Все равно опилки внутри. – И отнесла назавтра кофту эту чертову на работу. Конечно, продала. Еще и на пятерку дороже!

Не то что эта… «Несклепа» – правильно мать ее называет. Зайчик солнечный на стене. Поверни зеркальце – и нет.

Дурак. Зачем торопился? Гормоны, правильно сказала мать. Повелся на поводу своих желаний, вот теперь и расплачивайся за ошибку молодости. А тут еще ребенок!

Если бы Николаев знал тогда, если бы мог предположить, что она, эта девочка, тоненькая, светлоглазая, курносая, окажется сильнее всех женщин на земле!

* * *

Роды были до срока. Ранние и тяжелые. Осложненные роды. Воды отошли, схватки дикие, а ребенок все не шел. Тянули щипцами. Вытянули. А он не плачет. Молчит. Зато мамаша кричит:

– Почему он молчит, почему?

Истерика, понятное дело. Откачивали долго. Акушерка глянула на часы и посмотрела на врача. Тот насупил брови и бросил:

– Еще!

Закричал! Точнее – пискнул. Недоношенные не кричат, пищат, как мышата. Ну и слава богу! Вытащили. А что потом?.. Хорошего мало, конечно. Акушерка опытная, все видит. Да и педиатр хмурится – хилый ребеночек, дохленький. Не жилец, по всему видно.

Ладно, не их дело. Их совесть чиста. А там – как судьба распорядится. На них греха нет.

А мамаша уже смеется:

– Сыночек мой! Звездочка! Солнышко мое ясное!

Охохошеньки! Грехи наши тяжкие. И за что ей, такой молодой? Впрочем, хорошо, что молодая. Еще родит. Если бог даст.

Кормить малыша не приносили. Говорили, так слаб, что сосать грудь не сможет. Лежит в камере с подогревом, под колпаком. И кормят его внутривенно. А она заливалась молоком. Не женщина – молокозавод. Сцеживать грудь было невыносимо больно. Она плакала и кусала до крови губы. Ее молоком кормили троих малышей.

Вечером, держась за стену, на дрожащих от слабости ногах Люба брела к реанимации. Если дежурила сестра Нина, она тащилась обратно. Нина была злая и вредная, а Надя, Надюша, тихонько кивала и впускала Любу в палату. «На одну минуту», – предупреждала строго.

Люба заходила в палату и смотрела на сына: крошечный, бледнющий, вздрагивающие ножки-прутики. На сморщенном личике гримаса боли. Пяточки темно-синие от уколов. Весь в проводах, в пластыре. «На аппарате» – Надюшины слова.

Она шептала:

– Сыночек! Не подведи! Борись, мой миленький! Только не сдавайся! Сейчас все зависит от тебя! А дальше – мы вместе! Я буду с тобой! И я обещаю. Обещаю – слышишь? Все будет нормально! И даже – замечательно! Ты же мне веришь? И я тебе! Держись, мой любимый! Я знаю, как тебе тяжело!

Надюша заглядывала в палату и шипела:

– Все. Свиданка закончилась.

Она готова была целовать этой Надюше руки.

И опять по стеночке ползла в палату. Падала без сил, не чувствуя боли в груди и внизу живота, и, счастливо улыбаясь, засыпала. Знала – все будет хорошо. Верила в то, что сыночек ее не подведет. Выкарабкается.

По-другому не может быть никак.

* * *

Педиатр, молодая красивая женщина с туго затянутым блестящим пучком на затылке, вышла в холл для беседы с родственниками. Эту обязательную часть работы она не любила больше всего, потому что приходилось часто говорить о неприятном. А неприятности она просто не выносила. Да и родственники попадались разные, в том числе очень нервные: начинали истерить и хватать ее за руки, пытались сунуть в карман открахмаленного до голубизны халата деньги. Еще не хватало! В деньгах она не нуждалась – полковничья жена. И в подарках тоже.

Но эти – эти были вполне вменяемы. Высокая, ухоженная, строгая женщина (свекровь, понятно) и совсем молодой, просто юный, растерянный папаша. С такой тоской в глазах! Даже жалко стало бедолагу.

А правду сказать все равно пришлось, несмотря на сочувствие. Все по букве закона и врачебному кодексу.

– Да, ребенок недоношенный, слабый. Лежит в кювезе на искусственной вентиляции легких, а это далеко не плюс! Никак не можем раздышать. Ну а посему – возможны всякие последствия. Предугадать какие – трудно.

Высокая женщина задавала четкие вопросы. Не рыдала и не сморкалась. Все по делу, грамотно. Общаться с ней было приятно, если может быть приятно в такой ситуации. Пришлось даже сказать главную правду, хотя произнести ее непросто:

– Да, лучше бы… Уж вы меня извините, но, я вижу, вы женщина выдержанная и разумная. Простите, бога ради, я, конечно, не должна этого говорить, однако… Из чистой человеческой симпатии и уважения, так сказать. Они такие молодые. Будут еще дети. Не сомневайтесь. А здесь… Всем мука. Всем – и ребенку, и родителям. Последним в особенности. Я-то знаю, во что превратится их жизнь. Так что советую подумать. Настоятельно советую, от всей души.

Высокая женщина свела брови и кивнула:

– Вы правы, безусловно. И спасибо вам за правду. Огромное!

Молодой папаша вздрогнул и вжал голову в плечи. Мать бросила на него строгий, даже суровый взгляд.

Педиаторша вздохнула и пошла к следующим страждущим. Свою миссию она посчитала выполненной.

* * *

Люба лежала на узкой жесткой больничной койке и смотрела в потолок – грязно-серый, в желтых подсохших разводах. «Безрадостный такой потолок, безнадежный», – подумала она.

Да что там потолок! Жизнь оказалась куда безрадостнее и безнадежнее. Вбить бы в этот потолок прочный металлический крюк и оборвать одним махом свою жизнь. Просто взять и закрыть эту тему. Раз и навсегда. И не будет больше слез и страхов. Не будет тоскливых, сверлящих голову мыслей: «А что же дальше? Как вообще со всем этим жить?»

Она не спала уже четвертую ночь. Встать с кровати совсем не было сил, а тут еще это бесконечное, словно река, текущее из груди молоко. Молоко, которое не нужно ее ребенку! Не пригодилось вот. Обильное, жирное, пахнущее чем-то сладким.

Боже, какой кошмарный запах – молока, больницы, пригорелой каши и ее страха!

Соседки по палате кряхтели, стонали, жаловались, обменивались впечатлениями, но они жили, им приносили на кормление младенцев! Женщины, не замечая Любу – счастье эгоистично, – сюсюкали с малышами, теребили их за щечки, нюхали жидкий пух на крошечных головках, разглядывали пальчики на руках.

Они кривили от боли лица, когда младенцы, жадно вцепившись в грудь, прихватывали перламутровыми деснами потрескавшиеся соски. Постанывали от боли, закрывали глаза, но… Люба видела, как они счастливы! Нет, не видела: конечно, она не могла на это смотреть – отворачивалась к серой стене и зажмуривалась. Она не видела – чувствовала, какая благость разливается по палате, как замирает, останавливается, а потом звенит, словно хрустальный, воздух. И счастье, огромное, точно пышное и мягкое розовое облако, накрывает этих бледных, измученных молодых женщин и их малюток, сосредоточенно и важно исполняющих свое главное на сегодняшний день дело.

Николаев к окну палаты не подходил. Все подходили и кричали: «Таня, Олька, Светик!»

Тани, Ольки и Светики вскакивали с кроватей и, наспех пригладив ладонями волосы и запахнув сиротские казенные халаты, бросались к окнам.

Иногда подносили к окнам малышей.

А Люба опять смотрела на серую стену, до боли сжимала глаза, губы и затыкала пальцами уши.

Муж написал ей записку. Одну-единственную: «Поправляйся, ешь фрукты, набирайся сил».

Вместе с запиской нянечка принесла пять яблок, пастилу и апельсиновый сок.

Соседка по палате покрутила пальцем у виска:

– Дурак твой! Какие цитрусы? Разве кормящим можно? – потом вспомнила: – А, да ты у нас не кормящая…

Молоко у Любы перегорело накануне. «Все, – сказала она себе. – Я больше не молочная ферма, и слава богу, если уж я своего не кормлю».

Медсестра перевязала ей грудь. Туго, больно, но стало легче. К вечеру поднялась температура под сорок. Люба стряхнула градусник и ничего медсестре не сказала. «Сдохну – и славно! Как будет хорошо!»

А ночью начался бред и судороги. Соседки вызвали дежурного, и ее перевели в отдельный бокс.

Через пару дней принесли записку от свекрови. Та высказывала Любе сочувствие и делилась своими переживаниями – за нее. О ребенке там не было ни единого слова.

Люба сползла с постели и вышла в коридор. Голова закружилась, она только успела выкрикнуть:

– Помогите!

Врач Инна Ивановна сидела на краю кровати и гладила ее по руке.

– Нет, мальчик жив. Про то, что здоров, говорить не будем. Физически чуть окреп, самую малость. Да, в кювезе, но аппарат отключили – раздышался, слава богу. А ты, – она сдвинула брови, – должна держаться! Слышишь? Другого выхода просто нет. Кто, если не ты? Мужики, они, знаешь, девочка… За себя-то частенько не отвечают! А тут за больного ребенка! На мужа не рассчитывай. Струсит. Молодой, трясется, как заяц, аж пот по лицу льется. А свекровь твоя… – Врач помолчала. – На нее не надейся. Не нужны ей ни ты, ни дитя. Так она мне и заявила. Поэтому спасешь его ты и только ты, поняла? Ты, как я знаю, сирота? Детдомовская?

Люба кивнула.

– Тетка есть в Казани, сестра отца. Но она и меня-то не взяла, когда родители погибли. Так, навещала в интернате иногда. Овсяное печенье и леденцы привозила.

Инна Ивановна стояла у окна и молчала.

Потом повернулась и спросила:

– Что делать-то будем, девочка?

– Жить, – тихо ответила Люба.

Инна Ивановна улыбнулась:

– Вот теперь я вижу: у тебя будет все хо-ро-шо. – Она кашлянула и смущенно бросила: – Пойду покурю. Страшное дело – зависимость.

* * *

Она вышла из роддома через месяц – одна, без сына: мальчика перевезли в больницу еще на три месяца.

С мужем они не разговаривали. Совсем. Он прятал глаза и старался убежать из дома. Свекровь, придя с работы, однажды жестко бросила:

– А суп не могла сварить? Или хотя бы картошки? Все работают, между прочим. Все делом заняты! Кроме тебя! Валяешься целый день с опухшей мордой и себя жалеешь! А лучше бы мужа своего пожалела! Уж он-то с тобой влип по уши! С тобой и с твоим… – она замолчала, бросила в мойку чашку. Та с жалобным звуком звякнула и разлетелась на мелкие осколки.

– Моим? – переспросила Люба. – А к вам он отношения не имеет? Ваш собственный внук?

– Внук? – свекровь рассмеялась мелким, дробным смехом. – Нет, милая! Он мне не внук! В нашей семье никогда уродов и инвалидов не было!

– Были! И есть, – ответила Люба. – Вы и ваш сын, к примеру.

Свекровь резко развернулась и хлестко ударила ее по лицу.

Мальчик все время спал. Плакал так тихо, что казалось, под шкафом пищит мышонок. Ел по капельке, отворачивался от бутылки и жалобно морщил нос. Даже пустышку не мог удержать. Она подкладывала под щечку свернутую пеленку. Тонюсенькие, как прутики, ручки. Словно две палочки, бледные ножки. А вот волосики были густые, светлые, заворачивались в запятую на затылке. И глаза удивляли – серые, огромные, с темными и длинными ресницами.

Приходила медсестра, делала массаж.

* * *

– Какой хорошенький мальчик! – умилялась она. – Чудо, а не ребенок! И спокойный какой! А сил, мамаша, наберет! И тельце нагуляет! Не сомневайтесь даже! Я таких деток видела! Не приведи господи. А ведь родители их вытаскивали. С того света, за шкирку. Любовь, мамаша, главное! Любовь! А с ней-то и черт не страшен!

Люба кивала, утирая ладонью слезы. И в этот момент верила. Абсолютно верила словам этой простой и бесхитростной женщины – все будет хорошо!

Потому что главное – любовь! А уж этого у нее в избытке!

* * *

Спустя почти два года после рождения Сережи Люба вспомнила разговор с Инной Ивановной, обещание жить, которое тогда ей дала. Но жить с каждым днем становилось все невыносимее, у нее больше не было сил находиться в атмосфере постоянной ненависти и лжи. И она позвонила Инне Ивановне, нашла ее в отделении, сама не понимая, что творит, ведь, по сути, какое дело немолодому и малознакомому человеку до ее горя.

Инна Ивановна вспомнила Любу и даже назвала по имени, а потом, затянувшись сигаретой, сказала, что через два часа за ней заедет.

– На сборы – всего два часа, поняла? – строго повторила она и положила трубку.

Люба, словно соскочив с раскаленной сковородки, заметалась по комнате, бросая в старый чемодан свои и детские вещи.

Мужа не было дома. Свекровь пила кофе на кухне.

Услышав возню у двери, она вышла в коридор и удивленно приподняла узкую накрашенную бровь:

– Далеко ли?

– Далеко, – коротко бросила невестка. – Так далеко, что, надеюсь, больше никогда не увидимся.

Свекровь, кивнув, усмехнулась:

– Счастливого пути!

Бросив вещи в коляску и подхватив на руки сына, Люба вышла на лестничную клетку и нажала кнопку лифта.

Дверь квартиры с громким стуком закрылась.

Инна Ивановна стояла у такси и, разумеется, курила. Увидев Любу, выходящую из подъезда, бросила окурок и подскочила к ней. Взяла сверток с мальчиком, откинула край одеяльца.

– Ну! – протянула она. – Ты же просто красавец, малый! Прямо Аполлон Бельведерский! Или Вячеслав Тихонов – тоже неплохо!

Люба плакала и смеялась.

Жила Инна Ивановна в двушке на окраине Москвы, почти у самой Окружной дороги.

– Хоромы не богаты, – вздохнула она, открывая простую, довольно обшарпанную деревянную дверь.

Провела Любу в маленькую комнату и сказала:

– Теперь это ваши апартаменты. Располагайтесь. А я пока с ужином чего-нибудь покумекаю. Знаешь, Любаша, хозяйка из меня… Раньше мама готовила, пока жива была. А теперь… Для себя одной готовить-то не будешь. Неохота. Так и гоняю чаи с утра до вечера. С хлебом и маслом. Иногда украшаю стол сыром или колбаской. Такие вот дела.

Люба положила сына на кровать и огляделась. Желтые обои в мелкий цветочек, выгоревшие и отклеенные по углам. Узкая тахта, письменный стол, двухстворчатый древний шкаф с мутным зеркалом и старый торшер с дряхлым абажуром.

Было понятно, что ремонт здесь не делали сто лет.

И еще было понятно, что это – ее дом. Ее и Сережи. Их первый в жизни дом.

* * *

Сидеть на шее Инны Ивановны было невозможно. Невыносимо просто. А что делать? Хорошо еще, что она взялась делать Сереже массаж – уже экономия на массажистке. На все остальное едва хватало, даже при их скромнейших запросах. Люба взялась за готовку. И это тоже облегчило положение. Из одной синюшной, вырванной в тяжелых битвах курицы ей удавалось сварить и первое, и второе и растянуть это на три-четыре дня. Придя с работы, Инна Ивановна кричала из коридора:

– Любаша, а первое у нас есть? Так хочется горячего супчика!

Люба ставила на плиту кастрюлю. Едок из Инны Ивановны был самый что ни на есть благодарный. Ела, закатив глаза от удовольствия, и постанывала. Ее худое морщинистое лицо порозовело и округлилось.

– Скоро в юбку не влезу! – вздыхала она. – А юбка-то всего одна!

Люба купила плотной серой ткани и сшила юбку. Обновка пришлась впору. Инна Ивановна прослезилась:

– После смерти мамы никто обо мне так не заботился!

– А вы обо мне? О нас с Сережей? – теперь расплакалась и Люба. В общем, развели сырость на пару.

А с Сережей все было непросто. Правда, вес он понемногу стал набирать, произносил какие-то невнятные слова и даже передвигался по комнате в ходунках. Еще с удовольствием слушал книжки, любил гулять и засыпал под колыбельную, спетую хриплым, прокуренным голосом любимой «Ии». Так он называл их благодетельницу. И еще помогали – нет, просто спасали – Иннины связи. Нашлись и опытнейший педиатр, и невролог, и логопед, и инструктор по лечебной гимнастике. Кто-то брал небольшие деньги, а кто-то консультировал за так, бескорыстно, из уважения к коллеге. В общем, вытягивали Сережу всем миром.

Любе было трудно. Очень. Особенно когда она видела здоровых, крепких детишек Сережиного возраста, активно копошившихся в песочнице и на качелях. Детки уже вовсю лепетали, строили песочные замки и куличики, ловили мячи и устраивали между собой шумные разборки. А ее сын только-только пытался ходить – несмело и неловко, крепко вцепившись в материну руку.

Врачи советовали море – надолго, минимум на три месяца. Солнце, песок и вода должны были сотворить чудеса. Грязевой курорт, лечебные ванны. А денег на море не было, хоть плачь, вой, кричи, умоляй или молись.

Не говоря ничего Инне Ивановне, она решила позвонить бывшему мужу. Ох, как не хотелось! Так не хотелось, что от одной этой мысли начинало тошнить и кружилась голова.

И все-таки она решила: «Наплевать! Здоровье Сережи важнее моих амбиций, страха, унижения – всего».

Она позвонила из телефона-автомата. Никак не могла проглотить ком, застрявший в горле. На лбу выступила испарина, похолодели и задрожали руки.

Трубку взяла бывшая свекровь.

– А, это ты! – разочарованно произнесла она. – Ну! И что ты от нас хочешь?

Люба что-то бессвязно залопотала.

Свекровь ее резко остановила:

– Что? Деньги? Какие деньги? На море? В санаторий? Ты что, спятила, матушка моя? Откуда у нас деньги? Я все время на больничных – по состоянию здоровья. Не без твоего, кстати, участия. – Она повысила голос. – А Петр с тобой развелся. Официально. Развели – тебя-то найти возможности не представилось! Сбежала, как вор с места преступления. Некрасиво. Ни до свидания, ни спасибо. Не объяснили тебе, что за добро нужно людей благодарить! Где уж там, в приюте… Там научат! Как прописку московскую получить и инвалида выродить. А еще приличным людям жизнь испортить.

Люба молчала. Было так страшно, так мерзко и горько, до желудочных спазмов, что она не смогла произнести ни слова в ответ этой гадине. Этому животному. Этому ходячему кошмару и чудовищу.

– Да! – выкрикнула свекровь. – И не смей сюда больше звонить! У Пети своя жизнь. Слава богу, без тебя и твоего… Он женился! Удачно, слава богу! У него прекрасные жена и ребенок. Замечательный мальчик. К тому же – абсолютно здоровый! И про алименты забудь – мы еще докажем, что ребенок не от Петра! У нас в роду дебилов не было! Это тебя родители выбросили на помойку! Вот там инвалидов и ищи!

– Бога поминаете… – прошептала Люба.

Свекровь рассмеялась:

– Это я так, к слову! Какой бог, помилуй! Я всю жизнь в райкоме партии проработала!

Люба вышла из телефонной будки и опустилась на скамейку. Страшнее, унизительнее и мучительней минут в ее жизни не было. Ни в детском доме, ни после рождения сына. Никогда. «И больше не будет!» – решила она. Протерла горящее лицо горстью снега и медленно, пошатываясь, пошла к подъезду. У подъезда от резкой, горячей боли в животе ее скрутило пополам и вывернуло наизнанку. А к вечеру поднялась температура – высокая, под сорок.

Инна пришла с работы и заметалась – ни красного горла, ни ломоты, ни кашля, а крутит девку, как в аду на чертовом колесе.

Напоила теплым молоком и дала аспирин. К утру Люба была здорова. Только двигалась по стенке еле-еле – от слабости. А к вечеру, сама не ожидая, рассказала все Инне Ивановне.

Та слушала молча. Ничего не комментировала. Дослушав до конца, вздохнула и подняла на Любу глаза.

– Все, забыли. Нет таких людей в нашей жизни. И ничего от них нам не надо, даже алиментов паршивых. Сами Сережку вытянем, слышишь? Сами! Мы теперь – семья. И друг за дружку… – Она резко встала, отвернулась к окну и закурила. – Чайку-то попьем? Как всегда, на ночь? У нас еще вроде вафельный тортик в холодильнике завалялся?

– Завалялся, – улыбнулась Люба и поставила на плиту чайник.

* * *

А на море поехали! Всем чертям назло! Инна Ивановна отнесла в ломбард свою единственную драгоценность: золотые часики с браслетом, доставшиеся от папы.

Купили путевку и – вперед! Сережа увидит море! Да и Люба заодно. Первый раз в жизни, кстати!

После санатория – два месяца, два полных срока – Сережа здорово окреп. Почти бегал, подволакивая левую ножку. А вот с рукой было по-прежнему плохо – не мог держать ни ложку, ни карандаш. Спасибо, что левая.

Осенью получили путевку в специальный садик – для деток с ограниченными возможностями. Ее выбила Инна. Писала во все инстанции и по ним же пару месяцев моталась без продыху. В садик устроилась и Люба – нянечкой. Стало полегче. В четыре года Сережа знал все буквы и пытался сложить слова. Мог часами слушать пластинки со сказками. Замирал, когда по «Маяку» передавали классическую музыку. Вытягивался в струнку и застывал. В школу он пошел семи с половиной лет. Умел читать и писать – буквы аккуратные, четкие, ровные. «Не пропись, а заглядение», – говорила учительница.

Люба заливалась краской и была счастлива так… Как никогда в жизни.

В восемь лет Сережа вполне прилично играл в шахматы – Иннина школа. А дальше – шахматный кружок. И там он опять впереди!

* * *

Мать проедала плешь:

– Надо жениться, Петр. Надо.

– Для чего? – вяло отбрехивался Николаев. – Один раз попробовал.

Жениться, разумеется, не хотелось. Вот совсем. Иногда мучила совесть, случалось такое. И тогда появлялись мысли найти Любу. Нет, ребенка видеть не хотелось. Да и не помнил он его совсем – так, какой-то кусочек плоти, мелкий, красный, пищащий. Что там можно было полюбить? К чему прикипеть? Бред какой-то.

Нет, мать, разумеется, несет чушь – определенно. В том, что это его ребенок, он ни минуты не сомневался. Люба и измены? Уж ее-то он знал хорошо. Но это еще больше огорчало Петра – то, что ребенок его. Значит, и он неполноценный, ведь в мальчике течет его кровь! Да, мать, конечно, права. С ними надо было расставаться. Другого выхода не было. Жить с этим кошмаром, с этим чувством вины? Смотреть, как его ребенок отличается от других, здоровых, красивых… нормальных?! Катать мальчика в инвалидном кресле? Вытирать слюни на подбородке? Кормить с ложки жидкой кашей? Менять обделанные штаны? Короче говоря, перечеркнуть всю свою жизнь? Одним махом?! Забыть про все: про приятелей, поездки в разные города? А на море? В театры? Куда ж с инвалидной коляской, господи?

Ко многим только в зрелом возрасте приходит осознание, насколько пренебрегали собственной молодостью и возможностями, которые были в юности. К сожалению, тем, кто только встаёт на ноги, трудно понять, насколько важен каждый прожитый день и что всегда следует думать о будущем, которое точно наступит. Чтобы потом в старости не жалеть и не мучиться из-за собственных ошибок. Не всегда здесь речь только о неправильном образе жизни, пагубных привычках или отсутствии регулярного спорта. С содроганием пожилые часто вспоминают и о других оплошностях. Так каких же?

Попытки спасти безнадёжные отношения

К сожалению, бывает так, что полная картина сложной ситуации становится понятна только спустя годы. Она же и оказывается той самой ошибкой молодости, за которую стыдно в старости. Все вокруг твердили, что пора разорвать бесперспективные отношения и не мучить себя. Но вы упорно отмахивались от советов, топчась на месте. Но всё равно, потеряв время, пришли к разрыву с человеком. Будьте уверены, как раз в пожилом возрасте вы начнёте жалеть об упущенной возможности найти более достойного партнёра. Ведь вы держались за того, кто причинял так много боли.

Отказ слушать советы родителей

Когда вы юны и полны сил, кажется, что родители безбожно устарели и, как любит говорить молодёжь, отстали от жизни. Потому советы и напутствия мам и пап пропускаются мимо ушей: повзрослевшие дети считают, что никакой пользы от них в современных реалиях нет или что у них точно будет всё по-другому. Да не будет, точнее, не настолько сильно, как может казаться. И это страшная ошибка, о которой многие начинают жалеть даже не в старости, а уже в возрасте чуть за 30. Мудрость тех, кто старше, ещё никому не мешала.

Пренебрежение здоровьем

Конечно же, это одна из самых распространённых ошибок, из-за которой старики жалуются на себя же из прошлого. Это в более юном возрасте кажется, что возможности организма безграничны и никакие болячки не несут настоящей угрозы. Потому можно не ходить к докторам и ждать, пока всё пройдёт само. Но именно столь безответственные действия и становятся причинами множества проблем в старости, доставляющих невероятный дискомфорт пожилым людям.

Работа 24/7

Вне зависимости от того, нравится вам работа или нет, не стоит зацикливаться на ней. В противном случае, вспоминая былые деньки, вы не найдёте в них ничего интересного, кроме рутины и беготни по кругу от дома до офиса и обратно. Зато неожиданно обнаружите, что из-за такой гипертрофированной увлечённости делом не заметили, как растеряли весь круг общения, как выросли ваши дети и что даже уже не знаете, а что ещё нравится, кроме как работать.

Боязнь перемен

Оглядываясь назад на все те прожитые без интереса годы, часто старики жалеют о том, что им не хватило смелости рискнуть и решиться на перемены. Зачастую такая ошибка молодости появляется из-за ожидания «правильного» момента, который, сюрприз, никогда и не наступает. Можно всю жизнь зря прождать излишне благоприятных условий для свершения задуманного или собраться и сделать прямо сейчас, чтобы не корить себя за трусость потом. Шансы на успех не поменяются, потому как изначально многое зависит только от ваших усилий.

Потеря хороших друзей

Юношеский максимализм и нежелание первым пойти на якобы уступку заставляет навсегда расставаться с дорогими сердцу людьми. Будь вы немного более сговорчивыми, и в преклонном возрасте продолжили бы идти рука об руку с близкими друзьями. Но именно мысли о нежелании навязываться или боязнь быть отвергнутым лишают возможности разделить старость с приятелем, по которому до сих пор скучаете. Лучше рискнуть и попытаться поговорить с тем самым одноклассником, коллегой, бывшим другом. Вдруг человек боится того же, что и вы, но тоже жаждет общения?

Зацикленность на чужом мнении

Если можно увидеть ошибку в пренебрежении советами и подсказками родителей и родственников, так же легко пожалеть потом и о чрезмерном внимании к чужому мнению. Некоторые люди, вдоволь наслушавшись о своей якобы неопытности «в силу возраста», покорно внимают всему, что им талдычат. В итоге получается жизнь, совершенно им не подходящая. Зато вот все советчики довольны — у них вышло сделать максимально удобного для себя человека.

Жизнь без смысла и целей

Пожалуй, самая серьёзная ошибка, от которой старикам хочется плакать, — это бесцельно прожитая жизнь. Желание плыть по течению, не желая для своего же счастья и комфорта приложить чуть больше усилий, обернётся катастрофой в пожилом возрасте. Грустно будет осознавать, что сейчас нет ни сил, ни возможностей исполнить мечту. А когда были моложе и могли уже сотни раз получить желаемое, всегда откладывали жизнь на потом: ставили на первое место работу, интересы окружающих, ждали подходящего момента, ленились или трусили, но не выбирали быть счастливым.

Наконец сессия позади!

Кирилл буквально на крыльях летел из университета – сдал самый сложный последний экзамен. Даже сам не ожидал, уже морально был готов к пересдаче, пошёл последним в аудиторию. А преподаватель раз – и удивил. Говорит, устал я от вас, покажите, что вы там написали…

Посмотрел ответы Кирилла. Если честно, хлипкие были ответы.

— Тройки хватит? – зевая, спросил преподаватель.

— Хватит!

Кирилл даже не мог поверить, что самый въедливый преподаватель вот так в лёгкую, ставит ему положительную оценку.

Тройка?

Да ведь даже отличники этот предмет с трудом сдают с первого раза, а тут он, Кирилл, не самый прилежный студент. Нет, не глупый. Просто к четвертому курсу уже порядком всё надоело, хочется просто получить диплом.

На остановке Кирилл довольно улыбнулся сам себе – две недели каникул. Можно и отдохнуть!

— Молодой человек, извините, вы не дадите позвонить со своего телефона? У меня трубка села, — на него смотрела невысокая кареглазая девушка.

— Да пожалуйста! – Кирилл добродушно улыбнулся, у него сегодня вообще хорошее настроение.

Девушка благодарно кивнула в ответ и взяла его телефон.

— Алло, мамочка! Да это я. С другого телефона звоню, — девушка затараторила трубку. — Мама, ты машинку стиральную сегодня включала? Правильно, и не включай. Там что-то слив барахлит. Я забыла тебе вчера сказать. Не дай бог, затопим соседей снизу. Ну, всё, я уже еду! Ты на этот номер не звони. Мне его одолжил молодой человек. Мама! Просто парень. Не знаю, как его зовут.

Она отключила телефон и отдала Кириллу. Он продолжал смотреть на девушку. Такая симпатичная…

— Меня Кирилл зовут, — улыбнулся он вновь.

— Полина, — ответила девушка.

Тут подошёл автобус.

Так получилось, что Кирилл и Полина сели рядом. Они поглядывали друг на друга, но не решались заговорить. Наконец Кирилл не выдержал.

— Простите, Полина, а что вы сегодня делаете?

— То же, что и каждый вечер, — улыбнулась девушка, — готовлюсь к следующему рабочему дню.

— Так вы работаете? А кем? – Кириллу ну очень понравилась его спутница, и он открыто с ней флиртовал.

Девушка засмеялась и покачала головой – мол, прыткий вы, молодой человек…

И тут у Кирилла зазвонил телефон.

— Вас! – удивлённо сказал Кирилл и протянул Полине трубку.

Девушка также с удивлением посмотрела на парня и взяла телефон.

— Мама, ну я же сказала не звонить сюда. Это телефон незнакомого мне молодого человека… Да просто мы в одном автобусе едем. Что? Я же просила не включать машинку. Вода хлещет? Нет, ну что делать? Кран перекрывай. Да, будем без воды. Сантехник только завтра придет. Она отключила телефон и тяжело вздохнула.

— Проблемы? – поинтересовался Кирилл.

— Да, вы всё же слышали. Ведь сказала же ей, чтобы не включала эту чертову машинку. Вот мама… Видите ли, она думала, что ничего страшного. Наделала дел.

— Хотите, я могу помочь, — простодушно предложил Кирилл, — зря я что ли в техническом вузе учусь.

— Ой, простите, но я вас не знаю. Нет, я сантехника дождусь.

— И до завтра без воды будете сидеть? Полина, скажу прямо: вы мне понравились, и хочу с вами познакомиться. А ваша машинка прекрасный повод. Не бойтесь, я не маньяк. Не квартирный вор. Даже могу вам свой паспорт показать.

— Покажите! – Полина с интересом посмотрела документ, — а скажите, Кирилл Андреевич, а чем вы будете ремонтировать мою машинку? У меня и инструментов-то нет никаких.

Кирилл задумался. Девушка уходила из его рук. Но так просто он не сдастся!

— Через пару остановок я выходить должен, могу сбегать домой, взять всё необходимое, и приеду к вам. Вы мне скажите свой адрес.

Полина задумалась – вроде бы нормальный парень. Нет, она девушка серьёзная, и на улице не знакомится, но тут такое дело…

И правда, не хочется без воды сидеть всю ночь. Полина и сказала. Оказалось, что она живёт через остановку от Кирилла.

Через час парень уже стоял у дверей квартиры со всеми нужными инструментами. Двери открыла Полина. Выглянула симпатичная, ещё молодая женщина.

— А вот и сантехник! – обрадовалась женщина.

Кирилл прошёл в ванную и быстро всё исправил – пустяковая была проблема. А потом они втроём пили чай на кухне…

Вот так Кирилл и познакомился с Полиной и её мамой Анной Сергеевной. Оказалось, что Полина полгода только как живёт в этом городе, снимает эту квартиру, работает в школе учителем истории. Год как окончила институт в Москве.

— Из Москвы в наш город?- удивился Кирилл, — обычно наоборот бывает.

Полина только улыбнулась грустно и промолчала. Кирилл понял, что лучше больше не лезть с расспросами, домой засобирался. Но на прощание предложил Полине погулять в выходные по городу, в кафе посидеть – так сказать, пообщаться в более романтической обстановке, нежели на коленках у стиральной машины. Полина согласилась – понравился ей парень, простодушный такой и симпатичный…

На свидании Полина немного рассказала о себе. Оказалось, что в Москве у нее была несчастная любовь: она мечтала выйти за него замуж, но вдруг оказалось, что жених-то женат…

Полина, чтобы заглушить свою боль, и уехала подальше от столицы. Хоть и жили они с мамой в трехкомнатной квартире, была перспективная работа в элитном колледже. Все бросила.

— И не жалею! –призналась Полина, — мне нравится в вашем городе. Как будто родной он мне…

Кирилл рассказал о себе.

Живёт с родителями. Мама в магазине продавцом работает, отец на стройке – обычная семья.

— А твой отец где? – ляпнул Кирилл.

— Он с нами не живет, нет, я его знаю… Деньгами он помогал, и сейчас иногда помогает. У них с мамой не сложилось. Развелись они ещё до моего рождения. У мамы моей характер не сахар. И, если честно, она давно отца забыла, и отсутствием мужского внимания не страдает. А с отцом я по интернету иногда общаюсь. Он, кстати, в этом городе живёт. Даже пару раз встречались. Смешной он. Боится, что его новая жена узнает про дочь от первого брака. Ревнивая она очень. Но я не обижаюсь.

— То есть он обманывает ту вторую свою семью?

— Ну почему обманывает? Не договаривает. Но я не осуждаю. У каждого своя история.

Кирилл согласно кивнул, хотя не понимал он этого: его родители всю жизнь вместе, и у них уж точно нет секретов друг от друга…

Кирилл и Полина встали встречаться. Их не смущала небольшая разница в возрасте: Полина была на три года старше, но это пустяки. Им так было хорошо вдвоем! Прогулки под луной, душевные разговоры плавно перетекли в более близкие отношения. Кирилл частенько оставался ночевать у Полины. Родители Кирилла с пониманием поглядывали на сына, посмеивались – повзрослел их мальчик.

— Сынок, ты только раньше времени нас дедом с бабкой не сделай! – смеялся отец.

— Да, да! – кивала мама, — вначале институт окончи. И, кстати, ты, когда нас уже познакомишь со своей девушкой.

— Скоро, — важно отвечал Кирилл.

Он был уже готов познакомить возлюбленную с родителями, но у Полины то уроки, то дополнительные занятия. Да и робела она, когда речь заходила о знакомстве с мамой и папой Кирилла, хотя очень даже хотела пообщаться. А потом всё решилось само собой.

Через два месяца Полина поняла, что беременная.

— Полинка! – восторженно воскликнул Кирилл, узнав новость, — да это же замечательно! Всё! Завтра идём в ЗАГС!

— А как же твоя учёба? И мы ведь всего два месяца встречаемся.

— А что учёба? Год какой-то остался. Закончу! Параллельно возьму заказов в интернете, я там программки пишу. Неплохо платят. Полинка, прорвёмся. Как я тебя люблю… И два месяца – это только начало нашей счастливой долгой жизни. Но… больше ты не отвертишься.

— Ты о чём?

— С родителями знакомиться надо. Анну Сергеевну-то я знаю. А ты моих до сих пор не видела. Всё! Решено! Идем сегодня же.

— Но неудобно. Надо заранее предупредить.

— Ой, давай не будем. Я позвоню за час до нашего прихода. А то мама начнёт там кашеваривать, суетиться. Волноваться будет. А так сюрприз! Тортик купим и чай попьём.

Полине эта затея не очень понравилась, но Кирилла было не остановить. У него ведь такая радость! Любимая ждёт ребёнка! С этой новостью обязательно надо поделиться самыми родными!

Андрей и Татьяна немного растерялись, когда сын позвонил и сообщил, что они с невестой уже на полпути. Возмущаться было некогда. В принципе, от Кирилла это было ожидаемо – он вообще как вихрь, как ураган. Если что-то решил, то тут же начинает воплощать в жизнь задуманное. И его было не остановить. Татьяна уже заправляла салат, когда в дверь позвонили.

— Прибыли! – крикнула она мужу, — открой. Андрей направился к двери.

— Привет, пап! – в проеме появился улыбающийся Кирилл, — а вот и мы. Полин, проходи.

И он подтолкнул девушку к двери.

Полина и Андрей встретились взглядами и оба застыли как каменные.

— Это ты? – прошептала в ужасе Полина, — не может быть…

— Ты – девушка Кирилла? – произнёс потрясенный Андрей и покраснел, как рак.

Из кухни выглянула Татьяна и тоже подошла к двери, непонимающе смотрела на мужа, на девушку. Кирилл тоже растерялся.

— Папа, что происходит? – наконец произнёс он.

— Папа… — повторила Полина и покраснела, потом из ее глаз брызнули слезы, — о, господи, какой ужас!

Она вскрикнула и побежала вниз по лестнице. Кирилл хотел было кинуться за ней, но Андрей схватил его за руку и затащил в квартиру.

— Пусти, пусти, — кричал Кирилл, — я должен её задержать! Что случилось, я не пойму.

Андрей, всё ещё пунцово-красный, наконец, отпустил сына. Тот бросился к двери.

— Сынок, она твоя сестра, — хрипло крикнул Андрей в спину Кириллу.

Татьяна, услышав это, так и охнула. Парень буквально впечатался в дверь и застыл, потом медленно повернулся к отцу.

— Сестра? – прошептал Кирилл, — как это возможно?

— Я долгие годы молчал, думал, так лучше. Но разве я мог представить, что вы познакомитесь?

— Познакомитесь? Папа, я её невестой считаю, она беременна от меня!

— Беременна? Сынок, да как же так…- пробормотал Андрей.

Татьяна наконец немного пришла в себя и решила взять ситуацию в свои руки.

— Так, Андрей. Давай по порядку! Что за дочь? Почему я о ней ничего не знаю? – не спросила, а потребовала Татьяна.

Андрей немного помолчал, вздохнул и рассказал такую историю.

Много лет назад они с Анной поженились. Но, как говорится, не сошлись характерами. Через два месяца разошлись. Потом Анна поняла, что беременная, сообщила Андрею, но при этом сказала, что не хочет видеть его и не желает, чтобы он участвовал в жизни ребёнка. Андрей вначале был возмущен, пытался всё-таки выстроить хоть какие-то отношения, но ничего не получалось. Анна уехала в Москву. Там родилась Полина. Вскоре Анна и замуж вышла, потом развелась, потом ещё пару раз сходила. В итоге занялась воспитанием дочери, у неё была хорошая работа, квартира. Андрею в ее жизни места не было. Но он не мог забыть, что у него есть дочь. Поэтому Андрей разузнал адрес и высылал дочери подарки, деньги…

Немного. Сколько мог. Анна решила не препятствовать, хочет общаться – пусть общается. Но расстоянии. Когда появился Интернет, Андрей с Полиной общались. Несколько раз отец с дочерью даже встречались.

— Я не могу понять, ты почему от меня все это скрывал? – спросила Татьяна.

— Таня, ты же такая ревнивая. Могла мне этого не простить. А Аня… Она ведь даже дочку на меня не записала. Но ты бы всё равно этого не поняла. Потому и молчал.

— Я что-то не видела у тебя такой девицы в друзьях, в социальных сетях, — подметила жена.

— Так я с левой страницы с ней общался.

— А деньги? Ты говоришь, деньгами помогал?

— Таня, у меня ведь столько халтур бывает.… Ну, мог я… Вот и помогал дочери. Ну, вот представь, если бы ты знала… Ты бы постоянно меня упрекала, что у меня дочь на стороне. И что я деньги из семьи отдаю тем, кому они и не очень-то нужны. А она моя дочь!..

Таня промолчала. Возможно, муж и прав.

— Господи, я столько лет думал, что у моих родителей идеальные отношения. И они ничего не скрывают друг от друга. А тут такой скелет в шкафу! – Кирилл тяжело вздохнул, — я не могу поверить. Полина – моя сестра… Какой ужас…

Родители разом посмотрели на сына.

— Кирилл, это ужасно, но Полине надо избавиться от ребёнка. – наконец произнёс отец, — ты же понимаешь. Генетика… Это будет больной ребёнок.

— В том-то и ужас! – с горечью ответил Кирилл.

Потом он словно очнулся:

— Я поеду к ней. Я не могу её сейчас бросить, это подло. Ей сейчас намного хуже, чем мне…

Но в квартиру к Полине Кирилл так и не попал в тот вечер. Девушка его не пустила.

— Уходи! – плакала она из-за закрытой двери, — и больше не приходи сюда. Господи. Зачем. Зачем я приехала в этот город…

— Полина, я сам ничего не знал, — в отчаянии Кирилл чуть не плакал, — прости меня.

— Ты ни в чём не виноват! Но больше не приходи сюда. Забудь меня. Уходи! Мне завтра в больницу надо, я уже позвонила…

Кирилл понял, для чего ей надо в больницу. И его сердце сжалось от боли – ещё несколько часов назад он так радовался, что скоро станет отцом, а теперь их с Полиной малыш обречен. И другого выхода нет. Они родные друг другу…

Так нельзя!

Кирилл вернулся домой. Отец ушел спать, мама сидела на кухне и смотрела в окно.

— Поговорили? – она повернула голову к сыну.

— Да, поговорили. Полина завтра же идёт на аборт…

Больше ничего он стал говорить, ушел в свою комнату. Татьяна тяжело вздохнула – её мальчик прямо посерел от горя. Видно, он очень любит эту девушку. Татьяна выключила на кухне свет и открыла окно, щелкнула зажигалкой…

Вдыхая едкий сигаретный дым, Татьяна думала о своем…

Двадцать три года назад ей казалось, что никогда ее тайна не всплывет. Она поклялась себе, что забудет своё прошлое. Но сейчас Татьяна стояла перед непростым выбором: сделать несчастным своего сына или навсегда разрушить свою жизнь…

Тогда ей было двадцать лет. Влюбилась как дурочка в одного командировочного. А он уехал. Обещал позвонить, но пропал навсегда. А она забеременела. Шла на аборт, когда вдруг у неё сломался каблук, и она едва не упала, незнакомый мужчина подхватил её.

— А почему такая грустная? – спросил он, — а давайте я вас кофе угощу. Купил кофе в уличном кафе, усадил её, а сам с её туфлей побежал к сапожнику- рядом был ларёк.

После они уже гуляли по городу, общались. Андрей, а это был он, оказался таким… каким Таня и представляла себе настоящего мужчину. Симпатичный, неглупый, настоящий…

Она поняла, что тот её первый роман – просто ошибка. Но ребёнок уже был. Когда Андрей позвал её замуж, у неё не хватило духа сказать, что она беременная от другого. А он после двух недель знакомства уже в ЗАГС повел. Так и не сказала ему. Врачей Таня уговорила, чтобы ей срок передвинули…

Вот и родила Кирюшку вроде как семимесячного…

Андрей так радовался сыну, и так его любил. И ее любил. И она тоже. Только вот родить ему больше не смогла. Оказывается, Андрей тоже от нее скрывал свое прошлое. Значит, не так-то уж они друг друга и любили? Если не доверяли? Или берегли? Таня не могла понять. К утру пачка сигарет была пустая…

Таня так и не сомкнула глаз.

— Ты чего? Не ложилась? – в кухню заглянул Андрей, увидев сигареты, виновато опустил голову.

— Таня, прости меня…

— Андрей, ты признался. И я должна, — наконец решилась Таня.

— Что должна?

— Признаться!..

И Таня, сбивчиво, вытирая слёзы, всё ему рассказала.

— Кирилл — не мой сын? – тихо проговорил Андрей, — столько, столько лет ты молчала…

— Я боялась, что ты меня бросишь. Любила тебя очень и люблю…

— Танюшка, я всю жизнь мучился, что не могу признаться в своей тайне. А оказывается, ты тоже молчала. И кто кого ещё больше обманул?

Татьяна опустила голову, оба виноваты…

Молчали, потому что боялись своей правдой разрушить свою семью. А теперь страдает сын. Эта мысль одновременно пришла в голову обоим.

— Надо позвонить Полине!- сказала Татьяна, — у тебя есть её номер?

— Да, уже иду…

Но телефон Полины был не доступен. Кирилл, только под утро забылся тяжелым сном, когда вдруг его начали трясти за плечи. Открыл глаза – над ним склонился отец.

— Сынок, в какую клинику поехала Полина? – в волнении спросил Андрей.

— Какая разница! – огрызнулся Кирилл и отвернулся к стене.

— Есть разница! – крикнула Татьяна, стоявшая рядом, — она не твоя сестра!

Кирилл тут же открыл глаза и резко сел. Родители коротко, сбивчиво, всё ему рассказали.

— Ну, родители… Вы понимаете. Что из-за вашей лжи Полина сейчас… — Кирилл схватился за голову.

А потом, наспех одевшись, рванул в поисках Полины. Он вспомнил, что видел визитку на тумбочке у Полины – частная клиника…

Как-то она ему сказала, что доверяет врачам только этой клиники. Там есть все специалисты…

Адрес тут недалеко. Кирилл молил бога, чтобы Полина именно там. В регистратуре ему вначале никак не хотели говорить, здесь ли Полина.

— Да поймите, она сейчас может сделать непоправимое! — вскричал Кирилл.

И тогда девушка-администратор, видя его отчаяние, сказала, где искать Полину…

— Мужчина, туда нельзя! – услышал он оклик санитарки.

Но он только рукой махнул. Полину он увидел у кабинета…

Она сидела в ожидании. Кирилл подбежал и плюхнулся перед ней на колени.

— Ты зачем здесь? – с болью прошептала Полина, — уходи…

— Полина, ты мне не сестра! – выдохнул Кирилл.

— Как это?

— Мои родители, которых я считал идеальной парой, заврались окончательно. Получается, мой отец – вовсе не мой отец.

И Кирилл рассказал вкратце, как обстоят дела. Полина только качала головой – никогда не подумала, что такое бывает…

— Девушка, вы готовы? Пойдёмте! – из кабинета выглянула медсестра.

— Не пойду! – улыбнулась Полина и вытерла слёзы, которые так и лились из глаз. Но уже от счастья, — я передумала.

Медсестра посмотрела на неё, на Кирилла и одобрительно кивнула в ответ.

— Вот и правильно! – сказала она .

А через месяц Полина и Кирилл расписались. Была свадьба в тихом семейном кругу. Андрей простил Таню, Таня простила его. Да, все тайное становится явным. Об этом надо помнить. И эта история – тому подтверждение. Самое интересное, что Анна нашла общий язык с Татьяной. А куда деваться – скоро бабушками станут.

— Нет, ну вы придумали: Кирилл – сын Андрея. – улыбалась Анна, — я бы сразу поняла, когда он к дочке машинку ту дурацкую пришёл чинить.

— Это как? – удивилась Таня, — он бы меня бесить сразу начал. А Кирилл мне понравился. В общем, я лучше любого ДНК.

— Неужели ты меня так ненавидишь? – усмехнулся Андрей.

— Я? Тебя? Да ни в коем случае! – захохотала Анна, — Но жить с тобой – ни за что на свете! – а потом серьёзно добавила, — И ты, Таня, не ревнуй. Честно, я Андрея никогда и не любила. Так, ошибка молодости. Единственное, за что благодарна – за дочку…

— Ошибка молодости… — горько улыбнулась Таня, — у каждого у нас свои ошибки.

— Ой, ребята, главное дальше друг другу не врать. И ещё. Я подумала… Вот Кирилл отучится, и я заберу их в Москву! – сказала Татьяна, — у меня большая квартира, всем места хватит. Да и другие возможности в Москве. Вы ведь не против?

Андрей и Татьяна были согласны с Анной. Но вот молодые решили жить сами по себе. Пусть пока в съемной квартире, но постепенно обживутся, приобретут свою квартиру. И у них все будет по-другому. Они никогда не расстанутся, и уж точно между ними никогда не будет лжи и недосказанности.