Психология судебных ошибок

Глава 16. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СУДОПРОИЗВОДСТВА

§ 3. Психологические особенности принятия решений судьей

В предыдущей главе были рассмотрены психологические особенности принятия решений юристами в качестве составной части организационно-управленческой подструктуры их профессиональной деятельности.

Свои психологические особенности волеизъявления, процесса выработки, принятия решений имеются и в деятельности юристов, непосредственно участвующих в судопроизводстве. Как известно, окончательное волеизъявление судьи по конкретному делу облекается в особую процессуальную форму, которая предусмотрена в законодательстве в виде конкретных решений по делу, определений, постановлений, наконец, в форме приговора.

Принятие судьей разнообразных решений организационного характера в виде постановлений, определений, например о принятии дела к своему производству, о назначении дня слушания дела, вызове свидетелей и т. п., как правило, не вызывает особых затруднений, поскольку в законе существует определенный порядок (алгоритм) выполнения тех или иных действий (процедур), которые требуется соблюсти в тех или иных ситуациях. Подробно процессуальный порядок принятия таких решений на каждой стадии уголовного, гражданского (арбитражного) процесса содержатся в соответствующих правовых нормах и изучается в уголовно-процессуальном либо в гражданско-процессуальном (арбитражно-процессуальном) праве.

Большая часть таких решений принимается судьями единолично и не вызывает серьезных осложнений в процессе их волеизъявления. Это можно объяснить тем, что процесс поиска правильного решения судьей в подобного рода случаях требует прежде всего активизации вербально-логического мышления, извлекающего из памяти те или иные правовые знания (понятия, категории, нормы и т.п.), с позиций которых оценивается сложившаяся ситуация насколько составные элементы (признаки) этой ситуации соответствуют содержанию конкретной правовой нормы. И в случае их полного соответствия судьей выносится определенное решение, представляющее собой разновидность так называемых рациональных решений, о которых говорилось выше в предыдущей главе.

Весь ход процесса принятия большинства таких единоличных решений на различных стадиях рассмотрения дела, начиная от оценки первичной информации, поступающей к судье, и кончая вынесением определения (постановления), в своей основе имеет тот или иной алгоритм построения логических операций, соблюдение предусмотренных законом процедур, произведя которые, можно прийти к какому-то однозначному выводу и принять решение. Поэтому судебные ошибки организационного, процессуального характера, которые все же встречаются при принятии подобных решений судьями, скорее связаны с их недостаточной квалификацией, нежели со сложностью решаемой задачи.

При принятии групповых решений составом суда, определяющих окончательные результаты рассмотрения то ли гражданского, то ли уголовного дела, роль профессионально значимых психологических факторов, прежде всего интеллекта, мышления судьи, значительно возрастает.

Остановимся несколько подробнее на некоторых из этих психологических факторах Поскольку коллективное принятие решений составом суда представляет особую разновидность совместной профессиональной групповой деятельности, на членов такой, пусть даже весьма специфической группы, на ход их мыслительной деятельности влияют тем не менее те же объективно существующие социально-психологические закономерности межличностного, группового взаимодействия людей.

В этих случаях провозглашенная в законе независимость волеизъявления судей как один из основополагающих принципов осуществления правосудия с психологической точки зрения далеко не всегда может быть реально достижима, поскольку любая — будь-то формальная (в данном случае), либо неформальная — группа функционирует под воздействием объективно существующих социально-психологических закономерностей межличностного взаимодействия, общения членов группы со своим признанным (формальным либо неформальным) лидером. И любой человек, оказавшийся в группе, в психологическом отношении не может быть полностью свободным от влияния на ход его мыслей, на его суждения группового мнения, от внушающего воздействия на него группы, ее лидера (в данном контексте — председательствующего), о чем мы уже говорили выше.

Безусловно, все это оказывает в суде определенное влияние на процесс познания истины, который завершается принятием соответствующего коллективного (группового) решения. Причем, как отмечают некоторые исследователи данной проблемы применительно к судебной деятельности, подобный конформизм при принятии групповых решений (то есть составом суда) обычно бывает выше, когда дело касается сложных вопросов, например, определение виновности подсудимого, и намного ниже при обсуждении более простых вопросов, в частности меры наказания.

Учитывая эти объективно существующие социально-психологические закономерности функционирования группы, стремясь как можно сильнее смягчить их возможное негативное воздействие на членов суда, законодатель предусмотрел целый ряд гарантий, соответствующих правил поведения судей, входящих в состав суда, определенные процедуры в их взаимоотношениях.

Например равенство всех членов суда при решении любых вопросов, возникающих при рассмотрении дела и постановлении приговора, решение всех вопросов по делу простым большинством голосов, объявление председательствующим своего мнения последним, право на особое мнение судьи, не согласившегося с решением большинства (ст .15, 306 УПК РСФСР), обязательный отвод судьи, заинтересованного в деле (ст. 23 УПК РСФСР).

Аналогичные правила предусмотрены и при разрешении гражданско-правовых споров в суде (см.: ст. 16 ГПК РСФСР). Такого же рода гарантии предусмотрены законодателем и при рассмотрении дел с участием коллегии присяжных заседателей.

Безусловно, все эти правила и гарантии в определенной мере направлены на предупреждение судебных ошибок в процессе принятия тех или иных решений судами. Однако, к сожалению, в полной мере они не предотвращают их. И дело здесь вовсе не в отсутствии каких-то дополнительных гарантий, в низкой профессиональной квалификации того или иного судьи, а в тех психических явлениях, которые принято относить к так называемому человеческому фактору. Среди этих психических явлений следует указать на психическую установку, которая играет двойственную, в чем-то даже, если можно так выразиться, коварную роль (негативной роли психической установки мы касались, когда говорили о мыслительной, поисковой деятельности следователя при осмотре места происшествия).

Впервые на нее как на фактор, влияющий на появление судебных ошибок, обратила в 70-х гг. внимание Т.Г. Морщакова. По ее данным, не менее 50% случаев отмены приговоров как не отвечающих требованиям закона (всего было изучено 1803 уголовных дела) в той или иной мере были связаны с обнаруженным ею влиянием «эффекта психической установки» на принятие судьями окончательных решений по уголовным делам.

По мнению Т.Г. Морщаковой, данная закономерность объясняется тем, что «установка предшествует всем, в том числе и познавательным, психическим процессам, влияет на их течение, направляет мышление субъекта в соответствии с определенными условиями, представляя собой готовность к определенной форме реагирования в различных видах деятельности».

Как и в познавательной деятельности следователя, так и в деятельности судей психическая установка, с одной стороны, выполняет положительную функцию, являясь своеобразной «психической гарантией максимальной мобилизации накопленных знаний». Под ее воздействием психические, познавательные процессы человека (восприятие, мышление, внимание и др.) приобретают строго избирательный характер, и вследствие этого каждая новая задача решается субъектом как уже прежде решенные им задачи.

С другой стороны, психическая установка может подталкивать судью к ошибочным выводам и решениям. В подобных случаях психическая установка судьи нередко бывает связана с «психологической значимостью предыдущих решений, состоявшихся по делу», т.е., по существу, с выводами следствия. А это, в свою очередь, по мнению Т.Г. Морщаковой, приводит к тому, что, во-первых, благодаря установке окончательное формирование внутреннего убеждения судьи часто задолго предшествует моменту удаления суда в совещательную комнату. И во-вторых, судья, подсознательно следуя сформировавшейся у него установке, в ходе судебного разбирательства невольно суживает пределы исследования обстоятельств дела, вследствие чего какие-то детали в познавательном плане становятся недоступными для его восприятия. В результате возникает явление, получившее название «субъективной недоступности», о которой говорилось, когда рассматривались психологические особенности проведения обыска следователем.

В ходе исследования механизма воздействия психической установки на мыслительные процессы, на формирование ошибочных решений судьями Т.Г. Морщаковой было выявлено три основные группы судебных работников, допускавших типичные для них ошибки при рассмотрении уголовных дел.

Первую группу составляли лица, которые правильно устанавливали обстоятельства дела, но под влиянием установки о виновности подсудимого, под воздействием обвинительного уклона, несмотря на наличие оснований для вынесения оправдательного приговора, не видели их и подписывали обвинительный приговор. Это как раз те случаи, когда субъект видит новую задачу, но решает ее как старые.

Во вторую группу входили те, кто видел, что достаточные основания для вынесения обвинительного приговора отсутствуют, вследствие чего подсудимый должен быть оправдан, поскольку дополнительных доказательств о его виновности получить невозможно, либо в суде нужно провести дополнительные исследования, чтобы устранить неполноту предварительного следствия. Однако в отношении подсудимого оправдательного вердикта не выносилось, а само дело возвращалось для производства дополнительного расследования.

И наконец, в третьей группе находились те, кто при недостаточной обоснованности обвинения, подтвержденной в судебном заседании, участвовал в вынесении обвинительного приговора. Однако они определяли такую низкую меру наказания, которая явно не соответствовала тяжести содеянного, той мере наказания, назначение которой было бы необходимым, в случае полной доказанности виновности подсудимого. Причем это определялось вовсе не какими-то личностными качествами последнего, а было связано с сомнениями судей относительно недостаточности доказательств виновности подсудимого, т.е. недостаточность доказательств виновности отражалась в чрезмерно мягкой мере наказания.

Какой вывод напрашивается из сказанного? Он достаточно простой: психическая установка сопровождает любую познавательную деятельность человека, в том числе, разумеется, и судебную, оказывая на нее как положительное, так и отрицательное влияние. Психическая установка обычно предшествует решениям, которые принимаются под ее воздействием. Для нейтрализации негативного влияния психической установки необходимо, чтобы она была достаточно гибкой и подвижной. Но это уже во многом зависит от самого человека, от его интеллекта, других качеств личности, которые, если он сам не раскроет в себе, никто за него это не сделает.

Серьезное влияние на появление ошибочных судебных решений помимо психической установки, оказывают также различные психические состояния, которые может испытывать судья, как и любой человек. Среди этих состояний Т.Г. Морщакова в первую очередь обращает внимание на состояние сомнения в момент принятия судьей решения по делу, утомления, психической напряженности (стресса), существенно ослабляющих его познавательную активность, проявление профессионально значимых способностей, опыта.

Состояние сомнения, которое нередко связано с состоянием тревожности (см.: § 2 гл. 5), как правило, является результатом неуверенности судьи при оценке доказательств по делу. Если такое состояние, сопровождающее его интеллектуальную деятельность, не устранено, оно должно послужить основанием для решения тех или иных вопросов в пользу подсудимого.

Возникающие сомнения, колебания при рассмотрении дел различной сложности нередко обостряют, заметно усиливают состояние тревожности, которое у некоторых лиц может приобретать еще большую силу воздействия на их психику, сознание, снижая волевую активность человека, приводя его к неоправданной, крайне выраженной нерешительности в своих выводах и суждениях при принятии решений. Особенно заметно это бывает у лиц психастенического типа с избыточно высоким уровнем тревожности, с ярко выраженными чертами тревожно-мнительного характера, что может рассматриваться в качестве одной из причин, объясняющих недостаточную профессиональную успешность некоторых юристов, появление у них различного рода психосоматических расстройств и заболеваний, связанных с их профессиональной деятельностью.

Поэтому судье необходимо постоянно сохранять на должном уровне самоконтроль за своим эмоциональным состоянием, настроением, поведением, особенно в процессе общения с окружающими его людьми, участниками процесса, с коллегами по работе. Ничто, в том числе и его личностные качества не должны вызывать у граждан сомнений в его объективности, справедливости и беспристрастности в отправлении правосудия.

Психологическое значение последнего слова подсудимого состоит в том, чтобы суд ушел в совещательную комнату под самым последним, непосредственным впечатлением от его доводов, отношения к содеянному, проявленного раскаяния.

Выделение
признаков судебной ошибки помогает
раскрыть ее сущность, чего нельзя сказать
о попытках выделения и классификации
причин судебных ошибок.

Отрицательное
отношение к подобным попыткам складывается
потому, что выделение причин судебных
ошибок сводится к простому перечислению
факторов, способных повлиять на
возникновение ошибки. Попытки же
классифицировать выделенное в принципе
не имеют ни познавательного, ни
практического значения. Термин «причина»,
используемый применительно к факторам,
повлекшим судебную ошибку, вводит и
исследователей, и правоприменителей в
заблуждение, поскольку определенное
явление без достаточных к тому оснований
пытаются представить понятием, имеющим
философские корни. Философская категория
«причина», изучаемая в философии
в совокупности с другой категорией —
«следствие», фиксирует генетическую
связь между явлениями, когда одно явление
(причина) своим действием вызывает
(порождает) другое явление (следствие)
*(59).
Исследователи причин судебных ошибок
эту связь (причина — следствие) разрывают,
а фактически философскую категорию
«причина» низводят до обыденного
уровня и соединяют ее с понятием
«условие».

Устойчивое
словосочетание «причины и условия
судебных ошибок» (сейчас уже трудно
определить, с чьей легкой руки оно вошло
в обиход и при каких обстоятельствах
возникла эта устойчивость — здесь
возможен и субъективный фактор) настолько
утвердилось в юридической литературе,
что большинство авторов, по нашему
мнению, используют его, не задумываясь
о содержательной стороне.

С
лингвистической точки зрения употребление
словосочетания «причины и условия»
более привлекательно, чем употребление
терминов «обстоятельства» или
«факторы» (хотя, в сущности, именно
о них и речь). Но употребивший такое
словосочетание исследователь попадает
в ловушку: он встает перед необходимостью
найти и раскрыть эти причины, а столкнувшись
со множеством факторов, влекущих судебные
ошибки, невольно пытается их упорядочить,
классифицировать. Именно эта деятельность,
на наш взгляд, и является тупиковой.

В
действительности же подход к указанной
проблеме должен быть иным. Начнем с
того, что многообразные явления жизни
не всегда и не везде могут быть поняты
через категорию «причина». Принцип
причинности — исторически первый
универсальный объяснительный принцип
в научном познании. долгое время имела
место абсолютизация объяснительного
статуса принципа причинности. Однако
переход науки к более сложным объектам
обнаружил множество иных, не причинных
зависимостей; освоение наукой различного
рода социальных систем обусловило
формирование новых категорий — «цель»,
«самоорганизация», «прямые и
обратные связи» и др.
*(60)

Все
это указывает на отсутствие необходимости
искать именно причины, поскольку факторы
влияния более разнообразны и не могут
быть полностью сведены к причинным
связям. Поэтому если в поисках причин
судебных ошибок исходить из первоначального
философского понятия причины как
категории, то база исследования сузится
— не все факторы, влекущие судебные
ошибки, могут быть определены как
причины. Если же причинами называть все
факторы, влекущие судебные ошибки, тогда
следует освободиться от «философских
корней» и оговаривать, что используется
только термин, ничего общего с философской
категорией не имеющий. Последний вариант,
возможно, покажется удобным, но с научной,
познавательной точки зрения он должен
быть отвергнут, поскольку ведет к
заблуждениям.

Одним
из таких заблуждений, как было сказано
выше, являются попытки классифицировать
причины судебных ошибок либо
классифицировать и причины, и условия
судебных ошибок.

Любая
классификация является способом познания
конкретного явления, помогает раскрыть
его сущность. Примером может служить
известная в гражданском процессуальном
праве классификация доказательств.
Такая классификация имеет не только
познавательное, но и практическое
значение: так и выделение косвенных
доказательств помогает выработать
правила их использования.

В
познавательном и практическом значениях
классификации причин (и условий) судебных
ошибок следует усомниться. Такая
классификация либо надуманна, либо
сводится к простому перечислению причин,
результатом которого становятся
неконкретные и неисчерпывающие перечни.

Причины
судебных ошибок в литературе обычно
сводят к объективным и субъективным.
Так, А.С. Грицанов все причины ошибок
подразделял на две группы: причины, не
связанные с личностью судьи (т.е.
объективные), и причины субъективного
характера. К первой группе он относил
наличие подготовки к судебному заседанию,
качество проведенного судебного
разбирательства, совершенствование
материальных законов и условия работы
судей; ко второй — юридическую и
профессиональную подготовку судьи, его
профессиональные качества, уровень
правосознания и общей культуры,
психологическую подготовку
*(61).
И.М. Зайцев, напротив, причины судебных
ошибок видел главным образом в личностном
начале, полагал, что причины эти
субъективны. Другие факторы тоже
оказывают воздействие, но их роль
настолько незначительна, что можно либо
пренебречь ими в практической деятельности,
либо отнести их к условиям совершения
ошибок
*(62).
Причинами судебных ошибок И.М. Зайцев
считает: недостаточную юридическую
квалификацию судей; недобросовестное
отношение к выполнению служебных
обязанностей; совершение судьями
преступных действий. Первопричины
судебных ошибок, по его мнению, находятся
за пределами судопроизводства и имеют
непроцессуальный характер. Кроме того,
автор настаивает на важности отграничения
причин судебных ошибок от условий,
которые более многочисленны, связаны
с судебным познанием, судебным
правоприменением, организацией работы
суда, общими условиями жизнедеятельности
судей
*(63).

В
современных исследованиях авторы,
отмечая разнообразие представленных
в различных источниках причин судебных
ошибок, все же предлагают свести их к
двум группам: обстоятельствам субъективного
характера и обстоятельствам, имеющим
объективный характер
*(64).
Другие авторы сосредотачиваются в
работах на отдельных факторах, влекущих
судебные ошибки, — проблемах подготовки
судьи-профессионала и отбора кандидатов
на должность судьи
*(65)
(что отмечается как фактор субъективный)
или проблемах действующего законодательства,
применяемого судьями, и отвлечения их
на выполнение не свойственных правосудию
функций
*(66)
(объективные факторы). Г.А. Жилин,
отстаивающий узкий подход к определению
сущности судебной ошибки, выделяет в
качестве причин судебных ошибок проблемы
в профессиональной подготовке и
недостаточный опыт работы судьи;
недостатки в сфере индивидуальных
психологических свойств личности судьи;
небрежность и упущения в работе
*(67).
Таким образом, он выделяет именно
субъективные факторы.

Оценивая
упомянутые исследования, следует
отметить, что ни одно из них не создает
цельной картины затронутой проблемы.
Каждый исследователь может иметь
собственный взгляд на эту проблему, и
каждый будет прав и неправ одновременно:
прав, поскольку укажет на конкретные,
имеющие место факторы, действительно
влекущие судебные ошибки; неправ,
поскольку на отдельных примерах будет
пытаться построить единую конструкцию,
применимую для всех без исключения
рассматриваемых судом дел. Между тем
любое рассматриваемое судом дело
независимо от его сложности сугубо
индивидуально, требует индивидуального
подхода.

Непродуктивными
следует признать и попытки отграничения
причин судебных ошибок от условий их
совершения. В этих случаях авторы опять
же берутся за классификацию, однако в
итоге не могут дать ни четкого разделения
понятий, ни выстроить имеющую практическое
либо познавательное значение систему.
Это особенно показательно демонстрируют
конкретные диссертационные исследования.

Е.Г.
Тришина предлагает причины судебных
ошибок подразделять на основные и
второстепенные, или причины первого и
второго порядка. Основную причину автор
определяет как причину, «которая при
определенном условии или условиях с
необходимостью
(выделено мною. — Л.Т.) порождает судебную
ошибку». Второстепенная причина —
«такое обстоятельство, которое при
определенных условиях лишь может
породить негативные последствия»
*(68).
В указанном разделении уже заложено
противоречие, поскольку сама же Е.Г.
Тришина причины всех судебных ошибок
определила как «обстоятельства, с
неизбежностью порождающие отрицательные
последствия при определенных условиях»
*(69).
Таким образом, определение причин
судебных ошибок в целом и определение
основной причины совпадают. В этом
случае получается, что обстоятельства,
выделенные в классификации как
второстепенные причины, в качестве
причин вообще рассматриваться не могут,
поскольку не подпадают под общее
определение причин судебных ошибок,
самим автором и предложенное.

Основные
причины судебных ошибок Е.Г. Тришина
предлагает подразделять на субъективные
и объективные. К субъективным она относит
недостаточный уровень образования,
профессиональной подготовки; халатное,
безответственное отношение к служебным
обязанностям; злоупотребление должностным
положением и др.; к объективным причинам
— противодействие и осложнение деятельности
судей юридически и фактически
заинтересованными лицами; противоречивость,
неясность и громоздкость действующего
законодательства и др. Второстепенные
причины Е.Г. Тришина не подвергает
внутренней классификации, а лишь
перечисляет их: сложность установления
истины, односторонность и неполнота
доказательств, сложный процесс логического
вывода и др.
*(70)

Обратим
внимание, что все предложенные автором
перечни приблизительные по характеру
и открытые (неисчерпывающие). При этом
автор не предлагает какой-либо сущностной
характеристики, объясняющей, почему
одни факторы отнесены к основным
причинам, другие — к второстепенным,
почему одни из основных причин названы
субъективными, другие — объективными.
А такие сущностные характеристики (при
заявленной важности классификации
причин) совершенно необходимы. Поскольку
перечни, предложенные Е.Г. Тришиной, —
открытые, то при необходимости отнести
фактор, прямо не названный в перечне, к
тому или иному виду причин судебных
ошибок правоприменитель столкнется с
вопросом: каким критерием при этом
следует руководствоваться?

Кроме
того, само распределение факторов по
классификационной схеме тоже вызывает
возражения. Как уже было указано,
односторонность и неполноту доказательств
Е.Г. Тришина относит к второстепенным
причинам. Но такой дефект доказательств
в равной мере может образоваться как
вследствие халатного отношения к
служебным обязанностям (то, что автор
определил в своей классификации как
основную и субъективную причину), так
и вследствие противодействия судье со
стороны заинтересованных лиц (то, что
классифицировано как причина основная
и объективная). Налицо неоднозначные,
зависящие исключительно от характера
конкретного дела причинно-следственные
связи факторов, укладывать которые в
жесткие схемы в принципе нецелесообразно.
Тем не менее Е.Г. Тришина предлагает
классифицировать не только причины, но
и условия совершения судебных ошибок,
и также выделить основные и дополнительные
*(71).
В основу этой классификации также
положены неисчерпывающие перечни,
отсутствуют сущностные характеристики,
которые позволили бы прямо не указанные
в перечнях факторы классифицировать
на основные и дополнительные. Не
предложены также сущностные характеристики,
позволяющие разграничить причины и
условия. В связи с этим некоторые моменты
вызывают недоумение: почему, к примеру,
профессиональная самоуверенность
отнесена к дополнительным условиям, а
не к субъективным причинам судебных
ошибок? Недоумение вызывает и отсутствие
анализа конкретных условий судебных
ошибок, пусть даже выборочного и
фрагментарного, как это сделано в
отношении некоторых причин судебных
ошибок.

Вероятно,
Е.Г. Тришина чувствует уязвимость своей
позиции, иначе никак нельзя объяснить
ее парадоксальный и из предшествующих
рассуждений, казалось бы, не вытекающий
вывод. Автор приходит к выводу не о
взаимозаменяемости причин и условий,
не о возможности перехода причины в
условие и наоборот, а о том, что «меняться
местами могут сами причины и условия
между собой, т.е. основная причина может
стать второстепенной, а дополнительное
условие может стать основным, и наоборот»
*(72).

Если
же причины и условия могут меняться
местами, то в чем тогда смысл их выделения
и классификации? Здесь не усматривается
ни познавательного, ни практического
значения. Любая попытка практической
реализации выводов о разделенных
причинах и условиях приведет к
недоразумениям.

Например,
Б.В. Красильников называет несовершенство
законодательства условием совершения
судебных ошибок и определяет, в каких
формах это несовершенство проявляется:
нечеткость формулировки; противоречие
нормативным актам, имеющим равную или
большую юридическую силу; пробел в
законодательстве; несоответствие
требований нормы условиям реальности.
Однако далее все выделяемые формы
проявления несовершенства законодательства
он подразделяет на причины и условия,
при этом нечеткость формулировок у него
— условие совершения судебных ошибок,
а все остальные названные формы — причина
*(73).
Такая позиция вызывает недоумение.
Несовершенство законодательства автор
изначально отнес к условиям совершения
судебных ошибок. Почему же три из четырех
форм такого несовершенства он затем
классифицирует как причины совершения
судебных ошибок? Налицо утрата
провозглашенного самим же автором
классификационного критерия, при котором
«причина с необходимостью порождает
следствие только при наличии определенных
условий»
*(74).

Путаница
в понятиях происходит от того, что авторы
задаются целью создать общую конструкцию,
между тем как любое судебное дело —
индивидуально. Провозглашение важности
отделения причин от условий и необходимости
классификации причин и условий вступает
в противоречие с реальным результатом
такого разграничения и классификации.
При конструировании общей схемы путаница
и смешение понятий неизбежны. Сказанное
не означает, что отсутствуют факторы,
вызвавшие судебную ошибку. Они имеются,
только в каждом конкретном деле они
индивидуальны. Для каждого дела, где
допущена судебная ошибка, сложится своя
уникальная ситуация, исходя из которой
можно будет определить, какие факторы
эту ошибку повлекли.

Не
следует забывать о том, что судебная
ошибка представляет собой недостижение
целей судебной деятельности и возникает
только при принятии итогового судебного
акта. Классификаторы причин судебных
ошибок видят их слишком широко, понимая
под судебными ошибками любые неправильности,
чем делают задачу классификации еще
более трудной: при этом нужно
классифицировать бесконечное число
факторов.

Личный
опыт автора, неоднократно принимавшего
участие в обобщении судебной практики
в судах Омской области, свидетельствует
о том, что при выявлении факторов,
порождающих судебные ошибки, к каждому
судебному делу следует подходить
индивидуально, каждое судебное дело
следует отдельно изучать, не укладывая
его в заранее заготовленные абстрактные
и обобщенные схемы. Сначала обнаружится
повторяемость, потом выявится тенденция.
Движение от частного к общему, «снизу»,
когда конкретные дела впоследствии
группируются в зависимости от выявленных
погрешностей в судебной деятельности,
помогает реально обобщать сложившуюся
практику и выявлять тенденции. В
большинстве судебных дел допущенные
нарушения индивидуальны и не могут быть
подвергнуты обобщению. Большинство
таких нарушений, кроме того, не является
судебными ошибками.

При
знакомстве с делами, рассмотренными
судами Омской области, автором были
выявлены два типа повторяющихся
нарушений: необоснованный переход к
заочному производству; неправильное
определение состава лиц, участвующих
в деле, и их процессуального положения
в делах с участием несовершеннолетних.

Необоснованный
переход к заочному производству связан
с неправильным применением ч. 1 ст. 233
ГПК РФ. Однако выявленная тенденция не
означает, во-первых, что во всех случаях
имели место именно судебные ошибки, а
во-вторых, что факторы, повлекшие судебные
ошибки, — одинаковы.

Например,
по одному из дел иск был заявлен ОАО
«Омский аэропорт» к ответчикам
Ишалову, Бородаенко, Токареву и
Огородникову
*(75).
В судебное заседание не явились все
четверо ответчиков, но у двоих в деле
были заявления о рассмотрении дела в
их отсутствие, а со стороны двух других
(Ишалова и Токарева) присутствовали
представители.

В
такой ситуации не было оснований выносить
заочное решение. Вместе с тем неправильное
применение судом нормы процессуального
права в данном случае нельзя рассматривать
как судебную ошибку — оно не привело и
не могло привести к неправильному
разрешению дела. Нет здесь и безусловного
основания к отмене, когда дело
рассматривается судом в отсутствие
кого-либо из лиц, участвующих в деле, не
извещенных о времени и месте судебного
разбирательства (п. 2 ч. 2 ст. 364 ГПК РФ),
поскольку ответчики по делу были
надлежащим образом извещены. Уверенно
говорить об отсутствии в данной ситуации
судебной ошибки позволяет именно
индивидуальный подход к делу. Иск ОАО
«Омский аэропорт» представляет
собой один из регреcсных исков, которые
начиная с 1985 г. предъявляются к ответчикам,
признанным по приговору суда виновными
в авиакатастрофе в Омском аэропорту 11
октября 1984 г. пассажирского самолета,
повлекшей гибель пассажиров, экипажа,
материальный ущерб. ОАО «Омский
аэропорт» выплачивает периодические
платежи потерпевшим и регулярно
обращается с регресcными исками к
непосредственным виновникам авиакатастрофы.
Ни для кого из участников правоотношения
ничего нового исходная ситуация не
содержит. Ответчики представляют
документы о размере доходов, на основании
которых просят снизить размер взыскиваемой
суммы. В личной явке в суд они уже давно
не заинтересованы, так как знают
обстоятельства дела и уверены, что их
материальное положение при вынесении
решения будет учтено. Отсутствие
ответчиков в судебном заседании по
такому делу само по себе не повлечет
судебной ошибки. Хотя в другом деле, где
подобных обстоятельств не было бы,
фактор отсутствия ответчика (ответчиков)
мог бы означать, что правосудие не
достигло цели и совершена судебная
ошибка. Вот почему бесполезны клише и
заранее сформулированные схемы причин
и условий судебных ошибок. То, что
теоретически должно ошибку вызвать, ее
не вызывает, и, наоборот, не учтенный в
схеме фактор может повлечь судебную
ошибку. Только индивидуальный подход
к упомянутому делу позволяет сделать
вывод: процессуальные нарушения по делу
были, но не было судебной ошибки.

В
другом деле, по которому также выносилось
заочное решение, обстоятельства сложились
несколько иначе. Новиков, управляя
автомобилем, принадлежащим Семенову,
в интересах которого он выполнял работу
по гражданско-правовому договору,
допустил наезд на пешехода Новокшенову,
последняя в результате ДТП скончалась.
Новиков был осужден к лишению свободы.
Муж погибшей (инвалид) в интересах
малолетнего ребенка предъявил иск к
Новикову и Семенову как солидарным
ответчикам о возмещении вреда лицу,
потерявшему кормильца
*(76).
В исковом заявлении местом нахождения
Новикова было названо место, где он
отбывал наказание, а место жительства
Семенова было указано неправильно.
Новикову ни исковое заявление, ни
повестку вручить не смогли, так как к
тому времени он уже освободился, а
повестка, направленная Семенову,
вернулась с отметкой «не проживает».
При таких условиях заочное решение
нельзя было выносить, поскольку не было
соблюдено одно из условий — надлежащее
извещение. К тому же в силу ч. 1 ст. 1079 ГК
РФ в данном случае в качестве ответчика
необходимо было привлечь только Новикова,
что полностью соответствовало
установленному статьей понятию «владелец
источника повышенной опасности». Суд
допустил сразу два нарушения: рассмотрел
дело в отсутствие ответчика, не извещенного
надлежащим образом о времени и месте
судебного заседания, и привлек в качестве
одного из ответчиков ненадлежащее лицо.
Налицо судебная ошибка, так как цели
судопроизводства не достигнуты, судебная
защита не состоялась. При исполнении
этого ошибочного решения место жительства
Семенова как должника по исполнительному
производству было установлено. Поскольку
о состоявшемся судебном решении он
узнает только от судебных приставов,
то подает в суд, вынесший заочное решение,
заявление о его отмене с ходатайством
о восстановлении срока подачи заявления.
Судья удовлетворяет заявление и отменяет
свое заочное решение. Одну из своих
прежних ошибок при новом разбирательстве
судья устраняет: он признает надлежащим
ответчиком Новикова и именно в отношении
него выносит решение. В судебном заседании
при этом участвовал Семенов; места
жительства Новикова после освобождения
так и не установили, копии искового
заявления, извещения о месте и времени
рассмотрения дела ему не вручали. Тем
не менее суд вынес в отношении него
решение, причем снова заочное. В данном
случае вновь налицо судебная ошибка,
правосудие не достигло цели, ведь
ответчик был лишен возможности участвовать
в рассмотрении дела и повлиять на
характер решения. Несмотря на установленную
приговором вину, Новиков мог оспаривать
размер предъявленных к нему требований,
сложившихся из материального и морального
вреда. Выявить судебную ошибку помог
именно индивидуальный подход к делу.
Приведенное выше дело по иску ОАО «Омский
аэропорт» тоже имело в основе приговор
суда по уголовному делу, но отсутствие
ответчиков в судебном заседании к ошибке
не привело.

Приведенные
дела использованы как иллюстрация к
тезису о том, что на окончательный
результат по делу влияет множество
факторов, но в то же время одни и те же
факторы могут либо оказывать, либо не
оказывать влияние на конечный результат.
При этом повторяемость нарушений в
конкретной сфере не означает, что все
они — судебные ошибки.

Индивидуальный
подход к каждому делу позволяет вычленить
повторяющиеся нарушения, и они становятся
пригодными к качественному обобщению.
Обобщение же позволяет не только
устранить ошибку в конкретном деле, но
и путем публикаций, издания постановлений
Пленума, проведения учебы судей вести
профилактику судебных ошибок, оказавшихся
типичными.

Например,
при обобщении автором дел о возмещении
вреда, рассмотренных судами Омской
области, выявилась типичная ошибка,
связанная с неправильным определением
состава лиц, участвующих в деле, и
процессуального положения каждого из
них. Все указанные ошибки были допущены
при рассмотрении дел с участием
несовершеннолетних. Согласно ст. 1074 ГК
РФ несовершеннолетний, достигший 14 лет,
сам отвечает за причиненный вред. Он
вправе лично защищать свои права в суде,
однако суд обязан привлечь к участию в
таких делах его законных представителей
(ч. 4 ст. 37 ГПК РФ). Права несовершеннолетних
в возрасте до 14 лет защищают в судебном
процессе их законные представители,
однако суд обязан привлекать к участию
в таких делах и самих несовершеннолетних
(ч. 3 ст. 37 ГПК РФ). Необходимо привлекать
обоих родителей, поскольку в соответствии
со ст. 61 Семейного кодекса РФ родители
имеют равные права и несут равные
обязанности в отношении своих детей.

Неправильное
понимание судьями зависимости между
нормами материального и нормами
процессуального права, влияния
материального правоотношения на состав
участников и их процессуальное положение
привело к судебным ошибкам сразу в
нескольких делах.

По
одному из них в качестве ответчика была
привлечена только одна из несовершеннолетних
(17 лет), хотя из приговора суда, приобщенного
к делу, усматривалось, что преступление
она совершила совместно с младшей
сестрой, освобожденной от уголовной
ответственности за недостижением
возраста
*(77).

Основанием
для возбуждения другого дела о возмещении
вреда послужил факт избиения 15-летним
подростком мальчика 13 лет. Иск был
предъявлен отцом потерпевшего, последний
к участию в деле не привлекался, мать
потерпевшего была привлечена как третье
лицо без самостоятельных требований
на стороне истца. В качестве ответчиков
привлечены оба родителя правонарушителя,
а последний привлечен как третье лицо
на стороне ответчиков. При рассмотрении
дела по иску отца 15-летнего мальчика
(пострадавшего в ДТП) суд привлекает
подростка в качестве третьего лица,
мать пострадавшего — тоже как третье
лицо. Аналогичные нарушения допущены
этим же судом при рассмотрении других
дел
*(78).
Иногда неправильно определяются
участники с обеих сторон: иск заявлен
отцом 15-летней потерпевшей, которая
вообще к участию в деле не привлекалась;
не привлечен к участию в деле и 15-летний
виновник происшествия
*(79).

Повторяемость
названных ошибок позволяет говорить о
тенденции допущения судебных ошибок
во всех перечисленных случаях. Типичная
ошибка выявилась не потому, что у автора
была заранее разработанная схема, а
потому, что она двигалась снизу, от
каждого конкретного дела; обобщение
этих дел позволило выявить повторяемость
нарушений, связанных с неправильным
определением субъектного состава в
делах с участием несовершеннолетних.

Фактором,
повлекшим судебные ошибки, в этом случае
является неправильное понимание
механизма действия норм материального
и процессуального права в их совокупности
при рассмотрении дел, где ущерб причинен
несовершеннолетними лицами.

Несмотря
на то что выявленные ошибки повторялись,
они не утратили индивидуальных свойств.
В одном из дел это было неправильное
понимание зависимости действий суда,
рассматривающего гражданское дело
(ответчицей была только осужденная
девушка), от результата рассмотрения
дела уголовного. В другом случае 15-летние
подростки не привлекались к участию
как истцы или ответчики соответственно,
но здесь влияние оказывает, на наш
взгляд, переход от Гражданского
процессуального кодекса 1964 г. (возрастная
граница ст. 32 ГПК РСФСР как раз и была
установлена в 15 лет) к ГПК РФ 2002 г. — дела
рассматривались в переходный период.
Таким образом, единый фактор — неправильное
понимание механизма взаимодействия
норм материального и процессуального
права — неоднороден. Это означает, что
в каждом деле (а в наших примерах — и в
тех делах, где, казалось бы, выявлена
типичная ошибка) совокупность факторов,
повлекших судебную ошибку, будет
индивидуальной. Стало быть, если и есть
смысл выделять причины и условия,
классифицировать их, то необходимо
осуществлять это применительно к
конкретному делу.

Попытки
создать универсальную модель приводят
лишь к тому, что появляются неисчерпывающие
перечни факторов влияния, не устраняющие
изначальную «спорность» вопроса
о том, относить ли фактор к причинам или
условиям и каково его место в системе
классификационных критериев.

На
наш взгляд, следует отказаться от поиска
именно причин судебных ошибок, поскольку
данный термин неудачен. Попытка выделения
именно причин создает иллюзию, что
судебные ошибки можно искоренить раз
и навсегда, стоит только путем отделения
причин от условий, путем создания точной
классификации эти самые причины
установить. Создается иллюзия, что
выявление причины и ее устранение
приведут к ликвидации судебных ошибок.
Между тем судебные ошибки неизбежны, и
можно говорить лишь о минимизации их
количества и системе их эффективного
устранения. С точки зрения этой
практической цели имеет смысл говорить
не о причинах судебных ошибок, а о
факторах, их порождающих, причем для
каждого конкретного дела.

Предложение
заменить термин «причины судебных
ошибок» термином «факторы, вызывающие
судебные ошибки», уместно потому, что
термин «фактор» своей универсальностью
поглощает и то, что в настоящее время
пытаются назвать «причинами», и
то, что пытаются выделить как «условия».
В такой замене нет игры слов или словесной
перелицовки, но в то же время нет и
введения новой категории либо нового
процессуального института, поскольку
явление, требующее своего обозначения,
существует. В настоящее время это
явление, будучи обозначенным двумя
терминами («причины и условия»),
создает иллюзию нескольких составляющих.
Исследователи пытаются вычленить эти
составляющие, упорядочить их и
классифицировать. Выше на конкретных
примерах (подробное представление
диссертационных исследований и конкретных
судебных дел) показана бесперспективность
подобного пути. Представляется, что в
данном случае сложилась уникальная
ситуация: однажды выбранные и явно
неудачные термины довлеют над содержанием
явления. Поэтому и предлагается удалить
из юридического обихода два термина,
груз которых заставляет искать пути
решения несуществующих проблем (напр.,
«проблем» классификации причин и
условий).

Не так давно меня пригласили выступить на Ковалевских чтениях в Екатеринбурге. Это мероприятие  в основном посвящено проблемам уголовного права, но была и общая панель, посвященная судебным ошибкам. Тема моего выступления была такая: почему судьи арбитражных судов допускают ошибки при разрешении дел.

Ниже — текст моего выступления, переданный очень близко к тому, что я говорил. Автор текста — Екатерина Стихина 

За приглашение участвовать в таком интересном мероприятии — большое спасибо Denis Puchkov.

* * *

— Семь лет своей жизни я провел в судебной системе, работал в аппарате Высшего арбитражного суда, не понаслышке знаю судейский корпус и вправе рассуждать о причинах судебных ошибок, которые допускают в арбитражных судах при рассмотрении гражданских споров. Для себя я выделяю пять ключевых причин появления судебных ошибок, которые потом обсуждаются в вышестоящих инстанциях.

Первая: к сожалению, правила Арбитражного процессуального кодекса требуют, чтобы суд огласил резолютивную часть судебного акта сразу после окончания слушаний. То есть стороны выступили, суд удаляется в совещательную комнату, потом выходит и провозглашает резолютивку. После этого суд должен в течение некоторого времени — которое установлено кодексом — написать полный текст судебного акта. Раньше я довольно часто слышал от коллег-судей, что дел у них очень много, а времени мало. За день, например, нужно рассмотреть 15 больших сложных споров.  

Я успеваю полистать дело, у меня сложилось какое-то первое впечатление о нем, потом послушал стороны, удалился в совещательную сторону, вынес решение, огласил, — говорили судьи. — Начал отписывать решение, погрузился подробнее в детали, изучил документы… Черт! Я неправильно решил дело! Провозгласил неверное решение! Надо было отказывать в иске, а я его удовлетворил.  

Можно ли упрекать судью в такой ошибке? Я думаю, нет. Это общий порок того, как устроено рассмотрение гражданских споров в России. Дел слишком много, судей мало, нагрузка на них чересчур большая. Кроме того, к огромному сожалению, процессуальные кодексы устанавливают краткие и неоправданные сроки для рассмотрения дел, в течение которых суд должен вынести решение. Это вообще стилистическая особенность именно российского гражданского процесса — устанавливать сроки для рассмотрения дел. А ведь хорошее правосудие не может быть быстрым. И уж тем более хорошее правосудие не может быть поставлено в жесткие рамки процессуальных сроков для рассмотрения дел.

То есть первую проблему можно эффективно решить, отказавшись от принципа обязательности оглашения судебного акта незамедлительно после окончания слушаний. Судье нужно дать время подумать, почитать, походить, возможно, пообсуждать с коллегами те правовые вопросы, над которыми он рассуждает.  

Вторая причина ошибок связана с тем, что многие судьи, которые рассматривают гражданские дела, не всегда осознают отличия стандартов доказывания, которые есть в гражданском процессе и в уголовном. Так, уголовный процесс основан на стандарте доказывания «Вне всяких разумных сомнений». То есть не должно остаться никаких сомнений в том, что подсудимый виновен.

В гражданском процессе стандарт доказывания совсем другой — «Баланс вероятности». То есть скорее был факт, чем его скорее не было. Скорее да, чем скорее нет. Скорее директор действительно подписал этот договор, чем скорее не подписывал. Скорее товар был передан, чем не был.

Мы видим огромную проблему в том, что судьи, которые разбирают гражданские дела, допускают смешение стандартов доказывания. И в первую очередь — в делах о взыскании убытков. Наша судебная практика на протяжении полутора десятков лет пришла к тому, что стандарт доказывания в делах о взыскании убытков был, по сути, задран до того же стандарта, что используется в уголовных делах. Итог очень простой: истец никогда не может доказать убытки. И получается, что самый главный иск в арбитражном суде, иск кредитора о возмещении причиненных ему убытков, — практически проигрышная история. 

Если посмотреть судебную статистику по спорам о взыскании убытков, особенно на их удовлетворяемость, она смехотворна! Такого не может быть в нормальном развитом правопорядке.  

Третья причина судебных ошибок — это относительно невысокая культура структурирования судебных текстов. Как устроено решение по гражданскому делу сегодня в России: это, как правило, сплошной текст. В лучшем случае мы увидим разделение на абзацы, но никаких частей типа «позиция истца», «позиция ответчика», «позиция суда».

Если мы возьмем, например, акты вышестоящих судебных инстанций, то тоже не увидим деления на блоки: позиция нижестоящего суда; причины, по которым вышестоящий суд не согласился с нижестоящим. Суды просто вываливают на нас сплошной текст на 10-15-20-30 страниц, в котором нет элементарной культуры письменной речи — разделения на смысловые блоки!

А когда ты пишешь такой текст, то ошибиться намного легче. Проще пропустить какие-то аргументы, которые были выдвинуты стороной, замолчать их. И наоборот: если в тексте вы указываете: «У истца было пять аргументов», и дальше, как судья, анализируете: «Первый не подходит потому-то, второй отклоняется по такой причине», то вероятность ошибки намного меньше.

Мы до сих пор не научились писать судебные акты правильно и красиво, и это, в том числе, порождает то, что судьи невнимательно относятся к аргументам сторон, просто иногда замалчивают их, и поэтому допускают ошибки. 

Четвертая причина тоже связана с культурой письменной речи, а именно, с культурой написания судебных актов с содержательной стороны.

К огромному сожалению, суды боятся открытых рассуждений. Очень редко когда судья имеет смелость написать: «Свидетель такой-то сказал то-то, но я ему не доверяю, потому что он нервничал, у него бегали глаза. Поэтому те показания, что он дал, скорее всего, недостоверны». Наши судьи не пишут судебные акты от первого лица — я.

Такая деперсонализация, деидентификация судебных актов просто приводит к тому, что судья отстраняется от результата своего творчества, своего детища, и не так тщательно относится к тому, как этот акт будет выглядеть, как будут воспринимать его читатели. (Например, я когда пишу решения по делам, где я выступаю в качестве арбитра, я всегда пишу текст от первого лица «я полагаю», «мне представляется», «меня не убедило» и т.д.).

Давайте возьмем средний акт по гражданскому делу! Что это такое? Это изложение обстоятельств дела, дальше вы увидите 10-15 абзацев, где будут просто процитированы нормы Гражданского кодекса. Например, «в соответствии со статьей 309 ГК РФ, обязательства должны исполняться надлежащим образом». Как будто мы не знаем, что написано в статье 309 ГК! Зачем это писать? Какой смысл в простом цитировании нормативных актов?  

И мы видим пулеметную очередь из абзацев-цитат законов и дальше: «На основании изложенного суд решил». А где логика? Где рассуждения? Как мы поймем, что суд действительно вывел из неких законоположений какое-то умозаключение? 

Есть исключения из этого правила, конечно. Но, к сожалению, подавляющее большинство текстов, которые сегодня выносят суды по гражданским спорам, на мой взгляд, не очень убедительны.   

И последняя причина ошибок, которые могу допускать судьи, кроется в принципе рекрутинга судейского корпуса.

Не секрет, что основной источник пополнения штата судей в арбитражных судах — это помощники, бывшие секретари судебных заседаний. И, по большому счету, карьера судьи такова: секретарь — помощник — судья. При рекрутинге судей очень опасливо относятся к юристам, которые пришли извне, не работавшим в судебной системе. Мне, например, неизвестны случаи, когда судьями арбитражных судов становились люди, имеющие за плечами практический опыт работы юрисконсультами или адвокатами.

Я не хочу сказать, что помощники судей как судьи хуже, чем бывшие адвокаты. Я хочу просто подчеркнуть: когда карьерная лестница, по которой человек пришел к должности судьи и надел мантию, не содержит в себе опыта практической юриспруденции, такому судье при рассмотрении коммерческих споров будет сложно. Ведь он не знает коммерческой жизни.  

При том что в спорах, которые рассматриваются в арбитражных судах, поднимаются сложнейшие вопросы, связанные с банкротством, с привлечением к субсидиарной ответственности лиц, которые довели компанию до несостоятельности. С оспариванием сделок, с привлечением к ответственности директоров, которые действуют во вред интересам компаний. На мой взгляд, крайне тяжело разрешать такие споры правильно, если у тебя нет практического бэкграунда. 

Если ты не знаешь бизнес-жизнь изнутри, ее изнанку, не имеешь представления, принято ли в бизнесе делать то, что делал директор, можно ли совершать такие сделки в тех условиях, в каких находился он, как ты можешь выносить суждение о том, действительно ли глава компании действовал против ее интересов?! 

Поэтому, к огромному сожалению, ошибки в делах, связанных с непременным наличием бизнес-опыта у того, кто рассматривает спор, завязаны на технологию формирования судейского корпуса. А она сегодня является в России доминирующей. 

Материал написан на основе выступления на XVI Международной научно-практической конференции «Ковалевские чтения». http://ekb.dk.ru/news/pyat-prichin-strashnyh-oshibok-sudey-v-arbitrazhah-pochemu-vy-nikogda-ne-dokazhete-svoi-ubytki-237118065?fbclid=IwAR2vVi5ZT-g0YXhSXDN5K7jPbnW6BZvS6MnjTZKkNsk3ihRkXss6xMqFMZY

Хрестоматия по юридической психологии. Особенная часть.
ПСИХОЛОГИЯ СУДЕБНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Не так давно меня пригласили выступить на Ковалевских чтениях в Екатеринбурге. Это мероприятие  в основном посвящено проблемам уголовного права, но была и общая панель, посвященная судебным ошибкам. Тема моего выступления была такая: почему судьи арбитражных судов допускают ошибки при разрешении дел.

Ниже — текст моего выступления, переданный очень близко к тому, что я говорил. Автор текста — Екатерина Стихина 

За приглашение участвовать в таком интересном мероприятии — большое спасибо Denis Puchkov.

* * *

— Семь лет своей жизни я провел в судебной системе, работал в аппарате Высшего арбитражного суда, не понаслышке знаю судейский корпус и вправе рассуждать о причинах судебных ошибок, которые допускают в арбитражных судах при рассмотрении гражданских споров. Для себя я выделяю пять ключевых причин появления судебных ошибок, которые потом обсуждаются в вышестоящих инстанциях.

Первая: к сожалению, правила Арбитражного процессуального кодекса требуют, чтобы суд огласил резолютивную часть судебного акта сразу после окончания слушаний. То есть стороны выступили, суд удаляется в совещательную комнату, потом выходит и провозглашает резолютивку. После этого суд должен в течение некоторого времени — которое установлено кодексом — написать полный текст судебного акта. Раньше я довольно часто слышал от коллег-судей, что дел у них очень много, а времени мало. За день, например, нужно рассмотреть 15 больших сложных споров.  

Я успеваю полистать дело, у меня сложилось какое-то первое впечатление о нем, потом послушал стороны, удалился в совещательную сторону, вынес решение, огласил, — говорили судьи. — Начал отписывать решение, погрузился подробнее в детали, изучил документы… Черт! Я неправильно решил дело! Провозгласил неверное решение! Надо было отказывать в иске, а я его удовлетворил.  

Можно ли упрекать судью в такой ошибке? Я думаю, нет. Это общий порок того, как устроено рассмотрение гражданских споров в России. Дел слишком много, судей мало, нагрузка на них чересчур большая. Кроме того, к огромному сожалению, процессуальные кодексы устанавливают краткие и неоправданные сроки для рассмотрения дел, в течение которых суд должен вынести решение. Это вообще стилистическая особенность именно российского гражданского процесса — устанавливать сроки для рассмотрения дел. А ведь хорошее правосудие не может быть быстрым. И уж тем более хорошее правосудие не может быть поставлено в жесткие рамки процессуальных сроков для рассмотрения дел.

То есть первую проблему можно эффективно решить, отказавшись от принципа обязательности оглашения судебного акта незамедлительно после окончания слушаний. Судье нужно дать время подумать, почитать, походить, возможно, пообсуждать с коллегами те правовые вопросы, над которыми он рассуждает.  

Вторая причина ошибок связана с тем, что многие судьи, которые рассматривают гражданские дела, не всегда осознают отличия стандартов доказывания, которые есть в гражданском процессе и в уголовном. Так, уголовный процесс основан на стандарте доказывания «Вне всяких разумных сомнений». То есть не должно остаться никаких сомнений в том, что подсудимый виновен.

В гражданском процессе стандарт доказывания совсем другой — «Баланс вероятности». То есть скорее был факт, чем его скорее не было. Скорее да, чем скорее нет. Скорее директор действительно подписал этот договор, чем скорее не подписывал. Скорее товар был передан, чем не был.

Мы видим огромную проблему в том, что судьи, которые разбирают гражданские дела, допускают смешение стандартов доказывания. И в первую очередь — в делах о взыскании убытков. Наша судебная практика на протяжении полутора десятков лет пришла к тому, что стандарт доказывания в делах о взыскании убытков был, по сути, задран до того же стандарта, что используется в уголовных делах. Итог очень простой: истец никогда не может доказать убытки. И получается, что самый главный иск в арбитражном суде, иск кредитора о возмещении причиненных ему убытков, — практически проигрышная история. 

Если посмотреть судебную статистику по спорам о взыскании убытков, особенно на их удовлетворяемость, она смехотворна! Такого не может быть в нормальном развитом правопорядке.  

Третья причина судебных ошибок — это относительно невысокая культура структурирования судебных текстов. Как устроено решение по гражданскому делу сегодня в России: это, как правило, сплошной текст. В лучшем случае мы увидим разделение на абзацы, но никаких частей типа «позиция истца», «позиция ответчика», «позиция суда».

Если мы возьмем, например, акты вышестоящих судебных инстанций, то тоже не увидим деления на блоки: позиция нижестоящего суда; причины, по которым вышестоящий суд не согласился с нижестоящим. Суды просто вываливают на нас сплошной текст на 10-15-20-30 страниц, в котором нет элементарной культуры письменной речи — разделения на смысловые блоки!

А когда ты пишешь такой текст, то ошибиться намного легче. Проще пропустить какие-то аргументы, которые были выдвинуты стороной, замолчать их. И наоборот: если в тексте вы указываете: «У истца было пять аргументов», и дальше, как судья, анализируете: «Первый не подходит потому-то, второй отклоняется по такой причине», то вероятность ошибки намного меньше.

Мы до сих пор не научились писать судебные акты правильно и красиво, и это, в том числе, порождает то, что судьи невнимательно относятся к аргументам сторон, просто иногда замалчивают их, и поэтому допускают ошибки. 

Четвертая причина тоже связана с культурой письменной речи, а именно, с культурой написания судебных актов с содержательной стороны.

К огромному сожалению, суды боятся открытых рассуждений. Очень редко когда судья имеет смелость написать: «Свидетель такой-то сказал то-то, но я ему не доверяю, потому что он нервничал, у него бегали глаза. Поэтому те показания, что он дал, скорее всего, недостоверны». Наши судьи не пишут судебные акты от первого лица — я.

Такая деперсонализация, деидентификация судебных актов просто приводит к тому, что судья отстраняется от результата своего творчества, своего детища, и не так тщательно относится к тому, как этот акт будет выглядеть, как будут воспринимать его читатели. (Например, я когда пишу решения по делам, где я выступаю в качестве арбитра, я всегда пишу текст от первого лица «я полагаю», «мне представляется», «меня не убедило» и т.д.).

Давайте возьмем средний акт по гражданскому делу! Что это такое? Это изложение обстоятельств дела, дальше вы увидите 10-15 абзацев, где будут просто процитированы нормы Гражданского кодекса. Например, «в соответствии со статьей 309 ГК РФ, обязательства должны исполняться надлежащим образом». Как будто мы не знаем, что написано в статье 309 ГК! Зачем это писать? Какой смысл в простом цитировании нормативных актов?  

И мы видим пулеметную очередь из абзацев-цитат законов и дальше: «На основании изложенного суд решил». А где логика? Где рассуждения? Как мы поймем, что суд действительно вывел из неких законоположений какое-то умозаключение? 

Есть исключения из этого правила, конечно. Но, к сожалению, подавляющее большинство текстов, которые сегодня выносят суды по гражданским спорам, на мой взгляд, не очень убедительны.   

И последняя причина ошибок, которые могу допускать судьи, кроется в принципе рекрутинга судейского корпуса.

Не секрет, что основной источник пополнения штата судей в арбитражных судах — это помощники, бывшие секретари судебных заседаний. И, по большому счету, карьера судьи такова: секретарь — помощник — судья. При рекрутинге судей очень опасливо относятся к юристам, которые пришли извне, не работавшим в судебной системе. Мне, например, неизвестны случаи, когда судьями арбитражных судов становились люди, имеющие за плечами практический опыт работы юрисконсультами или адвокатами.

Я не хочу сказать, что помощники судей как судьи хуже, чем бывшие адвокаты. Я хочу просто подчеркнуть: когда карьерная лестница, по которой человек пришел к должности судьи и надел мантию, не содержит в себе опыта практической юриспруденции, такому судье при рассмотрении коммерческих споров будет сложно. Ведь он не знает коммерческой жизни.  

При том что в спорах, которые рассматриваются в арбитражных судах, поднимаются сложнейшие вопросы, связанные с банкротством, с привлечением к субсидиарной ответственности лиц, которые довели компанию до несостоятельности. С оспариванием сделок, с привлечением к ответственности директоров, которые действуют во вред интересам компаний. На мой взгляд, крайне тяжело разрешать такие споры правильно, если у тебя нет практического бэкграунда. 

Если ты не знаешь бизнес-жизнь изнутри, ее изнанку, не имеешь представления, принято ли в бизнесе делать то, что делал директор, можно ли совершать такие сделки в тех условиях, в каких находился он, как ты можешь выносить суждение о том, действительно ли глава компании действовал против ее интересов?! 

Поэтому, к огромному сожалению, ошибки в делах, связанных с непременным наличием бизнес-опыта у того, кто рассматривает спор, завязаны на технологию формирования судейского корпуса. А она сегодня является в России доминирующей. 

Материал написан на основе выступления на XVI Международной научно-практической конференции «Ковалевские чтения». http://ekb.dk.ru/news/pyat-prichin-strashnyh-oshibok-sudey-v-arbitrazhah-pochemu-vy-nikogda-ne-dokazhete-svoi-ubytki-237118065?fbclid=IwAR2vVi5ZT-g0YXhSXDN5K7jPbnW6BZvS6MnjTZKkNsk3ihRkXss6xMqFMZY