Созревание исторической науки подвигается так медленно, что может поколебать нашу веру в силу человеческого разума.
Академик С. Б. Веселовский
Наука о прошлом — достижения и пробелы. «Ну как можно биться головой об одно и то же!» 1 — эти раздраженные слова А. Солженицына не столь оригинальны, но абсолютно верны. Брошенная по частному поводу эта фраза затрагивает по существу одну из кардинальных проблем общественной жизни практически всех народов. В самом деле, почему руководители государств, лидеры партий и движений, не жалея своих умнейших голов, бьются ими об одно и то же? Иными словами, не учитывают полученных уроков, повторяют уже не раз совершенные ошибки, не используют накопившийся исторический опыт.
Человек, поскользнувшись на арбузной корке, не наступит на нее второй раз. Даже ребенок, однажды ужаленный осой, постарается избегать нового общения с черно-желтой обидчицей. А в жизни народов и государств на протяжении тысячелетий возникали ситуации, повторявшие уже случавшееся с ними, и с неумолимым постоянством люди не сворачивали с протоптанной тропы, ведущей к трясине, и подобно своим предкам оказывались в хаосе войн, смут, междуусобиц.
Почему же народы и их лидеры так мало используют исторический опыт предшествующих поколений? Ведь с глубокой древности известно: «Historia est magistra vitae» — история учительница жизни.
Впрочем, сами историки (а вместе с ними и философы) давно высказали сомнение в справедливости этих слов. Они не раз сетовали по поводу того, что главный урок истории заключается в том, что ее уроки не усваиваются. «Народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее» 2 .
Правда, В. О. Ключевский не соглашался с Гегелем. Он считал, что «история учит даже тех, кто у нее не учится. Она их проучивает за невежество и пренебрежение. Кто действует помимо ее или вопреки ее, тот всегда в конце жалеет о своем отношении к ней. Она пока учит не тому, как жить по ней, а как учиться у нее» 3 .
То, что исторический опыт не использовался и не используется людьми в должной мере — факт несомненный. Но кто же в этом виноват? Сама учительница жизни или ее бездарные ученики? Историческая наука, призванная объяснить явные и найти скрытые пружины и механизмы, создающие в разных регионах и в разное время схожие ситуации? Вожди,
Поляков Юрий Александрович — академик РАН.
стр. 20
владыки, правители, лидеры, мешающие этой науке стать настоящей наставницей человечества и высокомерно пренебрегающие ее советами? Виноваты обе стороны.
Попробуем в этой связи порассуждать о роли исторической науки. Право, она заслуживает и добрых слов. Эта наука вечна, как сама история. А история это жизнь человеческого общества, опрокинутая в прошлое. Поскольку же жизнь человечества представляется нам вечной (хотя, видимо, это не так), то вечна и история, наука, ее изучающая. Жизнь настолько богата, многогранна, многокрасочна, что историческая наука не может — уже по своему определению — дать адекватное отображение даже малой части этого богатства, многогранности и пестроты. Видимо, для человека это всегда будет взгляд через перевернутый бинокль.
Так или иначе, историческая наука призвана осветить важнейшие события прошлого, сосредоточиться на них, определить основные направления и этапы исторического процесса, отразить крупнейшие достижения человеческой мысли и человеческих рук и их историческое значение. Этой науке не суждено делать такие открытия, которые могли бы, как шутят физики, «раскрутить земной шарик наоборот», или удесятерить срок человеческой жизни. Не суждено ей и раскрепостить энергию атома, способствовать проникновению в межзвездные дали или пересадке человеческих органов. Какое бы неожиданное, фантастическое, сенсационное чудо ни обнаружилось в прошлом, оно мало что изменит в настоящем.
Но исторической науке отведена важная роль в общественном развитии. Любое государство, общество, этнос не могут существовать без духовных скреп. Память о прошлом, традиции, выработанные большей частью на протяжении длительного времени и передающиеся из поколения в поколение, или новые, быстро развивающиеся социальные тенденции, составляют важную часть национального сознания. Они сплачивают общество устными сказаниями, преданиями, былинами, вырастающими из них письменными рассказами, летописями, повествованиями.
На протяжении тысячелетий исторические факты были рассеяны по миру. Они не были сопоставлены во времени и в пространстве и осмыслены по своей значимости и масштабу. Созданная историками своеобразная система зеркал, отразила события прошлого в их совокупности, расположила гигантские скопления фактов в их взаимосвязи, установила их хронологическую последовательность или синхронность. В длительном процессе собирания и классификации рассыпанных по различным континентам элементов знаний о прошлом, постепенно оформилась историческая наука, выработавшая методы, свои правила и требования, главное из которых сводится к достоверности и обоснованности изложения исторического процесса, событий прошлого.
По объему написанного историческая наука не знает себе равных. Человеческий взгляд проникает все глубже в вековые толщи, охватывая все более широкие слои минувших эпох. Особенностью исторической науки является широта и разнообразие используемых ею источников, своеобразная ее всеядность. То, что сегодня подлежит ведению представителей самых разных специальностей, назавтра переходит в компетенцию истории — от повседневной жизни, будней и праздников каждого индивидуума до событий, потрясавших основы великих государств.
Народный интерес к своему прошлому огромен, непреходящ. Бесчисленные памятники минувшего — от скифских курганов, египетских пирамид, древних храмов, до полузаросших окопов недавних сражений — пробуждают у личностей и в массах эмоции, делают исторические повествования не просто наглядными, но реально осязаемыми.
Очень важная особенность истории (как науки в том числе) заключается и в том, что она органически связана с нынешним днем, так же как текущая жизнь связана с историей. Дом, который построил дед, не просто место сегодняшнего жилья, а хранилище памяти об ушедшем поколении, фотографии в семейном альбоме останавливают мгновения, демонстрируют неумолимый бег времени, когда человек видит самого себя в движении
стр. 21
и развитии — от колыбели до глубокой старости. История изучается в школе, событиями прошлого заполнены миллиарды страниц романов, повестей, рассказов, поэм, о событиях прошлого создано бесчисленное множество кинофильмов.
Историки разработали научно обоснованные методики анализа проверки и сопоставления документов, определения возраста памятников прошлого. Появились многочисленные вспомогательные дисциплины, обеспечивающие достоверные подходы к отдельным видам источников (сфрагистика, нумизматика и др.). Нелепо было бы отрицать достижения исторической науки как в глобальном плане, так и применительно к определенным хронологическим периодам, различным континентам, странам, народам.
Пределы истории постоянно и непрерывно раздвигаются, ибо каждый час, каждый день, каждый год, неумолимо покидая настоящее и уходя в прошлое, расширяют его хронологические рамки. Поэтому, если даже ученые сумеют разгадать все исторические загадки, их захлестнет лавина новых проблем, порождаемых настоящим. И в этом смысле у истории не может быть конца до тех пор, пока существует само человечество.
Не раз раздавались голоса о кризисе истории, как науки, высказывались различные претензии к департаменту Клио. И в самом деле, внимательное, по большому счету, рассмотрение показывает, что историческая наука имеет много слабостей: ее пробелы становятся особенно заметными на фоне быстрого развития других наук, принципиального расширения технических возможностей познания, появления качественно новых исследовательских технологий.
Уже не один год многие исторические концепции и постулаты остро и резко критикуются математиком А. Фоменко и его коллегами. Историки возмущены их пропагандистской активностью. Многие концепции и положения Фоменко — и это очевидно — поражают деструктивностью, пренебрежением к реальным и бесспорным достижениям исторической науки, стремлением не столько убедить, сколько эпатировать читателя. Но сам факт появления концепций Фоменко, популярность его книг среди определенных слоев интеллигенции неслучайны. Это свидетельствует о том, что историческая наука не пользуется достаточным доверием у довольно широких общественных слоев, что многие узловые проблемы не решены, обойдены или решены не убедительно.
Вопрос о состоянии исторической науки представляется важным. Он касается не просто одной научной дисциплины, а имеет широкое общественное значение. Одна из особенностей освещения прошлого состоит в том, что оно не защищено от искажений и легко поддается фальсификациям, извращениям. Бог науки — эксперимент. Но по ушедшим навсегда событиям нельзя провести следственного эксперимента. Историк может опираться только на сохранившиеся материальные свидетельства, а с появлением письменности — на различные документы (при их критическом рассмотрении).
Поэтому все развитие исторической науки проходило в борьбе за доказательность, убедительность и тем самым мощь и влиятельность исторических аргументов, против извращения фактов и против научно не обоснованных концепций. Эта борьба- свидетельство могущества истории, того что в ней на протяжении столетий нуждались и нуждаются сейчас различные слои. Напомню хотя бы, что легитимность династий — на протяжении столетий столп стабильности и порядка — всегда доказывалась только при помощи истории. Но эта борьба одновременно привела к ослаблению истории, к ее зависимости от властей предержащих и соответственно снижению социального престижа и народного доверия.
Вернемся к началу статьи, к констатации того, что уроки истории не учитываются в современной социально-политической жизни, хотя снова возникает вопрос — почему же эти очевидные обстоятельства практически не реализуются? Быть может, историческая наука не достигла такой силы и мощи, чтобы, используя опыт прошлого, прослеживать, улавливать ход событий в настоящем, давать обоснованные советы и рекомендации тем,
стр. 22
кто в силах корректировать и контролировать исторический процесс? Или наука способна видеть и предвидеть (как сейсмологи все надежнее улавливают симптомы приближающегося землетрясения, а вулканологи — рокот нарождающегося извержения), но ее голос слаб и беспомощен, легко заглушается децибеллами невежд? Или новые поколения — и массы и вожди — настолько самоуверенны и амбициозны, что под бодрые марши идут по старой колее, убеждая всех, что прокладывают новый — безусловно единственно правильный, ведущий к успеху путь? Лишь потом, перенеся катастрофы, только чешут в затылках (те, кому удалось оные сохранить).
Среди властителей дум преобладает легкомысленное отношение к развитию событий, они (властители) поддаются столь свойственной людям надежде, что на этот раз все будет «не так», что история не повторится дважды и следующий снаряд не попадает в воронку от предшествующего, что нынче все сложится лучше, счастливее. Нет, история повторяется, и, вопреки известному постулату, ее повторение не всегда выглядит фарсом. Трагедии со схожими сюжетами повторяются на исторической сцене гораздо чаще, чем водевили.
Да, история не проявила себя учительницей жизни, наукой, способной предостеречь, предотвратить. Видимо, ей еще не под силу раскрыть мотивации, причины происходящих и повторяющихся явлений — экономических кризисов, революций, войн, механизмы их возникновения, распространения.
Историки изучили, и в ряде случаев так досконально, что можно только удивляться, конкретные обстоятельства множества событий и явлений. Но эти обстоятельства настолько многообразны, неповторимы, в большинстве случаев просто уникальны, что не могут служить основанием для уроков, для выводов, которые помогли бы новым поколениям. А найти несомненно существующие общие глубинные черты, выявление которых позволило бы нащупать кнопки, предотвращающие социально-политические катаклизмы, историки так и не сумели, хотя и создали целый ряд разнообразных концепций 4 .
Совершенно прав был Ключевский более ста лет назад подметивший: «В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений» 5 .
Овес нынче дорог. Практическая необозримость и неисчерпаемость исторической проблематики делает неизбежным произвол в выборе тем для исследования и соответственно освещения и популяризации. Это — причины объективные. Но с незапамятных времен сюда приплетались и причины субъективные. Люди, писавшие историю, прежде всего, стремились прославить деяния тех, от кого зависели, опорочить, ославить противников своих работодателей. Со временем менялись формы, но суть оставалась неизменной. Есть стреноженные кони, есть вольные скакуны. Но и вольным скакунам нужен овес, а он нынче, как было подмечено классиками — дорог.
Конечно, в странах с развитой демократией гораздо больше возможностей для объективного изложения истории, для выражения авторских, не ангажированных оценок и идей. Лекции кембриджского или стенофордского профессора в большинстве были тоньше, убедительней, аккуратней, чем преподавателя истории КПСС в Центральной России. Но вряд ли кто-либо сможет оспорить, что историк любой демократической страны не получит широкую аудиторию, если выступит против принятых в этой стране, ставших традиционными и привычными оценок прошлого. В Англии, США и др. историки довольно дружно преувеличивают, к примеру, роль своих стран во Второй мировой войне. Это отступление от исторической истины идет через системы образования и средств массовой информации (СМИ). Разумеется, там могут появляться и появляются объективные книги, статьи, высказывания по этому вопросу, но суждения подобного рода тонут в океане общепринятых банальностей.
Практически незаметно нормальный фотоснимок был подменен негативом. В то же время со времен «холодной войны» западные историки, опуская одни факты, выпячивая другие, стали преуменьшать роль СССР
стр. 23
в победе над фашизмом. Это обстоятельство наглядно проявилось в дни, когда отмечались годовщины окончания Второй мировой войны, в 1995 и 2000 годах. Лишь отдельные ученые и журналисты позволили себе высказать свои сомнения, но их суждения терялись, как зернышки, выпавшие из колоса на пшеничном поле.
В странах с авторитарными режимами искажение прошлого принимает неизмеримо более широкие масштабы. Развернувшаяся в годы «холодной войны», не имевшая фактически научного значения дуэль между «советологами — буржуазными фальсификаторами» и ортодоксальными «марксистами- ленинцами» показала, как легко манипулировать с обеих сторон общественным сознанием в области оценок прошлого. Сравнительная легкость различного толкования — вольного, невольного, произвольного — событий, фактов прошлого всегда таила большую опасность использования их в политических, идеологических, религиозных целях. Социально-политическая ангажированность нанесла серьезный урон престижу исторической науки. И поныне зависимость от политики остается ее неизменной спутницей.
Разумеется, историки — и многие искренне — стремятся продемонстрировать свою приверженность объективности. Появляется немало свободных и объективных исследований. Но преобладание в массовых масштабах через СМИ, школу и т. п. определенной тенденциозности, односторонности — национальной, государственной, религиозной — очевидно.
Эта односторонность имеет массовый масштаб, влияя на большинство населения. Массовость, последовательность, постоянство создают определенную целенаправленную убежденность общества, а общественное мнение в свою очередь влияет на тех, кто формулирует исторические оценки. Этот замкнутый круг весьма устойчив, хотя отнюдь не заколдован.
В современной России правда истории по-прежнему уступает дорогу трамваю власти. Как верно и давно подметил В. Шкловский, мы уступаем дорогу трамваю отнюдь не из вежливости. Социально-политические объятия политического руководства и властителей умов в цивилизованных странах бархатисты. Но на деле они снижают общественное достоинство историка и не позволяют использовать потенциал, заложенный в историческом знании. В этом главная причина того, почему история не становится подлинной учительницей жизни, а те, кому надлежит усваивать уроки, продолжают биться головой об одно и то же.
Эта причина на обозримый период — неустранима.
Воля Всевышнего или классовый интерес? Но и сама историческая наука в связи с первой причиной, с одной стороны, и в соответствии с внутренними законами своего развития, с другой, — далеко не использовала всех своих возможностей. Вероятно, это не случайно. Дело в том, что историческая наука вообще не смогла дать убедительные, обоснованные ответы на многие узловые вопросы.
Перечислить их в одной статье невозможно. Попробую привести отдельные примеры. Оговорюсь при этом, что выражаю лишь собственную точку зрения, с которой вряд ли согласятся многие из моих коллег.
Человек не смог открыть тайну своего возникновения, определить, как, когда и от чего произошли неведомые мутации, позволившие некоему четвероногому существу встать на две конечности, освободив руки, научиться использовать дубину и камень. Ученым нельзя предъявить претензии, ибо слишком мало следов оставили ушедшие сотни тысяч лет, занеся немногое, что осталось, илом древних рек и песками пустынь.
Множество вопросов, кажущихся ясными и простыми, на самом деле освещены односторонне, примитивно.
Спросим, к примеру себя — ответила ли наука на простой и вместе с тем кардинальный вопрос: почему так успешно распространилось христианство и прочно обосновалось в большинстве европейских стран? Существует бесчисленное множество общих и конкретных исследований, показывающих, как проходил этот процесс в различных регионах и в различные века. Показано, что христианство побеждало крестом и молитвой, мечом и огнем. Были мученики, были отступники, однако процесс шел неодолимо.
стр. 24
Но почему все же христианство одолело язычество? Почему самые различные этносы в конце концов отступились от язычества? Ведь различные виды языческих верований отнюдь не были примитивными. Вспомним грекоримскую мифологию, яркую, богатую, отражающую многоцветность человеческих чувств, любовь и ненависть, доброжелательность и зависть, доблесть и обман. Не случайно в течение столетий господства христианства образы греко-римской мифологии обогащали поэзию и искусство самых различных стран.
Триумфальному шествию христианства дается два основных объяснения. Одно, которое, по старой памяти, назову идеалистическим, объясняет быстрое распространение христианства силой Всевышнего, исключительно справедливой, высокой идеей, ее чистотой и благородством. Слабость, неубедительность религиозного объяснения не требует больших доказательств. Как получилось, что всепобеждающая сила Всевышнего остановилась на полдороге, оставив большинство человечества прозябать без приобщения к христианству. А возвышенность и благородство его идей ставились под сомнение из-за жестокости крестоносцев, корыстолюбия священнослужителей, расправ с еретиками, распрей между христианскими церквами.
Другое объяснение, которое может быть названо материалистическим, исходит из интересов различных классов и страт. Одни слои общества стремились укрепить свое господствующее положение, и христианство с его призывом к смирению и признанием всякой власти, данной от Бога, было для этого подходящим инструментом. Другие, напротив, находили в христианстве помощь и защиту от укрепляющей власти.
Однако столь различны были группы и лица, принимавшие христианство и жестоко подавлявшие его, настолько непохожи были условия в регионах, где крест становился святыней, что рациональное материалистическое обоснование не увенчалось успехом. (Я не сомневаюсь, что встречу множество оппонентов, но ознакомление с историографией заставляет меня констатировать, что наука не дала убедительного объяснения феномену возникновение и распространение христианства, его победы над язычеством.) Бесчисленные конкретные исследования по территориям и хронологическим этапам дают лишь огромную фактическую основу. Создан фундамент, не более того. Между тем перед нами один из узловых вопросов человеческой истории, на которые наука и призвана давать обоснованные ответы на уровне современного знания.
И разве не парадоксально, что в век проникновения в тайны Вселенной и земной материи сознание сотен миллионов людей не поднимается выше легенд о сотворении мира за семь дней, непорочном зачатии и воскрешении Христа. Удивительно, но уровень массового сознания во многом остался таким же, каким был две тысячи лет назад.
Видимо, на вопрос о распространении христианства можно дать не один, единственный научно-обоснованный ответ. Научная альтернативность вполне возможна. Не исключено, что суть одного из возможных ответов может лежать прежде всего не в рамках экономики или социальных отношений, а в плоскости психологии, в постижении мироощущения человека. Оно и сейчас остается главным, во сколько бы разнообразных одежек — схоластических и псевдонаучных рассуждений — мы бы его не закутывали. Ведь совершенно очевидно, что основной вопрос, который интересовал человека на протяжении всего того скрытого во мраке веков времени, когда некое человекоподобное существо стало человеком — вопрос о жизни и смерти. Человек смертен, он рано или поздно уходит из жизни. Куда? Что происходит с ним, когда он преступает эту неизбежную грань?
Осознанно, а большей частью неосознанно, человек, озираясь в потемках бытия, видел, сталкивался со смертью в ее всевозможных проявлениях — старцев и младенцев, от голода, холода, ран, болезней и т. п. Поэтому практически все верования пытались ответить на вопрос, что будет с человеком там, за роковой чертой. И почти все верования обещали загробную жизнь. Поэтому создавались примитивные, доступные каждому представления о жизни после смерти. Потому в могильники клали пищу, оружие,
стр. 25
убивали супруг, слуг и лошадей, снабжая человека необходимым для загробной жизни. Потому-то и создавались мифы о светлой загробной жизни для правоверных, о рае и аде, о перевоплощении человека после смерти.
Христианство ответило на вопросы жизни и смерти наиболее просто, ясно и привлекательно. Жизнь загробная неизбежна, но для верующих в Бога и праведно ведущих жизнь земную обеспечено блаженство рая, грешникам же уготован ад. Простейший рецепт, не затемненный красивыми мифологическими сказками, убедительный, да еще подкрепленный утверждением о неизбежности божественной проверки- второго пришествия и дня Страшного суда. Жизнь и смерть, появление возможности, сойдя в могилу, счастливо продолжить свое существование равно волновало эллина и варвара, раба, вольноотпущенника и патриция.
Быть может, простота, доходчивость христианской религии и дала наиболее ясный ответ на главный вопрос, интересующий человека, что и обеспечило сравнительно быстрое распространение этой религии? Не случайно, что ислам, обладающий, несмотря на все различия, примерно схожими решениями вопросов жизни и смерти, получил также широкое распространение в масштабах одного и того же тысячелетия.
Марксизм стал первым учением, приобретшим массовое распространение, которое отринуло мифы о загробной жизни, призвав обеспечить достойное существование на земле. Быть может, это лежит в основе ряда поражений марксизма в борьбе за массовое сознание. Марксизм проиграл христианству на этом поле и не смог преодолеть влияния мусульманства.
Размежевание было очевидным: что больше привлекает простого человека — желание без особых проблем, главным образом усердно крестясь и отвешивая земные поклоны, неплохо устроиться в загробной жизни, или готовность безропотно «вкалывать» ради светлого будущего? Когда это светлое будущее казалось близким, достижимым, народ поверил и трудился ради его достижения, не жалея сил. Когда же выяснилось, что достичь сияющих далей не так-то просто, а пояс надо подтягивать все туже, взгляд снова обратился к обещанным Христом райским кущам и обещанным Магометом гуриям. Идеалистические сказки оказались прельстительней материалистической теории. Человеческое сознание в массе предпочло веру в будущее на небе, а неудачи попыток построить рай на земле укрепили веру в небесный рай. «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман».
Историки, видимо, недостаточно изучали (на конкретных исторических примерах) суть человеческой природы, человеческой психологии, не сделали выводов и обобщений, действительно помогающих решать современные задачи.
А разве не очевидно, что основные свойства человека, несмотря на колоссальнейшие изменения жизненных условий, остались неизменными? Это видно на примере становления, распространения и прочности религии.
Походы Тамерлана и роль личности. Недостаточная познанность человеческой природы и психологии во многом объясняет и то, что историки не сумели выявить глубинные причины, объясняющие, почему начинались и велись войны, осуществлялись гигантские завоевательные походы. Конечно, легко объяснить причины локальных столкновений, возникавших по-видимому еще в достоисторические времена, когда человек располагал примитивнейшими средствами борьбы, в том числе собственными конечностями и зубами. Тогда бились для того, чтобы закрепить за собой богатую рыбой бухту, или лесную чащу с изобилием плодов и ягод, или просто для того, чтобы закусить аппетитными ягодицами сородича из другого стада или племени. Не сохранились ли в сознании человека древнейшие элементы внутривидовой борьбы? Первобытный каннибализм давно исчез. Но мы знаем примеры поразительных по своему масштабу походов, разрушительных войн, включая мировые, Но можем ли мы убедительно объяснить, почему они начинались, для чего велись?
Признанный величайшим полководцем всех времен Александр Македонский в четвертом веке до нашей эры, совершил невиданный (неизвестный
стр. 26
во всяком случае до того времени) поход по Южной Азии, пройдя со своими фалангами от Балкан до Инда и Яксарта (Сыр-Дарья). Что заставило его, сокрушив Персидскую державу, идти дальше на Восток через безводные пустыни, горные перевалы, преодолевая тысячи верст, устремляясь в неведомые дали Согдианы, Бактрианы, Индии? Конечно, правы ученые, написавшие Монблан исследований об особенностях экономического и политического развития древнего мира, о стремлении захватить злато, серебро, жемчуг, алмазы, яхонты, получить новые источники пополнения числа рабов, новые рынки и т. д. и т. п. Но разве не хватило бы для крошечной Македонии рынков и рабов Малой Азии, Египта, Сирии, Месопотамии, Персии? Разве мало было для 30.000 пехотинцев и 5 тысяч кавалеристов Александра драгоценных камней Вавилона, Персеполя, Экбатаны? Что заставляло Александра, переправив свои фаланги через Геллеспонт двигать их с удивительными настойчивостью, последовательностью все дальше и дальше на Восток, к пределам Эйкумены. Что заставило другого прославленного завоевателя — «жележного хромца» Тимура совершить на исходе XIV в. походы в Иран, Закавказье, во владении Золотой Орды, в Индию, Малую Азию, Китай?
Что заставило Чингисхана и его преемников двигать свои «тьмы» на протяжении почти всего XIII в. через пустыни и леса, пересекая многоводные реки, в Китай, Среднюю Азию, Сибирь, на Кавказ, Урал, в Поволжье, Восточно- Европейскую равнину, дойдя до Моравии и Адриатики, в Иран и Двуречье.
Что двигало Наполеоном, когда он, одержав блестящие победы и сделав Францию доминирующей державой Европы, продолжал вести завоевательные войны? Уж во всяком случае не забота о национальных интересах Франции.
В мировой истории не сосчитать подобных фактов, событий, применительно к разным эпохам и частям света. Можно разобраться в каждом отдельном примере, дать ему конкретные объяснения и толкования и нет числа соответствующим исследованиям. Но разве не возникает элементарная мысль о наличии неких черт, факторов, объединяющих столь разные по времени, характеру, географическому охвату походы и войны? Дело не в выявлении внешних, формальных аналогий — их всегда можно отыскать и представить в весьма завлекательном виде. Формальные аналогии ничего не дают науке. Нет, речь о другом — каким образом получилось, что налицо так много общего, так много не внешнего сходства, а глубинных схожих черт? Как получилось, что это общее повторяется с завидным постоянством? Подобная схожесть, тянущаяся через века и континенты, не может быть случайной.
Но историки не дали ответа и здесь. А, может быть, суть таится именно в особенностях человеческой психологии? Может быть все же определяющую роль играла неутолимая жажда славы и власти вождей, полководцев? И безмерность их честолюбия находила поддержку их соратников, распространялась и на средних командиров. Рядовые бойцы больше всех рисковали своими жизнями и погибали в отчаянных схватках, но и они жаждали добычи. И остававшиеся дома родичи не были равнодушны к славе и добыче. И насколько действительно банальна мысль, что чем больше люди имеют, тем больше они хотят иметь? А главное, несколько все эти реальные человеческие свойства были и остаются фактором исторического процесса?
Вопрос о завоевательных походах и их вождях в какой-то мере связан с пониманием роли личности в истории. Сколько здесь копий было сломано! Сколько объяснений, гипотез — убедительных и не очень, примитивных и замысловатых — было выдвинуто!
Интерес к роли личности понятен и объясняется без труда. Ведь описание минувшего начиналось с восславления или поругания выдающихся личностей, деяния которых, по убеждению первых историографов, и составляли основу исторического процесса. Более того — олицетворяли его. Их недостатки и их достоинства определяли все развитие государств. Полководцы, герцоги, цари, императоры начинали войны и примирялись,
стр. 27
строили крепости и закладывали города, прорубали дороги в горах и лесах, поощряли торговлю и ремесла.
Гораздо позднее появились суждения о том, что выдающаяся личность может выдвинуться, проявить себя лишь при наличии соответствующих условий. Стала подчеркиваться (порой преувеличиваться) роль народных масс. Ведь не князья и короли бросались в атаки на вражеские бастионы, не они возводили крепостные башни, валили вековые деревья для мостов через полноводные реки. Попытки, безусловно разумные, показать роль масс, развитие производительных сил, значение обстоятельств, которые способствуют появлению выдающихся деятелей, ослабили синдром горящего сердца пасионарного героя Данко.
Но по-настоящему наука не объяснила феномена личности, не ответила на вопросы, почему влияние действительно крупных личностей на ход событий было порой определяющим, а порой второстепенным. И в чем выражается решающая, определяющая их роль применительно к разным эпохам и странам? И какова диалектическая взаимосвязь между условиями, выдвигающими великого лидера, и его деятельностью, меняющей эти условия?
Как ни странно, но именно XX в. принес чуть ли не самые весомые доказательства огромного влияния личности на развитие отдельных стран и всего мира. Странно, потому, что масштабы влияния личности благодаря общей глобализации, неимоверно выросли, а чем масштабнее события, тем труднее проявить себя той или иной личности. Увеличились информированность и образованность масс, а это позволяет им лучше разбираться в происходящем и, соответственно, больше влиять на него. Появились многочисленные массовые организации, в том числе политические партии, способные в тех или иных формах коллективно, демократически направлять ход событий. Но лидеры XX века доказали, что они могут использовать мощь современных рычагов — средств массовой информации, армию, политические организации, силу государственных органов. Миллионы людей во всех странах спорят: развивалась бы иначе Россия, Германия, Турция, не будь Ленина, Сталина, Гитлера, Ататюрка? Или, будь на престоле вместо Николая II талантливый и сильный самодержец, смог бы он удержать Россию до революции? Повернул Муссолини развитие Италии, или и без него оно пошло бы тем же путем? Как развивался бы Китай без Мао Цзедуна и Ден Сяопина?
Историки, как всем известно, не могут ответить на подобные вопросы, ибо наша наука не знает сослагательного наклонения. Но они призваны объяснить, показав и общее и особенное, как и почему именно в XX в. роль личности проявилась столь рельефно, каково соотношение субъективного фактора и объективных обстоятельств, выдвинувших лидеров на авансцену истории.
Обстоятельства создавали лидерам базу для их выдвижения, а они преобразовывали ее в своих целях, сами формировали потребные им обстоятельства. Или говоря конкретнее: сначала соотношение сил определяет и выдвигает лидера, а затем лидер определяет то или иное соотношение сил. Взлеты лидеров и вождей возможны лишь при попутном ветре. В условиях штиля ладью нужно выгребать веслами мучительно и медленно. А когда паруса наполнились ветровым потоком, ладья понеслась стрелой. Но тут-то и нужен мудрый, умелый кормчий. При штормовом порыве плохой кормчий не удержит паруса, перевернет ладью или разобьет ее о рифы. Такова понятная связь явлений. Без попутного ветра для самого талантливого рулевого не появится счастливой волны. А эта волна может его или легко и быстро вынести к желанной цели, или навсегда погрузить в морскую пучину. Да, понятна общая связь — человек, время, счастливая волна и умение увидеть ее, порой предугадать, не побояться ураганного напора, сочетать дерзновенность с опытом и умением.
Но сколько здесь неясного, неизученного! В истории вождь, лидер не может действовать в одиночку. Он не граф Монте-Кристо. Как много зависит от команды — талантливых соратников, помощников, единомышленников.
стр. 28
А как учесть изменение психики вождя, происходящее с годами? Неизбежно ли перерождение? Как наступает «осень патриарха»? Это ли не проблема, изучение и знание которой поможет понять многие зигзаги прошлого и предвидеть опасности, подстерегающие нас в будущем?
Часто во время крупных потрясений, исторически назревших перемен не обнаруживается великих лидеров. Энергия перемен уходит в песок. Так произошло в СССР — России в конце XX века. За годы революции с советского строя было совершено немало ярких и сильных прорывов в будущее, выдвинуто прогрессивных идей. Ленин, преисполненный уверенности в правоте марксизма, допустил в своей фанатичной приверженности задаче революционного преобразования общества немало ошибок и перегибов, но он настойчиво искал пути развития, менял курс, отказывался от неоправдавшей себя линии.
Сталин повернул страну к авторитаризму. Его личные качества оказали огромное воздействие на страну. Разумный вождь мог бы развить прогрессивные начала революции, модернизируя страну демократически. Сталин же строил жестко, жестоко, беспощадно. Он создал стальные конструкции государства, способные выдержать любые бури. Для укрепления своей власти он поступил правильно, и это совпало с интересами страны, когда грянула буря. Но он не подумал о защите от коррозии. И казавшиеся непоколебимыми стальные конструкции стали ненадежными. Преемники Сталина не разрушили старый каркас, не создали новый — они закрашивали проржавевшие места.
Остов надо было и можно было менять. В Китае нашлись лидеры — Ден Сяопин и его соратники, которые сумели, сохраняя не тронутые коррозией надежные элементы несущей конструкции, найти методы и материалы для ее сохранения и совершенствования.
В России неизбежность обновления была бесспорна. Но эгоистичные лидеры конца 80-х и в 90-е годы пошли по пути дальнейшего разрушения, не сумев генерировать ничего конструктивного. Роль этих личностей оказалась огромной, но сугубо негативной. Были ли у них возможности, альтернативы, потенции? Безусловно. Вина лидеров, думавших лишь о своих интересах и манипулировавших словом «реформа» очевидна.
Перемена строя, революция были в России в начале века неизбежными. Но, я уверен, Ленин и Троцкий придали ей особо радикальный, ультраякобинский характер. Без Ленина и Троцкого революция в России, вероятнее всего, приняла бы другой характер. В то же время Ленин в дальнейшем показал способность к гибкости, к поиску других менее радикальных путей. Он сочетал черты Мао и Дена, За романтической весной наступает дождливая осень и суровая зима, грозящая бедами, как это бывает в арктических районах, не обеспеченных завозом необходимых продуктов и топлива.
Если бы наука, изучая и обобщая вековой опыт, познавая уроки истории, могла предвидеть, что несмотря на бесчисленное множество индивидуальных особенностей — есть линии, черты, которые роднят вождей разных времен и народов! Каждый лидер ярок по-своему, но все властители, в конечном счете схожи.
Уроки истории, правильно понятые и умело использованные, могли бы уберечь народы от многих бед, от превращения России в бескрайний «остров невезения». Знание натуры лидеров помогло бы вовремя разгадать многословные хитросплетения Горбачева и популизм Ельцина. Нам нужны лидеры, которые понимали бы недостатки народа, но не были подвержены им.
Наука не столько знание, сколько сознание. Я привел лишь три примера, которые свидетельствуют, что история не заняла подобающего ей места в обществе. Говорят — и по-моему убедительно — что история, как наука не раскрыла многие узловые, коренные проблемы общественного развития. Эти жизненно важные и поучительные проблемы, если бы их удалось решить, могли бы серьезно помочь народам в их поступательном движении, предотвратить не одну трагедию, не одно падение.
К третьему тысячелетию выявилось, что главная функция каждой
стр. 29
науки — защитная. Долгие столетия человек осваивал Землю, познавал законы естества, объяснял природные явления, ставил их на службу себе, создавал машины, призванные служить его потребностям за счет ресурсов планеты. Парадокс последнего столетия свелся к тому, что наука породила немалые опасности для человечества. Гомогенная деятельность, производя невиданные блага и удобства, создала угрозу самому существованию человека. И наука призвана теперь защищать человечество и планету в целом от опасностей, созданных самой же наукой. Физика должна не просто учиться использовать все более эффективно и разумно энергию атома, но защитить человека и Землю от губительных последствий возможного выхода этой энергии из-под контроля.
Биология и медицина призваны защитить человечество от физической деградации, от наркомании. Спасти Мировой океан от загрязнения, леса от истребления, реки от высыхания, почвы от эрозии — эти задачи и проблемы бесчисленны. И каждая жизненно важна для существования людей. В выполнении защитной функции науки роль гуманитарных дисциплин чрезвычайно велика.
Их задача защищать от разрушения ослабленные нравственные ценности, спасать от пренебрежения, забвения накопленные человечеством ценности культуры, поддерживать устойчивость психологии. Оборона отнюдь не означает отказа от наступления — на невежество, дилетантство, знахарство, лженауку, жестокость, безнравственность, развращенность.
В этом плане совершенно особая роль принадлежит науке исторической. Эта роль — в возможности сохранения связи времен, то есть в возможности извлекать для настоящего и будущего уроки из прошлого. Это имеет как теоретическое, так и практическое значение, обосновывая выводы и прогнозы политологии и футурологии. Мысль о связи прошлого, настоящего и будущего — одна из самых банальных и избитых. Она давно считается аксиоматичной. И вопрос не в том, что существует или не существует эта связь, а в том, что человек не вскрыл ее механизмов и пружин, сокрытых в неимоверной толще столетий и определяющих повторяемость явлений, сходство поведенческих черт.
Если история состоит из фанатизма, ошибок и амбиций выдающихся личностей, (а народы соучаствуют, подчиняясь, поддерживая и расплачиваясь), то и фанатизм, и ошибки, и амбиции должны найти рациональное разъяснение.
Историческая наука не стала мудрым наставником при неразумном дофине (хотя в принципе может), не стала пророчицей Кассандрой (хотя во многом и могла бы сыграть такую роль). Она осталась бабушкой, рассказывающей детям сказки на ночь, учителем, кончающим преподавать историю в четвертом классе; безымянным, мокрым от пота добытчиком руды, из которой писатели среднего таланта творят увлекательные романы.
Ключевский мудро заметил в 1892 году. «Науку часто смешивают со знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, т. е. уменье пользоваться знанием как следует» 6 . Историческая наука обладает великолепным знанием. Она накопила и сделала достоянием общества грандиозный фактический материал. Однако его обобщение, выявление общих черт и закономерностей исторического процесса отстает. Причины и примеры приведены выше.
Что касается общественного положения и престижа исторической науки, то здесь вряд ли возможны в обозримом будущем серьезные перемены. Разве лишь если появится историк глобального масштаба, который на государственном уровне сможет поднять общественное достоинство историка, доказать что не только «поэт (в России) больше, чем поэт», но и «историк больше, чем историк».
В отношении решения ряда узловых проблем прошлого, результаты будут зависеть от трех обстоятельств. Во-первых, от эффективности оптимизации использования современных технологий, в частности, творческого использования компьютеров, составления и реализации сложных программ по основным линиям исторического процесса, способных дать существенные научные результаты.
стр. 30
Во-вторых, нужен основательный выход на максимальную междисциплинарность. Конечно, творческое сотрудничество с гуманитариями — философами, литературоведами, экономистами, юристами, демографами, географами обязательное условие успешной деятельности историков. Особенно перспективны совместные исследования с психологами. Только используя современные достижения психологии можно постичь общие черты в действиях масс и лидеров на протяжении тысячелетий.
Но не одни гуманитарии, а и медики, математики и другие ученые могут много дать исторической науке. Наглядный пример: академик Российской академии медицинских наук Ю. М. Лопухин, используя современные достижения медицины сумел дать убедительный анализ болезни Ленина. А ведь сколько было придумано вокруг этой, интересующей миллионы людей проблемы. Все суждения, гипотезы, аргументы оказались дилетантскими и неправдоподобными. Уровень медицины начала 20-х годов не позволил поставить правильный диагноз. А выступивший во всеоружии современных медицинских знаний Лопухин дал доказательную и реальную картину. Он доказал, что пуля Каплан достигла своей цели — ранение привело к постепенному нарастанию «мозоли» у артерии, проводящей кровь в левое полушарие мозга. В результате оно деформировалось, что и послужило причиной болезни и смерти 7 .
Наконец, было бы полезно созвать совещание крупнейших историков мира для рассмотрения кардинальных задач исторической науки. Нынешние, проходящие раз в 5 лет, Международные конгрессы исторических наук (МКИН) превратились в грандиозные, не знающие себе равных по бесчисленности вопросов словопрения.
Раньше говорили — «от Адама до Потсдама» или «от палеолита до Главлита». Теперь можно сказать «От Ветхого завета до Интернета». В этой массе теряется основное.
Как заманчиво было бы продвинуться в понимании того, почему прямая линия развития вдруг превращается в причудливую «загогулину», зубчатую, как кардиограмма, а потом снова становится прямой, как эталонный метр? Еще более заманчиво создать с учетом этого понимания действенный механизм предотвращения общественных катаклизмов, разрушительных смут, не говоря уже о войнах. Сравним это со стремлением международными усилиями удержать Пизанскую башню от падения. Скорее всего это пустые мечтания — вероятно, недостижимо сделать властолюбие диктатора умеренным, поставить заслон непомерным амбициям лидеров, попридержать президентов, отдающих приказы о начале бомбардировок мирных городов в соседних или дальних государствах.
Или оставим историческую науку такой, какой она есть и пусть, как говорил Александр Кушнер, «Башня в древней Пизе // Без нас благополучно упадет»?
Примечания
1. Вечерний клуб 2000, май.
2. ГЕГЕЛЬ. Сочинения. Т. VIII. М. 1935, с. 7 — 8.
3. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения в девяти томах. Т. IX. М. 1990, с. 307.
4. Между прочим, теология признает насущную необходимость объяснения исторических поворотов. «Наиболее значительным событием стало возникновение так называемой диалектической теологии или теологии кризиса (К. Барт, Р. Бультман, Р. Нибур, П. Гиллах и др.), прямо и бескомпромиссно поставившей фундаментальные проблемы: как объяснить катастрофический поворот истории (курсив наш. — Ю. П.), что значит сегодня быть христианином, как выразить вечную истину Откровения в категориях изменчивой культуры и, наконец, каковы перспективы обуздания разрушительных демонических сил?» (МИТРОХИН Л. Н. Религия и культура. М. 2000, с. 252.)
5. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Там же, с. 372.
6. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Там же, с. 376.
7. ЛОПУХИН Ю. М. Болезнь, смерть и бальзамирование В. И. Ленина. М. 1997.
© elibrary.com.ua
Постоянный адрес данной публикации:
https://elibrary.com.ua/m/articles/view/Почему-история-нас-не-учит
Похожие публикации: LУкраина LWorld Y G
Комментарии:
Последнее время довольно часто можно услышать заезженную фразу «кто не знает историю, обречен повторять ошибки прошлого». Но, к сожалению, дальше этой фразы действо не развивается. Многие из нас, кто учился, либо начинал учиться еще в советской школе, имеют шаблоны тех догм, которые вбивались сызмальства. Более того, эти догмы легли на благодатную почву любви ко всему западному, свободному, правовому. И мы с упоением слушали и внимали историям про отсталую нашу Матушку-Родину, в которой вначале царский режим, а потом уже большевики «нагибали» свой народ, превращая его в рабов на службе у этого самого режима. Так и сейчас нередко можно услышать, как, мол, режим сегодняшний добивает вся и всех. Однако давайте всё-таки вспомним историю – она, зараза такая, имеет качество повторяться. Да и не просто даже повторяться, а делать такие зеркальные кульбиты, от которых у людей, эту историю знающих, может возникать чувство дежавю, а в иных случаях чувство разочарования.
Итак, сейчас за окном 21-й век. 2015-й год. Давайте зададимся вопросом, а что было 100 лет назад? Многие, возможно, слышали термин «Большая игра». Это понятие в широкий оборот ввел известнейший английский писатель Редьярд Киплинг, а обозначало оно (как гласит Википедия) «геополитическое соперничество между Британской и Российской империями за господство в Южной и Центральной Азии». Длилась эта самая игра с 1812-го года по 1917-й. Непосредственно же в начале века 20-го основными географическими зонами противостояния стали: Тибет, Персия (нынешний Иран) и Афганистан. Ничего не напоминает? Многие аналитики и политологи до сих пор считают, что Большая игра не закончилась с гибелью Российской империи, и борьба за Центральную Азию и Ближний Восток продолжается уже в рамках других государств (СССР-Российская Федерация и США), но задачи преследуются те же. И нужно быть глупцом, чтобы не понимать, что Запад в лице США и Англии не заинтересован в сильной России и сделает всё возможное для сдерживания нашей страны. Вопрос: но зачем? Ответ – ресурсы и страх. Именно страх коллективного Запада перед ростом Российской империи, по сути, привел к 1-й мировой войне, к втягиванию России в эту войну и созданию негативного имиджа Николая II среди населения. В стране именно в это время стали создаваться прозападные, либеральные течения, которые так сильно мне сейчас напоминают пламенных революционеров из современной белоленточной оппозиции.
Так, а что же было такого в Российской империи, что пугало продвинутых европейцев? Давайте посмотрим на следующую информацию: Начало 20 века. Россия входит в число пяти крупнейших по уровню экономического развития государств мира: США, Германия, Англия, Франция, Россия. Россия занимает 4 место в мире по уровню мирового промышленного производства, ее доля составляла 9 %. Темпы роста российской экономики на протяжении длительного периода 1890 – 1914 гг. являлись самыми высокими среди всех 5 ведущих промышленных государств мира. К 1917 г. в России было построено 81 тыс. км железных дорог, за последние 37 лет с 1880 г. строилось в год свыше 1,5 тыс. км. Даже в годы войны промышленность России продолжала расти (теперь в основном за счет военного производства). После небольшого спада в 1914 г. – 1,3 %, в 1915 г. прирост составил 10,8 %, а в 1916 г. 10,2 %. Только в 1917 г. после начала революции происходит глубокий спад в промышленности – 20,2 %. В результате только в годы правления Николая II русская промышленность учетверила свою производительность.
Это всё цифры, но за этими цифрами стоял страшный для западного мира диагноз, который озвучил в 1913-м году известный экономист Эдвард Тэри: «если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 г. идти также, как они шли с 1900 г. по 1912 г., Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении». Вот от этого диагноза страх. Страх европейской элиты, что русские варвары (многие из которых владели несколькими языками, читали европейских мыслителей) подожмут их под себя, установят своё полнейшее право над ними. Они мыслили в критериях своих оценок, то есть они боялись того, что сами бы сделали с Россией, дай им волю. И такая возможность им представилась спустя несколько лет волнений и потрясений внутри страны, когда русская интеллигенция с такой радостью и пылом подхватила знамя борьбы с царизмом, а потом с меньшим пафосом, но с большей болью садилась на последние пароходы, идущие из России.
К слову про интеллигенцию. Так и хочется задать вопрос всем тем, кто ждёт прихода свобод с уходом Путина. Ребята, вы историю не учили? Почитайте Бунина, Булгакова. Ведь там такие же, как вы – сторонники прогресса и свобод – верили в одно, а получили другое. Никогда в нашей истории после революций лучше не становилось. Становилось только хуже! Смута всегда была выгодна нашим врагам. И почему же до сих пор находятся люди – умные, образованные – которые верят в то, что очередная революция принесёт нам, наконец, свободу, равенство и братство. Две революции 20-го века – в 1917-м и 1991-м – не принесли нам ничего, кроме разрухи, потери территорий, падения уровня жизни, повышения смертности и снижения уровня рождаемости. Но фактически самое страшное, что происходило после революций – это потеря суверенитета. А поэтому давайте вернемся в тот период, когда мы полностью испытали на себе «любовь» Запада.
В период с 1918 по 1921 годы в Россию было осуществлено военное вмешательство, участниками которого стали в общей сложности 14 стран. Основными бенефициарами стали: Британская империя, США, Франция и Япония. Конечно, к ним примкнули поляки, немцы, турки, австрийцы, канадцы, австралийцы. Брались под контроль основные транспортные узлы Севера, Сибирь, Дальний Восток. Причем брались насильственно, с применением войсковых соединений. Занимательным тут являются комментарии американских политиков той эпохи. Так сенатор-республиканец от штата Вашингтон Майлз Пойндекстер, призывая к интервенции, заявлял, что «Россия является просто географическим понятием, и ни чем больше она никогда не будет. Ее сила сплочения, организации и восстановления ушла навсегда. Нация не существует…». Не правда ли, очень похоже на слова другого сенатора из сегодняшнего времени – «Россия – страна бензоколонка»? А может даже ближе к этому изречение Барака Обамы о разорванной в клочья экономике.
История, как я уже говорил, постоянно делает зеркальные кульбиты и вызывает чувство дежавю. Но вернемся к интервенции. Известны случаи боевых столкновений американцев с русскими. Я думаю, что ни у кого нет иллюзий, будто эти «добродушные» жители просвещенного западного мира пришли в Россию помочь навести порядок. Нет, конечно. Основная цель – деньги, ресурсы. Нечто подобное, я считаю, произошло уже в 90-х годах, когда мы за «бусы» отдавали свои месторождения и заводы, убивали ВПК и АПК. Так почему же до сих пор в нашей стране существует масса людей, верящих в дружбу с Западом? Почему эти люди жаждут крушения России? Как я уже ранее отметил, это образованные, обеспеченные граждане, имеющие достаточные умственные способности для анализа исторических событий и наложения их на современную действительность. И тут я бы хотел вернуться к страхам Запада перед Россией. А именно, к тому страху, который сейчас проявляется всё сильнее и всё заметнее выпячивается на фоне современных коммуникационных возможностей. Страх этот называется Правда.
Давайте вернемся на 100-150 лет назад. Что мы знаем о крепостном праве и о жизни рабочих и крестьян в Царской России? Да по сути дела ничего. Советская власть семьдесят с лишком лет доказывала нам, что только в 17-м году рабочие и крестьяне получили ту самую свободу, землю и фабрики, которые сами рабочие и крестьяне не очень-то и просили. Почему я считаю, что они не просили этого? Да всё просто: потому, что у них всё это уже было! Вот один из примеров в цифрах: «к 1905 г. помещикам принадлежало только 53 млн. десятин, а 42 млн. десятин помещики продали за этот период крестьянам (26 млн.) и купцам (16 млн.). Помимо покупных земель у всех крестьян (бывших государственных, дворцовых и помещичьих) и казаков имелось 139 млн. десятин надельных земель. Таким образом, к 1905 г. с учетом купленной земли у крестьян и казаков имелось 165 млн. десятин земли против 53 млн. десятин у помещиков, но, кроме того, значительная часть дворянской земли находилась у крестьян в аренде». Так о каких землях крестьянам говорили большевики?
Перейдем к рабочим. В 1897 г. Закон запрещал работу свыше 11,5 часов в день, а в субботу, предпраздничные дни и в ночную смену свыше 10 часов. В это время в большинстве стран Европы вообще еще не существовало законодательных ограничений времени мужского труда. Закон 1903 г. возложил на предпринимателей ответственность за несчастные случаи с рабочими на производстве. Мама родная! 110 лет назад наше законодательство было на сегодняшнем уровне! Более того, президент США Тафт публично заявлял, что Николай II «создал такое совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвастаться не может».
А человек, который в нашем восприятии ассоциируется с теми самими революционными идеями марксизма — Г.В. Плеханов – вспоминал о рабочих Петербурга второй половины XIX века – «вся среда отличалась значительной умственной развитостью и высоким уровнем своих житейских потребностей. Я с удивлением увидел, что эти рабочие живут нисколько ни хуже, а многие из них даже гораздо лучше, чем студенты. В среднем каждый из них зарабатывал от 1 руб. 25 коп. до 2 руб. в день». Но, то Плеханов. А вот, как вам цитата будущего главы советского государства Н.С. Хрущёва: «… работая простым слесарем, зарабатывал 45 руб. при ценах на черный хлеб в 2 коп., на белый – 4 копейки, фунт сала – 22 коп., яйцо стоило копейку, ботинки, самые лучшие «Скороходовские» – 7 руб. Чего уж тут сравнивать. Когда я вел партработу в Москве, то и половины этого не имел, хотя занимал довольно высокое место».
Или вот пример еще с того же сайта: «В 1875 г. капиталист С.И. Мальцев создал товарищество с капиталом в 6 млн. рублей, в котором рабочим и служащим было предоставлено участие в прибылях. На трудных работах был установлен восьмичасовой рабочий день. Рабочим были построены каменные дома по 3 – 4 комнаты, с большим участком под сад и огород. Были также построены школы, ремесленные училища, больницы. Заработная плата рабочих составляла уже тогда 170 рублей в год. Мальцевские заводы были не единичным примером». Каково? А? Очень сильно мне это напоминает социализм в скандинавских странах.
Когда сейчас западные компании дают вам различные социальные льготы и говорят, что заботятся о вас, то не забудьте задаться вопросом, почему они это считают своим достижением, если 140 лет назад это было в норме в нашей стране? И я хотел бы, чтобы этим вопросом задались все те диванные революционеры, которые поносят нынешнюю власть. Это вы – идеологические потомки западников и либералов начала 20-го века – со своими революциями, которых никто не просит, с вашей властью активного меньшинства над работающим большинством откинули нас на 100 лет назад. Это благодаря вам то, что раньше являлось нормой, теперь стало достижением!
А я лично теперь задаюсь вопросом вот каким, а не была ли царская Россия начала 20-го века тем мощнейшим колоссом, который своими достижениями, как в части правовой, так и в части промышленной, экономической так сильно раздражал западный мир, показывая пример построения действительно альтернативной системы? Так и сейчас, эта же Правда очень сильно начинает диссонировать с нарисованной Голливудом и подконтрольными транснациональным корпорациям СМИ действительностью. И это бьет по имиджу Запада. И отсюда истерики, отсюда растерянные лица и непонятные отговорки. Вы знаете, ведь даже психологически проще называть вещи своими именами. И когда мы говорим, что «Эрдоган – подонок», то мы не кривим душей, потому что мы знаем, что он подонок, и весь мир знает это. Но получается какая-то искаженная реальность, в которой тот самый, именующий себя свободным, Запад не может говорить правду, а «тоталитарная» Россия – это может, и говорит! И это чувствуют люди в разных уголках мира. Они понимают, что общество красивых улыбок, но пустых душ, проигрывает обществу пускай хмурых лиц, но с веселыми жизнерадостными глазами. И это бесит коллективный Запад. Они не могут сдержать эту правду, которую сдерживали 100 лет назад.
В конце хотел бы выразить вот какую мысль. Мы плохо знаем историю своей страны. Под историей я имею в виду не военные достижения и геополитические успехи, а жизнь простых людей. Ведь это же интересно. Поэтому я очень надеюсь, что мы начнем ценить свою историю и анализировать её. Мы, наконец, научимся благодаря истории избегать ошибок в будущем. Но пока, безусловно, у нас есть с этим проблемы. Одно лишь радует, Запад тоже плохо учит историю, и в первую очередь историю получения волшебных пенделей от русской армии.
Созревание исторической науки подвигается так медленно, что может поколебать нашу веру в силу человеческого разума.
Академик С. Б. Веселовский
Наука о прошлом — достижения и пробелы. «Ну как можно биться головой об одно и то же!» 1 — эти раздраженные слова А. Солженицына не столь оригинальны, но абсолютно верны. Брошенная по частному поводу эта фраза затрагивает по существу одну из кардинальных проблем общественной жизни практически всех народов. В самом деле, почему руководители государств, лидеры партий и движений, не жалея своих умнейших голов, бьются ими об одно и то же? Иными словами, не учитывают полученных уроков, повторяют уже не раз совершенные ошибки, не используют накопившийся исторический опыт.
Человек, поскользнувшись на арбузной корке, не наступит на нее второй раз. Даже ребенок, однажды ужаленный осой, постарается избегать нового общения с черно-желтой обидчицей. А в жизни народов и государств на протяжении тысячелетий возникали ситуации, повторявшие уже случавшееся с ними, и с неумолимым постоянством люди не сворачивали с протоптанной тропы, ведущей к трясине, и подобно своим предкам оказывались в хаосе войн, смут, междуусобиц.
Почему же народы и их лидеры так мало используют исторический опыт предшествующих поколений? Ведь с глубокой древности известно: «Historia est magistra vitae» — история учительница жизни.
Впрочем, сами историки (а вместе с ними и философы) давно высказали сомнение в справедливости этих слов. Они не раз сетовали по поводу того, что главный урок истории заключается в том, что ее уроки не усваиваются. «Народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее» 2 .
Правда, В. О. Ключевский не соглашался с Гегелем. Он считал, что «история учит даже тех, кто у нее не учится. Она их проучивает за невежество и пренебрежение. Кто действует помимо ее или вопреки ее, тот всегда в конце жалеет о своем отношении к ней. Она пока учит не тому, как жить по ней, а как учиться у нее» 3 .
То, что исторический опыт не использовался и не используется людьми в должной мере — факт несомненный. Но кто же в этом виноват? Сама учительница жизни или ее бездарные ученики? Историческая наука, призванная объяснить явные и найти скрытые пружины и механизмы, создающие в разных регионах и в разное время схожие ситуации? Вожди,
Поляков Юрий Александрович — академик РАН.
стр. 20
владыки, правители, лидеры, мешающие этой науке стать настоящей наставницей человечества и высокомерно пренебрегающие ее советами? Виноваты обе стороны.
Попробуем в этой связи порассуждать о роли исторической науки. Право, она заслуживает и добрых слов. Эта наука вечна, как сама история. А история это жизнь человеческого общества, опрокинутая в прошлое. Поскольку же жизнь человечества представляется нам вечной (хотя, видимо, это не так), то вечна и история, наука, ее изучающая. Жизнь настолько богата, многогранна, многокрасочна, что историческая наука не может — уже по своему определению — дать адекватное отображение даже малой части этого богатства, многогранности и пестроты. Видимо, для человека это всегда будет взгляд через перевернутый бинокль.
Так или иначе, историческая наука призвана осветить важнейшие события прошлого, сосредоточиться на них, определить основные направления и этапы исторического процесса, отразить крупнейшие достижения человеческой мысли и человеческих рук и их историческое значение. Этой науке не суждено делать такие открытия, которые могли бы, как шутят физики, «раскрутить земной шарик наоборот», или удесятерить срок человеческой жизни. Не суждено ей и раскрепостить энергию атома, способствовать проникновению в межзвездные дали или пересадке человеческих органов. Какое бы неожиданное, фантастическое, сенсационное чудо ни обнаружилось в прошлом, оно мало что изменит в настоящем.
Но исторической науке отведена важная роль в общественном развитии. Любое государство, общество, этнос не могут существовать без духовных скреп. Память о прошлом, традиции, выработанные большей частью на протяжении длительного времени и передающиеся из поколения в поколение, или новые, быстро развивающиеся социальные тенденции, составляют важную часть национального сознания. Они сплачивают общество устными сказаниями, преданиями, былинами, вырастающими из них письменными рассказами, летописями, повествованиями.
На протяжении тысячелетий исторические факты были рассеяны по миру. Они не были сопоставлены во времени и в пространстве и осмыслены по своей значимости и масштабу. Созданная историками своеобразная система зеркал, отразила события прошлого в их совокупности, расположила гигантские скопления фактов в их взаимосвязи, установила их хронологическую последовательность или синхронность. В длительном процессе собирания и классификации рассыпанных по различным континентам элементов знаний о прошлом, постепенно оформилась историческая наука, выработавшая методы, свои правила и требования, главное из которых сводится к достоверности и обоснованности изложения исторического процесса, событий прошлого.
По объему написанного историческая наука не знает себе равных. Человеческий взгляд проникает все глубже в вековые толщи, охватывая все более широкие слои минувших эпох. Особенностью исторической науки является широта и разнообразие используемых ею источников, своеобразная ее всеядность. То, что сегодня подлежит ведению представителей самых разных специальностей, назавтра переходит в компетенцию истории — от повседневной жизни, будней и праздников каждого индивидуума до событий, потрясавших основы великих государств.
Народный интерес к своему прошлому огромен, непреходящ. Бесчисленные памятники минувшего — от скифских курганов, египетских пирамид, древних храмов, до полузаросших окопов недавних сражений — пробуждают у личностей и в массах эмоции, делают исторические повествования не просто наглядными, но реально осязаемыми.
Очень важная особенность истории (как науки в том числе) заключается и в том, что она органически связана с нынешним днем, так же как текущая жизнь связана с историей. Дом, который построил дед, не просто место сегодняшнего жилья, а хранилище памяти об ушедшем поколении, фотографии в семейном альбоме останавливают мгновения, демонстрируют неумолимый бег времени, когда человек видит самого себя в движении
стр. 21
и развитии — от колыбели до глубокой старости. История изучается в школе, событиями прошлого заполнены миллиарды страниц романов, повестей, рассказов, поэм, о событиях прошлого создано бесчисленное множество кинофильмов.
Историки разработали научно обоснованные методики анализа проверки и сопоставления документов, определения возраста памятников прошлого. Появились многочисленные вспомогательные дисциплины, обеспечивающие достоверные подходы к отдельным видам источников (сфрагистика, нумизматика и др.). Нелепо было бы отрицать достижения исторической науки как в глобальном плане, так и применительно к определенным хронологическим периодам, различным континентам, странам, народам.
Пределы истории постоянно и непрерывно раздвигаются, ибо каждый час, каждый день, каждый год, неумолимо покидая настоящее и уходя в прошлое, расширяют его хронологические рамки. Поэтому, если даже ученые сумеют разгадать все исторические загадки, их захлестнет лавина новых проблем, порождаемых настоящим. И в этом смысле у истории не может быть конца до тех пор, пока существует само человечество.
Не раз раздавались голоса о кризисе истории, как науки, высказывались различные претензии к департаменту Клио. И в самом деле, внимательное, по большому счету, рассмотрение показывает, что историческая наука имеет много слабостей: ее пробелы становятся особенно заметными на фоне быстрого развития других наук, принципиального расширения технических возможностей познания, появления качественно новых исследовательских технологий.
Уже не один год многие исторические концепции и постулаты остро и резко критикуются математиком А. Фоменко и его коллегами. Историки возмущены их пропагандистской активностью. Многие концепции и положения Фоменко — и это очевидно — поражают деструктивностью, пренебрежением к реальным и бесспорным достижениям исторической науки, стремлением не столько убедить, сколько эпатировать читателя. Но сам факт появления концепций Фоменко, популярность его книг среди определенных слоев интеллигенции неслучайны. Это свидетельствует о том, что историческая наука не пользуется достаточным доверием у довольно широких общественных слоев, что многие узловые проблемы не решены, обойдены или решены не убедительно.
Вопрос о состоянии исторической науки представляется важным. Он касается не просто одной научной дисциплины, а имеет широкое общественное значение. Одна из особенностей освещения прошлого состоит в том, что оно не защищено от искажений и легко поддается фальсификациям, извращениям. Бог науки — эксперимент. Но по ушедшим навсегда событиям нельзя провести следственного эксперимента. Историк может опираться только на сохранившиеся материальные свидетельства, а с появлением письменности — на различные документы (при их критическом рассмотрении).
Поэтому все развитие исторической науки проходило в борьбе за доказательность, убедительность и тем самым мощь и влиятельность исторических аргументов, против извращения фактов и против научно не обоснованных концепций. Эта борьба- свидетельство могущества истории, того что в ней на протяжении столетий нуждались и нуждаются сейчас различные слои. Напомню хотя бы, что легитимность династий — на протяжении столетий столп стабильности и порядка — всегда доказывалась только при помощи истории. Но эта борьба одновременно привела к ослаблению истории, к ее зависимости от властей предержащих и соответственно снижению социального престижа и народного доверия.
Вернемся к началу статьи, к констатации того, что уроки истории не учитываются в современной социально-политической жизни, хотя снова возникает вопрос — почему же эти очевидные обстоятельства практически не реализуются? Быть может, историческая наука не достигла такой силы и мощи, чтобы, используя опыт прошлого, прослеживать, улавливать ход событий в настоящем, давать обоснованные советы и рекомендации тем,
стр. 22
кто в силах корректировать и контролировать исторический процесс? Или наука способна видеть и предвидеть (как сейсмологи все надежнее улавливают симптомы приближающегося землетрясения, а вулканологи — рокот нарождающегося извержения), но ее голос слаб и беспомощен, легко заглушается децибеллами невежд? Или новые поколения — и массы и вожди — настолько самоуверенны и амбициозны, что под бодрые марши идут по старой колее, убеждая всех, что прокладывают новый — безусловно единственно правильный, ведущий к успеху путь? Лишь потом, перенеся катастрофы, только чешут в затылках (те, кому удалось оные сохранить).
Среди властителей дум преобладает легкомысленное отношение к развитию событий, они (властители) поддаются столь свойственной людям надежде, что на этот раз все будет «не так», что история не повторится дважды и следующий снаряд не попадает в воронку от предшествующего, что нынче все сложится лучше, счастливее. Нет, история повторяется, и, вопреки известному постулату, ее повторение не всегда выглядит фарсом. Трагедии со схожими сюжетами повторяются на исторической сцене гораздо чаще, чем водевили.
Да, история не проявила себя учительницей жизни, наукой, способной предостеречь, предотвратить. Видимо, ей еще не под силу раскрыть мотивации, причины происходящих и повторяющихся явлений — экономических кризисов, революций, войн, механизмы их возникновения, распространения.
Историки изучили, и в ряде случаев так досконально, что можно только удивляться, конкретные обстоятельства множества событий и явлений. Но эти обстоятельства настолько многообразны, неповторимы, в большинстве случаев просто уникальны, что не могут служить основанием для уроков, для выводов, которые помогли бы новым поколениям. А найти несомненно существующие общие глубинные черты, выявление которых позволило бы нащупать кнопки, предотвращающие социально-политические катаклизмы, историки так и не сумели, хотя и создали целый ряд разнообразных концепций 4 .
Совершенно прав был Ключевский более ста лет назад подметивший: «В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений» 5 .
Овес нынче дорог. Практическая необозримость и неисчерпаемость исторической проблематики делает неизбежным произвол в выборе тем для исследования и соответственно освещения и популяризации. Это — причины объективные. Но с незапамятных времен сюда приплетались и причины субъективные. Люди, писавшие историю, прежде всего, стремились прославить деяния тех, от кого зависели, опорочить, ославить противников своих работодателей. Со временем менялись формы, но суть оставалась неизменной. Есть стреноженные кони, есть вольные скакуны. Но и вольным скакунам нужен овес, а он нынче, как было подмечено классиками — дорог.
Конечно, в странах с развитой демократией гораздо больше возможностей для объективного изложения истории, для выражения авторских, не ангажированных оценок и идей. Лекции кембриджского или стенофордского профессора в большинстве были тоньше, убедительней, аккуратней, чем преподавателя истории КПСС в Центральной России. Но вряд ли кто-либо сможет оспорить, что историк любой демократической страны не получит широкую аудиторию, если выступит против принятых в этой стране, ставших традиционными и привычными оценок прошлого. В Англии, США и др. историки довольно дружно преувеличивают, к примеру, роль своих стран во Второй мировой войне. Это отступление от исторической истины идет через системы образования и средств массовой информации (СМИ). Разумеется, там могут появляться и появляются объективные книги, статьи, высказывания по этому вопросу, но суждения подобного рода тонут в океане общепринятых банальностей.
Практически незаметно нормальный фотоснимок был подменен негативом. В то же время со времен «холодной войны» западные историки, опуская одни факты, выпячивая другие, стали преуменьшать роль СССР
стр. 23
в победе над фашизмом. Это обстоятельство наглядно проявилось в дни, когда отмечались годовщины окончания Второй мировой войны, в 1995 и 2000 годах. Лишь отдельные ученые и журналисты позволили себе высказать свои сомнения, но их суждения терялись, как зернышки, выпавшие из колоса на пшеничном поле.
В странах с авторитарными режимами искажение прошлого принимает неизмеримо более широкие масштабы. Развернувшаяся в годы «холодной войны», не имевшая фактически научного значения дуэль между «советологами — буржуазными фальсификаторами» и ортодоксальными «марксистами- ленинцами» показала, как легко манипулировать с обеих сторон общественным сознанием в области оценок прошлого. Сравнительная легкость различного толкования — вольного, невольного, произвольного — событий, фактов прошлого всегда таила большую опасность использования их в политических, идеологических, религиозных целях. Социально-политическая ангажированность нанесла серьезный урон престижу исторической науки. И поныне зависимость от политики остается ее неизменной спутницей.
Разумеется, историки — и многие искренне — стремятся продемонстрировать свою приверженность объективности. Появляется немало свободных и объективных исследований. Но преобладание в массовых масштабах через СМИ, школу и т. п. определенной тенденциозности, односторонности — национальной, государственной, религиозной — очевидно.
Эта односторонность имеет массовый масштаб, влияя на большинство населения. Массовость, последовательность, постоянство создают определенную целенаправленную убежденность общества, а общественное мнение в свою очередь влияет на тех, кто формулирует исторические оценки. Этот замкнутый круг весьма устойчив, хотя отнюдь не заколдован.
В современной России правда истории по-прежнему уступает дорогу трамваю власти. Как верно и давно подметил В. Шкловский, мы уступаем дорогу трамваю отнюдь не из вежливости. Социально-политические объятия политического руководства и властителей умов в цивилизованных странах бархатисты. Но на деле они снижают общественное достоинство историка и не позволяют использовать потенциал, заложенный в историческом знании. В этом главная причина того, почему история не становится подлинной учительницей жизни, а те, кому надлежит усваивать уроки, продолжают биться головой об одно и то же.
Эта причина на обозримый период — неустранима.
Воля Всевышнего или классовый интерес? Но и сама историческая наука в связи с первой причиной, с одной стороны, и в соответствии с внутренними законами своего развития, с другой, — далеко не использовала всех своих возможностей. Вероятно, это не случайно. Дело в том, что историческая наука вообще не смогла дать убедительные, обоснованные ответы на многие узловые вопросы.
Перечислить их в одной статье невозможно. Попробую привести отдельные примеры. Оговорюсь при этом, что выражаю лишь собственную точку зрения, с которой вряд ли согласятся многие из моих коллег.
Человек не смог открыть тайну своего возникновения, определить, как, когда и от чего произошли неведомые мутации, позволившие некоему четвероногому существу встать на две конечности, освободив руки, научиться использовать дубину и камень. Ученым нельзя предъявить претензии, ибо слишком мало следов оставили ушедшие сотни тысяч лет, занеся немногое, что осталось, илом древних рек и песками пустынь.
Множество вопросов, кажущихся ясными и простыми, на самом деле освещены односторонне, примитивно.
Спросим, к примеру себя — ответила ли наука на простой и вместе с тем кардинальный вопрос: почему так успешно распространилось христианство и прочно обосновалось в большинстве европейских стран? Существует бесчисленное множество общих и конкретных исследований, показывающих, как проходил этот процесс в различных регионах и в различные века. Показано, что христианство побеждало крестом и молитвой, мечом и огнем. Были мученики, были отступники, однако процесс шел неодолимо.
стр. 24
Но почему все же христианство одолело язычество? Почему самые различные этносы в конце концов отступились от язычества? Ведь различные виды языческих верований отнюдь не были примитивными. Вспомним грекоримскую мифологию, яркую, богатую, отражающую многоцветность человеческих чувств, любовь и ненависть, доброжелательность и зависть, доблесть и обман. Не случайно в течение столетий господства христианства образы греко-римской мифологии обогащали поэзию и искусство самых различных стран.
Триумфальному шествию христианства дается два основных объяснения. Одно, которое, по старой памяти, назову идеалистическим, объясняет быстрое распространение христианства силой Всевышнего, исключительно справедливой, высокой идеей, ее чистотой и благородством. Слабость, неубедительность религиозного объяснения не требует больших доказательств. Как получилось, что всепобеждающая сила Всевышнего остановилась на полдороге, оставив большинство человечества прозябать без приобщения к христианству. А возвышенность и благородство его идей ставились под сомнение из-за жестокости крестоносцев, корыстолюбия священнослужителей, расправ с еретиками, распрей между христианскими церквами.
Другое объяснение, которое может быть названо материалистическим, исходит из интересов различных классов и страт. Одни слои общества стремились укрепить свое господствующее положение, и христианство с его призывом к смирению и признанием всякой власти, данной от Бога, было для этого подходящим инструментом. Другие, напротив, находили в христианстве помощь и защиту от укрепляющей власти.
Однако столь различны были группы и лица, принимавшие христианство и жестоко подавлявшие его, настолько непохожи были условия в регионах, где крест становился святыней, что рациональное материалистическое обоснование не увенчалось успехом. (Я не сомневаюсь, что встречу множество оппонентов, но ознакомление с историографией заставляет меня констатировать, что наука не дала убедительного объяснения феномену возникновение и распространение христианства, его победы над язычеством.) Бесчисленные конкретные исследования по территориям и хронологическим этапам дают лишь огромную фактическую основу. Создан фундамент, не более того. Между тем перед нами один из узловых вопросов человеческой истории, на которые наука и призвана давать обоснованные ответы на уровне современного знания.
И разве не парадоксально, что в век проникновения в тайны Вселенной и земной материи сознание сотен миллионов людей не поднимается выше легенд о сотворении мира за семь дней, непорочном зачатии и воскрешении Христа. Удивительно, но уровень массового сознания во многом остался таким же, каким был две тысячи лет назад.
Видимо, на вопрос о распространении христианства можно дать не один, единственный научно-обоснованный ответ. Научная альтернативность вполне возможна. Не исключено, что суть одного из возможных ответов может лежать прежде всего не в рамках экономики или социальных отношений, а в плоскости психологии, в постижении мироощущения человека. Оно и сейчас остается главным, во сколько бы разнообразных одежек — схоластических и псевдонаучных рассуждений — мы бы его не закутывали. Ведь совершенно очевидно, что основной вопрос, который интересовал человека на протяжении всего того скрытого во мраке веков времени, когда некое человекоподобное существо стало человеком — вопрос о жизни и смерти. Человек смертен, он рано или поздно уходит из жизни. Куда? Что происходит с ним, когда он преступает эту неизбежную грань?
Осознанно, а большей частью неосознанно, человек, озираясь в потемках бытия, видел, сталкивался со смертью в ее всевозможных проявлениях — старцев и младенцев, от голода, холода, ран, болезней и т. п. Поэтому практически все верования пытались ответить на вопрос, что будет с человеком там, за роковой чертой. И почти все верования обещали загробную жизнь. Поэтому создавались примитивные, доступные каждому представления о жизни после смерти. Потому в могильники клали пищу, оружие,
стр. 25
убивали супруг, слуг и лошадей, снабжая человека необходимым для загробной жизни. Потому-то и создавались мифы о светлой загробной жизни для правоверных, о рае и аде, о перевоплощении человека после смерти.
Христианство ответило на вопросы жизни и смерти наиболее просто, ясно и привлекательно. Жизнь загробная неизбежна, но для верующих в Бога и праведно ведущих жизнь земную обеспечено блаженство рая, грешникам же уготован ад. Простейший рецепт, не затемненный красивыми мифологическими сказками, убедительный, да еще подкрепленный утверждением о неизбежности божественной проверки- второго пришествия и дня Страшного суда. Жизнь и смерть, появление возможности, сойдя в могилу, счастливо продолжить свое существование равно волновало эллина и варвара, раба, вольноотпущенника и патриция.
Быть может, простота, доходчивость христианской религии и дала наиболее ясный ответ на главный вопрос, интересующий человека, что и обеспечило сравнительно быстрое распространение этой религии? Не случайно, что ислам, обладающий, несмотря на все различия, примерно схожими решениями вопросов жизни и смерти, получил также широкое распространение в масштабах одного и того же тысячелетия.
Марксизм стал первым учением, приобретшим массовое распространение, которое отринуло мифы о загробной жизни, призвав обеспечить достойное существование на земле. Быть может, это лежит в основе ряда поражений марксизма в борьбе за массовое сознание. Марксизм проиграл христианству на этом поле и не смог преодолеть влияния мусульманства.
Размежевание было очевидным: что больше привлекает простого человека — желание без особых проблем, главным образом усердно крестясь и отвешивая земные поклоны, неплохо устроиться в загробной жизни, или готовность безропотно «вкалывать» ради светлого будущего? Когда это светлое будущее казалось близким, достижимым, народ поверил и трудился ради его достижения, не жалея сил. Когда же выяснилось, что достичь сияющих далей не так-то просто, а пояс надо подтягивать все туже, взгляд снова обратился к обещанным Христом райским кущам и обещанным Магометом гуриям. Идеалистические сказки оказались прельстительней материалистической теории. Человеческое сознание в массе предпочло веру в будущее на небе, а неудачи попыток построить рай на земле укрепили веру в небесный рай. «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман».
Историки, видимо, недостаточно изучали (на конкретных исторических примерах) суть человеческой природы, человеческой психологии, не сделали выводов и обобщений, действительно помогающих решать современные задачи.
А разве не очевидно, что основные свойства человека, несмотря на колоссальнейшие изменения жизненных условий, остались неизменными? Это видно на примере становления, распространения и прочности религии.
Походы Тамерлана и роль личности. Недостаточная познанность человеческой природы и психологии во многом объясняет и то, что историки не сумели выявить глубинные причины, объясняющие, почему начинались и велись войны, осуществлялись гигантские завоевательные походы. Конечно, легко объяснить причины локальных столкновений, возникавших по-видимому еще в достоисторические времена, когда человек располагал примитивнейшими средствами борьбы, в том числе собственными конечностями и зубами. Тогда бились для того, чтобы закрепить за собой богатую рыбой бухту, или лесную чащу с изобилием плодов и ягод, или просто для того, чтобы закусить аппетитными ягодицами сородича из другого стада или племени. Не сохранились ли в сознании человека древнейшие элементы внутривидовой борьбы? Первобытный каннибализм давно исчез. Но мы знаем примеры поразительных по своему масштабу походов, разрушительных войн, включая мировые, Но можем ли мы убедительно объяснить, почему они начинались, для чего велись?
Признанный величайшим полководцем всех времен Александр Македонский в четвертом веке до нашей эры, совершил невиданный (неизвестный
стр. 26
во всяком случае до того времени) поход по Южной Азии, пройдя со своими фалангами от Балкан до Инда и Яксарта (Сыр-Дарья). Что заставило его, сокрушив Персидскую державу, идти дальше на Восток через безводные пустыни, горные перевалы, преодолевая тысячи верст, устремляясь в неведомые дали Согдианы, Бактрианы, Индии? Конечно, правы ученые, написавшие Монблан исследований об особенностях экономического и политического развития древнего мира, о стремлении захватить злато, серебро, жемчуг, алмазы, яхонты, получить новые источники пополнения числа рабов, новые рынки и т. д. и т. п. Но разве не хватило бы для крошечной Македонии рынков и рабов Малой Азии, Египта, Сирии, Месопотамии, Персии? Разве мало было для 30.000 пехотинцев и 5 тысяч кавалеристов Александра драгоценных камней Вавилона, Персеполя, Экбатаны? Что заставляло Александра, переправив свои фаланги через Геллеспонт двигать их с удивительными настойчивостью, последовательностью все дальше и дальше на Восток, к пределам Эйкумены. Что заставило другого прославленного завоевателя — «жележного хромца» Тимура совершить на исходе XIV в. походы в Иран, Закавказье, во владении Золотой Орды, в Индию, Малую Азию, Китай?
Что заставило Чингисхана и его преемников двигать свои «тьмы» на протяжении почти всего XIII в. через пустыни и леса, пересекая многоводные реки, в Китай, Среднюю Азию, Сибирь, на Кавказ, Урал, в Поволжье, Восточно- Европейскую равнину, дойдя до Моравии и Адриатики, в Иран и Двуречье.
Что двигало Наполеоном, когда он, одержав блестящие победы и сделав Францию доминирующей державой Европы, продолжал вести завоевательные войны? Уж во всяком случае не забота о национальных интересах Франции.
В мировой истории не сосчитать подобных фактов, событий, применительно к разным эпохам и частям света. Можно разобраться в каждом отдельном примере, дать ему конкретные объяснения и толкования и нет числа соответствующим исследованиям. Но разве не возникает элементарная мысль о наличии неких черт, факторов, объединяющих столь разные по времени, характеру, географическому охвату походы и войны? Дело не в выявлении внешних, формальных аналогий — их всегда можно отыскать и представить в весьма завлекательном виде. Формальные аналогии ничего не дают науке. Нет, речь о другом — каким образом получилось, что налицо так много общего, так много не внешнего сходства, а глубинных схожих черт? Как получилось, что это общее повторяется с завидным постоянством? Подобная схожесть, тянущаяся через века и континенты, не может быть случайной.
Но историки не дали ответа и здесь. А, может быть, суть таится именно в особенностях человеческой психологии? Может быть все же определяющую роль играла неутолимая жажда славы и власти вождей, полководцев? И безмерность их честолюбия находила поддержку их соратников, распространялась и на средних командиров. Рядовые бойцы больше всех рисковали своими жизнями и погибали в отчаянных схватках, но и они жаждали добычи. И остававшиеся дома родичи не были равнодушны к славе и добыче. И насколько действительно банальна мысль, что чем больше люди имеют, тем больше они хотят иметь? А главное, несколько все эти реальные человеческие свойства были и остаются фактором исторического процесса?
Вопрос о завоевательных походах и их вождях в какой-то мере связан с пониманием роли личности в истории. Сколько здесь копий было сломано! Сколько объяснений, гипотез — убедительных и не очень, примитивных и замысловатых — было выдвинуто!
Интерес к роли личности понятен и объясняется без труда. Ведь описание минувшего начиналось с восславления или поругания выдающихся личностей, деяния которых, по убеждению первых историографов, и составляли основу исторического процесса. Более того — олицетворяли его. Их недостатки и их достоинства определяли все развитие государств. Полководцы, герцоги, цари, императоры начинали войны и примирялись,
стр. 27
строили крепости и закладывали города, прорубали дороги в горах и лесах, поощряли торговлю и ремесла.
Гораздо позднее появились суждения о том, что выдающаяся личность может выдвинуться, проявить себя лишь при наличии соответствующих условий. Стала подчеркиваться (порой преувеличиваться) роль народных масс. Ведь не князья и короли бросались в атаки на вражеские бастионы, не они возводили крепостные башни, валили вековые деревья для мостов через полноводные реки. Попытки, безусловно разумные, показать роль масс, развитие производительных сил, значение обстоятельств, которые способствуют появлению выдающихся деятелей, ослабили синдром горящего сердца пасионарного героя Данко.
Но по-настоящему наука не объяснила феномена личности, не ответила на вопросы, почему влияние действительно крупных личностей на ход событий было порой определяющим, а порой второстепенным. И в чем выражается решающая, определяющая их роль применительно к разным эпохам и странам? И какова диалектическая взаимосвязь между условиями, выдвигающими великого лидера, и его деятельностью, меняющей эти условия?
Как ни странно, но именно XX в. принес чуть ли не самые весомые доказательства огромного влияния личности на развитие отдельных стран и всего мира. Странно, потому, что масштабы влияния личности благодаря общей глобализации, неимоверно выросли, а чем масштабнее события, тем труднее проявить себя той или иной личности. Увеличились информированность и образованность масс, а это позволяет им лучше разбираться в происходящем и, соответственно, больше влиять на него. Появились многочисленные массовые организации, в том числе политические партии, способные в тех или иных формах коллективно, демократически направлять ход событий. Но лидеры XX века доказали, что они могут использовать мощь современных рычагов — средств массовой информации, армию, политические организации, силу государственных органов. Миллионы людей во всех странах спорят: развивалась бы иначе Россия, Германия, Турция, не будь Ленина, Сталина, Гитлера, Ататюрка? Или, будь на престоле вместо Николая II талантливый и сильный самодержец, смог бы он удержать Россию до революции? Повернул Муссолини развитие Италии, или и без него оно пошло бы тем же путем? Как развивался бы Китай без Мао Цзедуна и Ден Сяопина?
Историки, как всем известно, не могут ответить на подобные вопросы, ибо наша наука не знает сослагательного наклонения. Но они призваны объяснить, показав и общее и особенное, как и почему именно в XX в. роль личности проявилась столь рельефно, каково соотношение субъективного фактора и объективных обстоятельств, выдвинувших лидеров на авансцену истории.
Обстоятельства создавали лидерам базу для их выдвижения, а они преобразовывали ее в своих целях, сами формировали потребные им обстоятельства. Или говоря конкретнее: сначала соотношение сил определяет и выдвигает лидера, а затем лидер определяет то или иное соотношение сил. Взлеты лидеров и вождей возможны лишь при попутном ветре. В условиях штиля ладью нужно выгребать веслами мучительно и медленно. А когда паруса наполнились ветровым потоком, ладья понеслась стрелой. Но тут-то и нужен мудрый, умелый кормчий. При штормовом порыве плохой кормчий не удержит паруса, перевернет ладью или разобьет ее о рифы. Такова понятная связь явлений. Без попутного ветра для самого талантливого рулевого не появится счастливой волны. А эта волна может его или легко и быстро вынести к желанной цели, или навсегда погрузить в морскую пучину. Да, понятна общая связь — человек, время, счастливая волна и умение увидеть ее, порой предугадать, не побояться ураганного напора, сочетать дерзновенность с опытом и умением.
Но сколько здесь неясного, неизученного! В истории вождь, лидер не может действовать в одиночку. Он не граф Монте-Кристо. Как много зависит от команды — талантливых соратников, помощников, единомышленников.
стр. 28
А как учесть изменение психики вождя, происходящее с годами? Неизбежно ли перерождение? Как наступает «осень патриарха»? Это ли не проблема, изучение и знание которой поможет понять многие зигзаги прошлого и предвидеть опасности, подстерегающие нас в будущем?
Часто во время крупных потрясений, исторически назревших перемен не обнаруживается великих лидеров. Энергия перемен уходит в песок. Так произошло в СССР — России в конце XX века. За годы революции с советского строя было совершено немало ярких и сильных прорывов в будущее, выдвинуто прогрессивных идей. Ленин, преисполненный уверенности в правоте марксизма, допустил в своей фанатичной приверженности задаче революционного преобразования общества немало ошибок и перегибов, но он настойчиво искал пути развития, менял курс, отказывался от неоправдавшей себя линии.
Сталин повернул страну к авторитаризму. Его личные качества оказали огромное воздействие на страну. Разумный вождь мог бы развить прогрессивные начала революции, модернизируя страну демократически. Сталин же строил жестко, жестоко, беспощадно. Он создал стальные конструкции государства, способные выдержать любые бури. Для укрепления своей власти он поступил правильно, и это совпало с интересами страны, когда грянула буря. Но он не подумал о защите от коррозии. И казавшиеся непоколебимыми стальные конструкции стали ненадежными. Преемники Сталина не разрушили старый каркас, не создали новый — они закрашивали проржавевшие места.
Остов надо было и можно было менять. В Китае нашлись лидеры — Ден Сяопин и его соратники, которые сумели, сохраняя не тронутые коррозией надежные элементы несущей конструкции, найти методы и материалы для ее сохранения и совершенствования.
В России неизбежность обновления была бесспорна. Но эгоистичные лидеры конца 80-х и в 90-е годы пошли по пути дальнейшего разрушения, не сумев генерировать ничего конструктивного. Роль этих личностей оказалась огромной, но сугубо негативной. Были ли у них возможности, альтернативы, потенции? Безусловно. Вина лидеров, думавших лишь о своих интересах и манипулировавших словом «реформа» очевидна.
Перемена строя, революция были в России в начале века неизбежными. Но, я уверен, Ленин и Троцкий придали ей особо радикальный, ультраякобинский характер. Без Ленина и Троцкого революция в России, вероятнее всего, приняла бы другой характер. В то же время Ленин в дальнейшем показал способность к гибкости, к поиску других менее радикальных путей. Он сочетал черты Мао и Дена, За романтической весной наступает дождливая осень и суровая зима, грозящая бедами, как это бывает в арктических районах, не обеспеченных завозом необходимых продуктов и топлива.
Если бы наука, изучая и обобщая вековой опыт, познавая уроки истории, могла предвидеть, что несмотря на бесчисленное множество индивидуальных особенностей — есть линии, черты, которые роднят вождей разных времен и народов! Каждый лидер ярок по-своему, но все властители, в конечном счете схожи.
Уроки истории, правильно понятые и умело использованные, могли бы уберечь народы от многих бед, от превращения России в бескрайний «остров невезения». Знание натуры лидеров помогло бы вовремя разгадать многословные хитросплетения Горбачева и популизм Ельцина. Нам нужны лидеры, которые понимали бы недостатки народа, но не были подвержены им.
Наука не столько знание, сколько сознание. Я привел лишь три примера, которые свидетельствуют, что история не заняла подобающего ей места в обществе. Говорят — и по-моему убедительно — что история, как наука не раскрыла многие узловые, коренные проблемы общественного развития. Эти жизненно важные и поучительные проблемы, если бы их удалось решить, могли бы серьезно помочь народам в их поступательном движении, предотвратить не одну трагедию, не одно падение.
К третьему тысячелетию выявилось, что главная функция каждой
стр. 29
науки — защитная. Долгие столетия человек осваивал Землю, познавал законы естества, объяснял природные явления, ставил их на службу себе, создавал машины, призванные служить его потребностям за счет ресурсов планеты. Парадокс последнего столетия свелся к тому, что наука породила немалые опасности для человечества. Гомогенная деятельность, производя невиданные блага и удобства, создала угрозу самому существованию человека. И наука призвана теперь защищать человечество и планету в целом от опасностей, созданных самой же наукой. Физика должна не просто учиться использовать все более эффективно и разумно энергию атома, но защитить человека и Землю от губительных последствий возможного выхода этой энергии из-под контроля.
Биология и медицина призваны защитить человечество от физической деградации, от наркомании. Спасти Мировой океан от загрязнения, леса от истребления, реки от высыхания, почвы от эрозии — эти задачи и проблемы бесчисленны. И каждая жизненно важна для существования людей. В выполнении защитной функции науки роль гуманитарных дисциплин чрезвычайно велика.
Их задача защищать от разрушения ослабленные нравственные ценности, спасать от пренебрежения, забвения накопленные человечеством ценности культуры, поддерживать устойчивость психологии. Оборона отнюдь не означает отказа от наступления — на невежество, дилетантство, знахарство, лженауку, жестокость, безнравственность, развращенность.
В этом плане совершенно особая роль принадлежит науке исторической. Эта роль — в возможности сохранения связи времен, то есть в возможности извлекать для настоящего и будущего уроки из прошлого. Это имеет как теоретическое, так и практическое значение, обосновывая выводы и прогнозы политологии и футурологии. Мысль о связи прошлого, настоящего и будущего — одна из самых банальных и избитых. Она давно считается аксиоматичной. И вопрос не в том, что существует или не существует эта связь, а в том, что человек не вскрыл ее механизмов и пружин, сокрытых в неимоверной толще столетий и определяющих повторяемость явлений, сходство поведенческих черт.
Если история состоит из фанатизма, ошибок и амбиций выдающихся личностей, (а народы соучаствуют, подчиняясь, поддерживая и расплачиваясь), то и фанатизм, и ошибки, и амбиции должны найти рациональное разъяснение.
Историческая наука не стала мудрым наставником при неразумном дофине (хотя в принципе может), не стала пророчицей Кассандрой (хотя во многом и могла бы сыграть такую роль). Она осталась бабушкой, рассказывающей детям сказки на ночь, учителем, кончающим преподавать историю в четвертом классе; безымянным, мокрым от пота добытчиком руды, из которой писатели среднего таланта творят увлекательные романы.
Ключевский мудро заметил в 1892 году. «Науку часто смешивают со знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, т. е. уменье пользоваться знанием как следует» 6 . Историческая наука обладает великолепным знанием. Она накопила и сделала достоянием общества грандиозный фактический материал. Однако его обобщение, выявление общих черт и закономерностей исторического процесса отстает. Причины и примеры приведены выше.
Что касается общественного положения и престижа исторической науки, то здесь вряд ли возможны в обозримом будущем серьезные перемены. Разве лишь если появится историк глобального масштаба, который на государственном уровне сможет поднять общественное достоинство историка, доказать что не только «поэт (в России) больше, чем поэт», но и «историк больше, чем историк».
В отношении решения ряда узловых проблем прошлого, результаты будут зависеть от трех обстоятельств. Во-первых, от эффективности оптимизации использования современных технологий, в частности, творческого использования компьютеров, составления и реализации сложных программ по основным линиям исторического процесса, способных дать существенные научные результаты.
стр. 30
Во-вторых, нужен основательный выход на максимальную междисциплинарность. Конечно, творческое сотрудничество с гуманитариями — философами, литературоведами, экономистами, юристами, демографами, географами обязательное условие успешной деятельности историков. Особенно перспективны совместные исследования с психологами. Только используя современные достижения психологии можно постичь общие черты в действиях масс и лидеров на протяжении тысячелетий.
Но не одни гуманитарии, а и медики, математики и другие ученые могут много дать исторической науке. Наглядный пример: академик Российской академии медицинских наук Ю. М. Лопухин, используя современные достижения медицины сумел дать убедительный анализ болезни Ленина. А ведь сколько было придумано вокруг этой, интересующей миллионы людей проблемы. Все суждения, гипотезы, аргументы оказались дилетантскими и неправдоподобными. Уровень медицины начала 20-х годов не позволил поставить правильный диагноз. А выступивший во всеоружии современных медицинских знаний Лопухин дал доказательную и реальную картину. Он доказал, что пуля Каплан достигла своей цели — ранение привело к постепенному нарастанию «мозоли» у артерии, проводящей кровь в левое полушарие мозга. В результате оно деформировалось, что и послужило причиной болезни и смерти 7 .
Наконец, было бы полезно созвать совещание крупнейших историков мира для рассмотрения кардинальных задач исторической науки. Нынешние, проходящие раз в 5 лет, Международные конгрессы исторических наук (МКИН) превратились в грандиозные, не знающие себе равных по бесчисленности вопросов словопрения.
Раньше говорили — «от Адама до Потсдама» или «от палеолита до Главлита». Теперь можно сказать «От Ветхого завета до Интернета». В этой массе теряется основное.
Как заманчиво было бы продвинуться в понимании того, почему прямая линия развития вдруг превращается в причудливую «загогулину», зубчатую, как кардиограмма, а потом снова становится прямой, как эталонный метр? Еще более заманчиво создать с учетом этого понимания действенный механизм предотвращения общественных катаклизмов, разрушительных смут, не говоря уже о войнах. Сравним это со стремлением международными усилиями удержать Пизанскую башню от падения. Скорее всего это пустые мечтания — вероятно, недостижимо сделать властолюбие диктатора умеренным, поставить заслон непомерным амбициям лидеров, попридержать президентов, отдающих приказы о начале бомбардировок мирных городов в соседних или дальних государствах.
Или оставим историческую науку такой, какой она есть и пусть, как говорил Александр Кушнер, «Башня в древней Пизе // Без нас благополучно упадет»?
Примечания
1. Вечерний клуб 2000, май.
2. ГЕГЕЛЬ. Сочинения. Т. VIII. М. 1935, с. 7 — 8.
3. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения в девяти томах. Т. IX. М. 1990, с. 307.
4. Между прочим, теология признает насущную необходимость объяснения исторических поворотов. «Наиболее значительным событием стало возникновение так называемой диалектической теологии или теологии кризиса (К. Барт, Р. Бультман, Р. Нибур, П. Гиллах и др.), прямо и бескомпромиссно поставившей фундаментальные проблемы: как объяснить катастрофический поворот истории (курсив наш. — Ю. П.), что значит сегодня быть христианином, как выразить вечную истину Откровения в категориях изменчивой культуры и, наконец, каковы перспективы обуздания разрушительных демонических сил?» (МИТРОХИН Л. Н. Религия и культура. М. 2000, с. 252.)
5. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Там же, с. 372.
6. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Там же, с. 376.
7. ЛОПУХИН Ю. М. Болезнь, смерть и бальзамирование В. И. Ленина. М. 1997.
© elibrary.com.ua
Постоянный адрес данной публикации:
https://elibrary.com.ua/m/articles/view/Почему-история-нас-не-учит
Похожие публикации: LRussia LWorld Y G
Комментарии:
Для студентов по предмету ИсторияЗнаете ли вы историю… Или почему мы не учимся на чужих ошибках?Знаете ли вы историю… Или почему мы не учимся на чужих ошибках?
2016-07-312016-07-31СтудИзба
Реферат: Знаете ли вы историю… Или почему мы не учимся на чужих ошибках?
Описание
Знаете ли вы историю… Или почему мы не учимся на чужих ошибках?
Характеристики реферата
Учебное заведение
Неизвестно
Качество
Идеальное компьютерное
Список файлов
- 72919-1.rtf 411,23 Kb
Комментарии
Сопутствующие материалы
Свежие статьи
Популярно сейчас
Ответы на популярные вопросы
То есть уже всё готово?
Да! Наши авторы собирают и выкладывают те работы, которые сдаются в Вашем учебном заведении ежегодно и уже проверены преподавателями.
А я могу что-то выложить?
Да! У нас любой человек может выложить любую учебную работу и зарабатывать на её продажах! Но каждый учебный материал публикуется только после тщательной проверки администрацией.
А если в купленном файле ошибка?
Вернём деньги! А если быть более точными, то автору даётся немного времени на исправление, а если не исправит или выйдет время, то вернём деньги в полном объёме!
Отзывы студентов
Нашёл ошибку?
Или хочешь предложить что-то улучшить на этой странице? Напиши об этом и получи бонус!
Бонус рассчитывается индивидуально в каждом случае и может быть в виде баллов или бесплатной услуги от студизбы.
Предложить исправление
Добавляйте материалы
и зарабатывайте!
Продажи идут автоматически
569
Средний доход
с одного платного файла
Обучение Подробнее
История любого народа – это одно из самых важных составляющих его культурного наследия. Она отражает прошлые события, которые повлияли на нынешнюю реальность, а также нашу личность и наше мировоззрение.
Однако знать свою историю необходимо не только ради образования и культурного развития. Настоящее, будущее исторически ее определяют. Западный философ Георг Гегель говорил, что только тот, кто знает историю, может быть лидером. Зачастую, те, кто выходят на вершину, знают свою историю лучше остальных.
Без знания истории мы также предписаны совершать те же ошибки, которые уже были сделаны нашими предками. Именно поэтому знание истории позволяет человечеству извлекать уроки прошлого, подбирая примеры и решения, возвращающие нас к пути истинного прогресса.
Почему важно знать свою историю?
1. История помогает избежать ошибок будущего.
Изучение прошлого позволяет оценивать технологический, социальный и культурный прогресс в контексте времени. Благодаря этому мы можем избежать ошибок, допущенных в прошлом, и предотвратить проблемы, с которыми столкнулись наши предшественники.
2. История помогает понимать сегодняшний мир.
Изучение истории помогает понимать, откуда мы пришли, как наше общество развивалось и какие события привели к формированию того, что мы имеем сейчас. Это помогает нам лучше понимать суть наших традиций, культуры и верований.
3. История способствует образованию.
Изучение истории позволяет получить широкий круг знаний о различных аспектах жизни разных народов и эпох. Это способствует формированию базовых знаний, которые могут быть использованы в различных областях, таких как литература, искусство, наука, экономика и т.д.
4. История помогает формировать личность.
Знание своей истории помогает сформировать собственную идентичность и культурное наследие. Это позволяет оценивать источники нашего национального гордости, понимать своё место в мире и уважительно относиться к другим культурам.
Уроки прошлого для будущего
История как учительница жизни
Изучение истории помогает нам понимать, какие ошибки были допущены в прошлом и избегать их в будущем. Наша история — это наша опытная база, которая включает в себя множество уроков и образцов поведения. Использование прошлого в качестве уроков для будущего помогает нам сделать мир лучше и более процветающим.
Первый шаг к процветанию — изучение истории
Детальное изучение истории — это единственный способ получения глубокого понимания прошлого. Он помогает нам лучше понимать современность и предсказывать будущее. Учение истории также помогает сформировать ценности и идеалы, которые являются фундаментом благополучного общества и процветающего государства.
Отсутствие исторических знаний — ошибка прошлого
В прошлом несколько раз было доказано, что отсутствие знаний о прошлом оказывает существенное влияние на будущее. Иногда ошибки, допущенные в прошлом, приводят к катастрофическим последствиям, таким как войны и конфликты. По этой причине необходимо учить наших будущих поколений изучению истории, чтобы они могли избежать повторения ошибок прошлого и создать мир, где всем будет лучше.
- Вывод: изучение прошлого помогает нам понимать нашу современность и предсказывать будущее. Это дает нам возможность избегать ошибок, допущенных в прошлом, и жить в обществе, которое процветает и благополучно.
Избежание повторения ошибок
Зачастую люди не умеют учитывать ошибки и ограничения, совершенные в прошлом, и попадают в те же самые ловушки в будущем. Но не только личная жизнь может страдать от повторения ошибок. Переживания и ошибки наций могут иметь катастрофические последствия.
Именно поэтому история должна быть записана и объяснена, чтобы она могла искусственно быть использована для генерации более правильных решений в будущих ситуациях. Знание о том, что не сработало в прошлом, может помочь в принятии грамотных решений в будущем.
В этом контексте, нет ничего более важного, чем учение на истории. Без учения на прошлом, всякий раз, когда будут возникать сложности, мы будем обречены на повторение ошибок своих предков. Ошибка, совершенная один раз, уже является достаточно плохим опытом, давайте же учиться на наших ошибках и не допускать повторных!
Понимание своей культуры и идентичности
Знание истории своей культуры и идентичности является важным фактором для формирования сильной личности. Оно позволяет понимать свои корни, принимать себя таким, какой ты есть, а также уважать других.
История и культура народа потребовала столетий для своего образования, и их сохранение и передача следующему поколению является одним из самых важных задач. Через знание своей истории, люди обретают определенную глубину, которая помогает им понимать свое место в мире и свой ценностный ориентир.
Это также помогает создавать прочные связи между поколениями. С знанием своей культурной идентичности, люди могут лучше понимать своих родителей и бабушек-дедушек, а также общаться с другими людьми, которые имеют разную культурную идентичность.
- Понимание своей культуры и идентичности помогает:
- формировать сильную личность
- уважать других людей
- создавать связи между поколениями
В целом, знание своей культуры и идентичности является ценным ресурсом для личного роста и развития. Оно помогает людям понимать свое место в мире и создавать прочные связи с другими людьми.
Вот так жили наши исторические предки: думаете, мы допустим их ошибки заново или мы на ошибках учимся?
В течение многих веков наши исторические предки строили свою жизнь, заполняли страницы истории и делали ошибки. Некоторые из этих ошибок были серьезными и имели долговременные последствия, влияя на наше современное общество. Но думаете ли мы, что мы допустим эти ошибки заново? Или, возможно, мы на самом деле учимся на них?
Первое, что следует отметить, это то, что наши исторические предки были людьми со своими собственными представлениями, верованиями и ценностями. Их решения и действия были продуктом их времени, общественной среды и культурного контекста. Мы не можем оценивать их ошибки и поступки с нашей современной позиции и судить о них, как они были бы оценены тогда.
Тем не менее, изучение истории и ошибок наших предков является важной частью процесса обучения. История помогает нам понять, как эти ошибки возникли и какие последствия они несли. Мы обнаруживаем шаблоны и тренды, которые повторяются в разных исторических периодах и обществах. Это позволяет нам извлечь уроки из прошлого и применить их к нашему настоящему, чтобы избежать повторения ошибок.
Конечно, мы все люди, и ошибаться — это неизбежная часть человеческой природы. Мы не можем гарантировать, что мы не допустим тех же ошибок, что и наши предки. Тем не менее, осознанный подход, основанный на знаниях и уроках истории, помогает нам предотвратить некоторые проблемы и минимизировать возможные последствия.
Учение на ошибках — это процесс, который требует от нас быть открытыми для новых знаний и опыта. Мы должны быть готовы искать и анализировать информацию о прошлых ошибках и взять на вооружение эти уроки, чтобы применить их к нашей реальности. Это требует критического мышления, самоанализа и готовности к изменениям.
Таким образом, думая о наших исторических предках и их ошибках, мы приходим к выводу, что мы должны стремиться изучать историю и извлекать из нее уроки. Это поможет нам учиться на ошибках и постараться избежать их повторения или, по крайней мере, минимизировать их негативное влияние на наше общество. Однако, наша способность извлечь уроки из истории зависит от нашей готовности быть открытыми и готовыми к изменениям.
- Проблема с просмотром видео в интернете: что мне не хватает? Подскажите!
- Вот так жили наши исторические предки: думаете, мы допустим их ошибки заново или мы на ошибках учимся?
- Почему к Дудю такое неоднозначное отношение? Чем он вам не мил??
- Кто угадает, как меня зовут? 😉😉 Тот получит 10 баллов! 😄
- Когда наступает Новый Год?
- Кто вылечил хронический простатит? Интересно, как это получилось
- Какой ноутбук из предложенных вариантов лучше по характеристикам?
- Я вот тут подумала… Как я, скромная жена, живу с нескромным мужем???