Фильм «Ошибка инженера Кочина» (1939) – один из лучших шпионских детективов 1930-х годов, причём, не только советских, но и, как таковых.
В 1990-х годах по кабельному ТВ (помните такое явление?) доводилось смотреть голливудские изделия на эту тему — ловили то «красных», то потом – немцев и японцев. Скучные шаблоны без изящных деталей. В нашем кино тоже полно штампов, но есть и нюансы.
Режиссёр киноленты – Александр Мачерет, автор сценария – он же плюс Юрий Олеша. Написано по мотивам пьесы братьев Тур и Льва Шейнина. То есть киноработа была поручена самым-самым, тогда как в Голливуде шпионские детективы считались второразрядным развлекаловом категории B и над их созданием особо не трудились.
На роль чекиста Ларцева взяли аж Михаила Жарова, на тот момент суперзвезду. Образ мог бы стать ходульным, а Жаров привнёс нотки лиризма, иронии, стиля. Жаров здесь потрясающе красив той плакатной красотой, что завораживает и немного пугает. По большому счёту, Ларцев и есть главный герой повествования, а инженер Кочин (Николай Дорохин) – фигурант чуть не второго плана.
В кадре появляется и Фаина Раневская, играющая тут еврейскую мадам — Иду Гуревич, жену портного. Интересный момент – Фаина Георгиевна почти никогда не играла, собственно, евреек, а здесь она даёт волю своим воспоминаниям о «местечке» и говорит с национальными интонациями.
У Гуревичей сын – военный, да не в нижних чинах, а полковник и служит на Дальнем Востоке. В «Ошибке…» есть очень много маркеров эпохи – например, оставление молодыми евреями привычных профессий – портного, сапожника, ювелира, адвоката, бухгалтера.
В роли красавицы-агента Ксении Лебедевой, которой и было поручено соблазнить, завлечь инженера Кочина, появилась Любовь Орлова, хотя, играет она здесь ужасно – не её формат. Она — комедийно-музыкальная героиня. К тому же, на эту роль подошла бы любая хорошенькая кино-блондинка. Например, Людмила Глазова или Галина Пашкова. К слову, эти актрисы по части драматической игры были даже сильнее звёздной Орловой.
Да, начало – захватывающее. Мы присутствуем на допросе некоего Галкина, пожилого гражданина «из бывших», рассказывающего, что в 1911 году он был счастлив с женой и дочкой, а потом супруга бежала в Париж за любовником, прихватив ребёнка. И вот на склоне лет — аж на излёте 1930-х Галкин решил перейти границу, дабы найти свою взрослую дочь. Более, чем неубедительно, и чекист Ларцев это просекает.
В финале выясняется, что Галкин работал на западные спецслужбы на протяжении 30 лет. С 1909 года! И вот теперь, скопив капиталец, решил рвануть в буржуазный парадиз. Это важный момент – дата вербовки.
То есть персонаж вредил ещё царскому режиму. Подобная линия есть и в «Высокой награде» (1939) – агент орудует со времён Николая II.
Это не просто так – СССР перестал позиционировать себя чем-то оторванным от Русского Мира. Всё больше появлялось имперских смыслов и явных связующих линий между Россией господ-Романовых и первым в мире пролетарским государством.
Но что там с инженерской ошибкой? Итак, инженер Александр Кочин – видный авиаконструктор и сверхмозг. Однако же как все умники, он наивен во всём, что не касается его Большого Дела. Потому совершает ошибку, решив взять домой чертежи, чтобы быстро внести в них правку.
Начальник отдела (к слову, завербованный разведкой) тут же сообщает об этом резиденту. У Кочина роман с привлекательной дамой, той самой Ксенией, что живёт по соседству, в коммуналке. Это – ещё один штрих. В 1930-х даже крупные учёные или секретные проектировщики могли жить в «общих» квартирах. Отдельными апартаментами в Москве располагали только очень-большие-начальники — директора серьёзных производств, главы научных институтов, высшее командование.
Лебедеву, как потом выясняется, завербовали, когда в юности она бывала за рубежом. Ей это претит – она по-настоящему влюбилась в Кочина. Видимо, до этого всё было нормально – дама «работала» на разную там Америку не первый год.
Это – типичный поворот в шпионских детективах всего мира – красивая агентесса влюбляется в свою «жертву». И – становится жертвой сама. Её бестрепетно кидает под поезд злобный резидент, которому надоела лирика блондинки, готовой развалить всю игру.
Да, по идее Кочина с его «ошибками» должны были арестовать, но Ларцев принимает иное решение – оставить инженера на свободе, лишь преизрядно пожурив, а затем и взяв его на охоту – поговорить о главном, погулять по осеннему лесу.
Этот фильм был нужен именно затем, чтобы показать строгую избирательность в вопросах наказаний за подобные проступки. После ежовщины с её повальными арестами новый глава ведомства – Лаврентий Берия очень долго разгребал те быстренько сфабрикованные «дела», что наворотил его предшественник, точнее, его люди.
По сути, «Ошибка инженера Кочина» — это сюжет о новой генерации чекистов, которые не рубят с плеча. У историков есть полуофициальный термин – «бериевская оттепель», случившаяся перед войной, когда из лагерей были возвращены тысячи невинно осуждённых или таких вот Кочиных, совершивших должностной проступок, но не преступление.
И, конечно, в этой кинокартине был явлен основной постулат советского бытия: «Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой». Показана роль «маленьких людей» — официанта и портного в деле поимки шпионов. В целом, как и в любой шпионской истории всё сводится к мысли, что агентом или героем может оказаться, кто угодно.
Художественный фильм «Ошибка инженера Кочина» снял в 1939 году режиссер Александр Мачерет. В основу сюжета легла пьеса «Очная ставка» Льва Шеина и братьев Тур — соавторов Леонида Тубельского и Петра Рыжея. Пьеса поднимала популярные в 1930-е годы темы: зарубежного шпионажа и бдительных граждан, — а также прославляла государственные органы, которые охраняли безопасность страны и ее стратегические разработки.
По сюжету инженер-конструктор, работник авиационного завода Александр Кочин принес домой секретные чертежи, и они попали в руки агентов иностранной разведки. Но благодаря бдительному портному, который перехватил шифровку, сотрудники НКВД вовремя узнали о заговоре и взяли шпионов с поличным.
Фильм опубликован в рамках совместного проекта «Культура.РФ» и Госфильмофонда России «Открытая коллекция»
1. Зайцы с бантами
Сумрак. Служебный кабинет следователя Ларцева. Настольной лампой освещено лицо Галкина. Он курит, глубоко затягиваясь.
Г а л к и н. Есть такой романс, вероятно, вы знаете: «На заре туманной юности всей душой любил я милую…» (Пауза.)
Тот, к кому обращается Галкин, молчит.
Г а л к и н. Да, так было и со мной… Да-да, туманная юность. В 1911 году я женился, и у меня родилась дочь, Катюша. Жена, дочь, маленький домик в Саратове… Боже мой, чего еще может требовать от судьбы чиновник акцизного управления? Я считал себя самым счастливым человеком на свете… Сны, сны, до сих пор сны о том времени. Печальные, воздушные, улетающие сны. Снится дочь Катюша! И, знаете, странно… законы сновидения. Мне кажется, что я держу в руках фиалки. Горсть фиалок. Лепестки падают с руки, и я понимаю, что это моя дочь снится мне в виде фиалок. (Пауза.) Счастье чиновника продолжалось недолго. Жена с каким-то музыкантом уехала в Париж. Как в водевиле, не правда ли? Ну, вот видите, это потому, что я маленький человек. Ха! Человек по фамилии Галкин! Как может человек с такой фамилией мечтать о счастье? Так судьба отняла у меня жену и дочь. (Пауза.) Я потерял их след. Один раз открытка из Парижа, детский почерк. Боже мой! Открытка с какими-то зайцами, глупые зайцы с бантами! (Пауза.) Потом война…
Лист бумаги. На нем карандашом набросаны фиалки, маленькая, смешно шагающая девочка. Рука заканчивает новый набросок. Это заяц с бантом.
Галкин продолжает рассказ:
— Я искал смерти, искал, но не нашел. Гранаты, пули, шрапнель щадили меня. Я даже не был ранен… Тщетно я искал смерти…
Теперь виден собеседник Галкина. Это он заканчивает рисунок зайца. Следователь Ларцев отводит глаза от своего рисунка и, глядя в сторону собеседника, говорит:
— Один деловой вопрос.
Г а л к и н. Да-да?
Л а р ц е в. Кто был городским головой в Саратове?
Г а л к и н. Когда?
Л а р ц е в. Когда вы жили в маленьком домике.
Г а л к и н. Моисеев. Купец Моисеев. Торговля пенькой. Если не ошибаюсь, Иван Терентьевич.
Теперь мы видим третьего присутствующего при допросе человека. Это Лавренко, помощник Ларцева. Он ведет запись.
Л а р ц е в. Вы служили в акцизном управлении?
Г а л к и н. Да.
Л а р ц е в. Где оно помещалось? Вы меня извините…
Г а л к и н. За что, собственно?
Л а р ц е в. Ну все-таки… Вы так поэтически рассказываете, а я со своими деловыми вопросами.
Г а л к и н. Пожалуйста, пожалуйста. Что вас интересует? Где помещалось акцизное управление?
Л а р ц е в. Да-да…
Г а л к и н. На Свиридовской улице.
Л а р ц е в. Продолжайте. Итак, вы искали смерти на войне.
Г а л к и н (глубоко затягивается). Не только на войне… В алкоголе… уже потом вернувшись. Мысли о самоубийстве. Одиночество. Нудная работа. Я и не искал другой. Последние пятнадцать лет я работал в фотоартели «Труд» ретушером. (Пауза.) Наступила старость. Одинокая, безотрадная старость опустившегося человека. И вдруг просветление. Я понял, что я могу увидеть мою дочь. Я знал: жена умерла, а дочь — в Париже, невеста. Вы не знаете, что такое старость. Одинокая старость. Когда я понял, что жизнь прошла, я взбунтовался. Неужели я не могу, не имею права перед смертью хоть один день вырвать у судьбы? Хоть один сияющий день, когда моя дочь, Катюша, подойдет ко мне улыбающаяся, протянув руки… Боже мой, ради этого я пошел на все. Я сделал попытку нелегально перейти границу. Меня арестовали. Я шел на это. Приступ тоски был слишком силен. (Пауза.) И вот я здесь…
Л а р ц е в (что-то дорисовывает на лежащем перед ним листе. Потом переводит взгляд на Галкина). Сколько вы получали жалованья в акцизе?
Г а л к и н. Не помню.
Лавренко записывает показания.
Л а р ц е в. На границе вас задержал колхозник Корнеев?
Г а л к и н. Да.
Л а р ц е в. Вы предлагали ему деньги за освобождение?
Г а л к и н. Да.
Л а р ц е в. Пять тысяч и еще сумму в валюте?
Г а л к и н. Да.
Л а р ц е в. Вот справка фотоартели. Вы там получали двести рублей в месяц. Откуда же такие деньги при вас?
Г а л к и н. В 1930 году я занялся спекуляцией. Мне нужна была валюта. Я ведь хотел уехать за границу.
Л а р ц е в. Почему вы не пытались получить паспорт и уехать легально?
Г а л к и н. Разве мне дали бы паспорт? Я боялся, что откроется история со спекуляцией…
Л а р ц е в. Подпишите ваши показания. Пока вы свободны. (Пауза.) Во время войны вы не были в плену?
Г а л к и н (читает свои показания; отрываясь от чтения). В плену?.. Нет. (Галкина уводят.)
Ларцев и Лавренко остаются одни. Некоторое время сидят в задумчивости.
Л а р ц е в. Ты заметил? Он тонко работает. Городского голову он помнит. Сколько получал жалованья в акцизе не помнит. Если бы он назвал цифру с рублями и копейками, такая точность могла бы показаться подозрительной.
Л а в р е н к о. Вы все-таки думаете, что он шпион?
Л а р ц е в. А ты сомневаешься?
Л а в р е н к о. А зайцы?
Л а р ц е в. Что — зайцы?
Л а в р е н к о. Очень убедительно насчет зайцев.
Л а р ц е в. А это еще убедительнее зайцев. (Берет со стола свой рисунок и показывает Лавренко.)
На рисунке изображен заяц с кобурой и револьвером в лапе. Он пробирается мимо пограничного столба с надписью «СССР».
Л а р ц е в (комкает и бросает в корзину рисунок. Берет папку. Идет к дивану и садится). Фиалки, зайцы, невесты. Чепуха. Чепуха, Лавренко! Понятно? Он переходил границу, он шпион.
Л а в р е н к о (садится рядом с Ларцевым). Харя у него противная, это верно.
Л а р ц е в. Харя тут ни при чем. Харя может быть разная. Как раз у него она приличная. (Раскрывает папку, в ней конверт. В конверте смятая, но разглаженная промокательная бумага.) Рассмотрим это, Лавренко. Гляди.
Промокательная бумага, на которой видны следы букв.
Лавренко и Ларцев внимательно рассматривают промокательную бумагу.
Л а в р е н к о. Промокательная бумага?
Л а р ц е в. Первое наблюдение. Пойдем дальше.
Л а в р е н к о. Со следами букв.
Л а р ц е в. Второе наблюдение.
Л а в ре н к о. Это откуда?
Л а р ц е в. При обыске комнаты этого сентиментального папаши. Найдено в желобе за окном. Как видно, он скомкал и выбросил. Бумажка зацепилась за желоб.
Л а в р е н к о. Рассмотрим?
Л а р ц е в. Путем зеркала?
Л а в р е н к о. Путем зеркала.
Письменный стол. Лампа. Ларцев подходит к столу. Рассматривает внимательно промокательную бумагу. Щурится. Вынимает из бокового кармана лупу. Исследует.
Подходит Лавренко с зеркалом. Он наводит зеркало так, что в нем отражается оттиск букв на промокательной бумаге.
Л а в р е н к о. «До… ро… гой д… друг».
Л а р ц е в (быстро). Где?
Л а в р е н к о. Да вот.
Л а р ц е в. Верно: «Дорогой друг».
Л а в р е н к о. И вот еще: «Не прощайте ей».
Л а р ц е в. А тут смотри: «бес… пощад… беспощадны». Больше, кажется, ничего нельзя разобрать.
Замысловатая спинка дивана.
Входят и садятся спиной к нам Ларцев и Лавренко. (Пауза.)
Л а в р е н к о. Записка? (Закуривает.)
Л а р ц е в. Совершенно верно, записка. «Дорогой друг»! На обоих допросах он говорит о своем полном одиночестве. Никаких знакомых. Не то что друзей.
Л а в р е н к о. А тут «друг».
Л а р ц е в. Дорогой друг, который кого-то не должен щадить.
Л а в р е н к о. У бедного зайца, как видно, довольно решительные друзья. Они могут пощадить или не пощадить.
Л а р ц е в. Вот именно.
Л а в р е н к о. Причем угроза, как видно, нависает над какой-то женщиной.
Л а р ц е в. Возможно… Ты мне представляй сведения о всех несчастных случаях, где фигурирует женщина.
Л а в р е н к о. Есть, товарищ начальник!
Л а р ц е в. И давай-ка обдумаем, с какого конца приступить к этому делу.
2. Испытание
Ангар. Стоят самолеты. Возле них работающие люди в прозодежде. Широкий выход на аэродром. Летнее ночное небо.
Идет, направляясь к выходу, инженер Кочин. Это невысокого роста сильный человек. Ему лет тридцать пять. Бритый. Широкие плечи. Он проходит мимо работающих. Иные с места, иные подходя и провожая Кочина, бросают реплики.
Улыбки, приветственные восклицания. Кочин на секунду приостанавливается. Рукопожатия, возгласы:
— Здравствуйте, товарищ Кочин!
— Поздравляю вас, товарищ Кочин!
К о ч и н. Спасибо. А как вы узнали?
Голоса:
— По радио!
— По радио, товарищ Кочин!
К о ч и н. Да, по радио. Ничего не знал, вдруг слышу: о награждении инженера Кочина.
— Здорово!
Все смотрят на Кочина. Он счастлив и смущен. Ему хотелось бы, чтобы и окружающие пережили такую же радость. Он кладет руку на плечо одного из них, прижимает его к себе. Потом идет в сторону аэродрома.
Рабочие смотрят вслед Кочину.
По небу шарят прожектора. Слышен гул самолета.
Табличка с надписью говорит о том, что это аэродром завода.
Группа людей. Они смотрят на летящий в небе самолет.
От ангара идет Кочин. Аплодисменты, рукопожатия.
— Ты доволен, а? Скажи… Приятно?
— А как ты думаешь!
— Молодец!
— А вот и машина твоя!
Кочин смотрит в небо. Остальные тоже.
Небо. Лучи прожекторов. Блеснуло крыло в их пересечении.
Все лица подняты. Лица людей, любующихся зрелищем.
Поглядывают на Кочина.
— Пробуем в ночном полете.
К о ч и н. Неплохо, а?
— В порядке.
— Машина мировая!
— Серьезно?
— Что ты спрашиваешь? Как будто сам не знаешь… Ясно, что мировая!..
Все следят за самолетом, идущим на посадку. Раздаются голоса:
— Надо бы спрыснуть.
— Безусловно!
— Давайте прямо отсюда и поедем.
К о ч и н. Может быть, не сегодня, а?
— Почему не сегодня? Как раз сегодня!
Кочин молчит.
— В чем дело? A-а! Ну, ясно.
К о ч и н. Что тебе ясно?
Голоса:
— Ясно-ясно…
— Какие-то дела личные у Кочина. Ну, ладно. Отпустим Кочина?
Голоса:
— Отпустим!
Но есть и несогласные. Один из них говорит:
— Свинья! Кочин!
Другой не соглашается:
— Почему свинья?.. Пусть идет. (На ухо Кочину.) Свидание?
К о ч и н. Свидание…
Вихрь. Его поднял промчавшийся уже по земле самолет. Рев его мотора заглушает слова.
Из приземлившегося самолета выходит летчик, кричит Кочину:
— Замечательная машина. Ну, иди сюда… (И сам идет навстречу Кочину.) Наградили? (Обнимает Кочина, остальные их обступают.) Правильно! (Смеется. Хлопает Кочина по плечу.)
Один из группы, уже остривший на эту тему;
— Ему пойдет орден?
П и л о т. Пойдет. Орден всем идет.
Он и Кочин целуются.
К ним приближаются несколько человек. Один из них, молодой и нетерпеливый, говорит:
— Может быть, сегодня спрыснем?
— Ладно, Петька… У человека свидание. (Смеются.)
Деталь самолета. Стоят пилот и Кочин.
П и л о т (рукой подымая и опуская рули глубины). Машина замечательная, как я тебе говорил, так и есть. Помнишь? Надо увеличить противовес рулей глубины и удлинить роговой компенсатор на верхней кромке руля поворота. Тогда значительно облегчится управление машиной. Не говоря уже о том, что маневренность ее возрастет в несколько раз.
Рядом тихо совещающаяся группа рабочих. Реплики: «Качать его!», «Понятно!» и т. д. Приготовившись, застывают.
Пилот продолжает объяснение. Кочин его внимательно слушает.
К о ч и н (перебивая пилота). Стой, стой, все понятно! Черт возьми!.. Как это я не сообразил! Теперь понятно… (Сует пилоту руку.) Пошел!
П и л о т. Куда?
К о ч и н (машет рукой). Сейчас все сделаю. Не задерживай. Это надо сразу.
П и л о т. Сейчас будешь работать?
К о ч и н (оборачивается). Да, это надо сразу.
Люди, приготовившиеся качать Кочина, застывают от изумления. Один из них в отчаянии кричит:
— Да подожди… Куда ты? Стой, Кочин!
Д р у г о й. Это конечно. Всю ночь будет работать! (Безнадежно машет рукой.)
Все смотрят вслед Кочину. На лицах разочарование сменяется улыбкой.
П и л о т (провожая взглядом Кочина с улыбкой). Люблю Кочина…
3. Чертеж и ходики
Чертежная. Уборщица моет пол. Это степенная и энергичная женщина. Входит Кочин. Он с тоской взирает на беспорядок в комнате.
К о ч и н. Как? Все ушли?
У б о р щ и ц а. Ушли.
К о ч и н. Черт возьми! А я хотел поработать… Хм… Как же будет, Пелагея Ивановна?
У б о р щ и ц а (веско). Как будет? Домой надо идти, товарищ Кочин.
К о ч и н. А по телефону можно позвонить?
Он робко, на цыпочках пробирается к телефону, стараясь не наследить.
К о ч и н (набирает номер). Директора завода… Уехал?.. Черт возьми!.. А кто это говорит?.. A-а, здравствуйте, товарищ Мурзин… Да, Кочин… Спасибо… Да, да, спасибо…
К ногам Кочина подобралась уборщица. Он переступает через образовавшуюся лужу и продолжает говорить по телефону:
— Спасибо, товарищ Мурзин… Я хотел спросить, нельзя ли мне взять на дом чертежи?.. А?.. Я знаю, что запрещено, но понимаете, надо кое-что сделать… Только что испытывали, и пилот говорит… Да, да… Совершенно верно — пока не остыла мысль… Мне на одну ночь.
Теперь мы видим собеседника Кочина — Мурзина. Он сидит за столом в кресле и во время разговора механически (это его привычка) передвигает предметы на столе. Воздвигает из них какую-то причудливую постройку.
М у р з и н (в телефонную трубку). Разрешить я не имею права. Но, если надо… Собственно, конечно, формальность. Так и вы думаете?.. Смотрите, как бы не вышло неприятности. Знаете, какая это щекотливая штука… Дело ваше… Нет, я вас прекрасно понимаю… Ну смотрите… Ну-ну… Всего доброго… Что?.. Не слышу, хе- хе! Не слышу! (Улыбается. Кладет трубку. Обращается к сидящему против него репортеру):
— Так вот, товарищ репортер… Я ведь знаю, вы, газетчики, народ опасный… Как говорится, ради красного словца (дружелюбно подмигивает) не пожалеете родного отца. А тут дело секретное. (Конфиденциально.) «С-7» такой, знаете, самолетик (Многозначительно присвистывает.) Словом, мы этой фашистской нечисти на случай войны приготовили подарочек. (Смеется, потирает руки. Лукаво подмигивает.) О Кочине пишите сколько влезет, но о самолете его ни-ни!
Пожимает журналисту руку, закрывает за ним дверь. Подходит к окну.
Из окна видно, как у стоящей машины зажигаются фары. В свет фар входит Кочин. В руках у него круглый длинный сверток. Он садится в машину. Звук заработавшего мотора.
Мурзин смотрит в окно. Потом садится за стол. Набирает номер. Разговаривая по телефону, переставляет предметы.
— Вы дома?.. Здравствуйте… Это я, да… По библиотечным делам. Слушайте… (Понижает голос, отчетливо.) Сегодня есть возможность получить редкий экземпляр Эразма Роттердамского. Этого случая я ждал месяцы… Что?.. Да-да. Именно сегодня… Что?.. Да-да… Постарайтесь приобрести. Иначе ускользнет. Так… Желаю успеха.
Комната Ксении Лебедевой — сотрудницы авиаинститута. На стене висят часы-ходики.
Ксения стоит на стуле перед часами. Пробует привести в движение маятник, но часы испорчены. Тогда Ксения начинает стучать в стену. Дверь открывается. Входит Кочин.
К о ч и н. Вы стучали, Ксения?
К с е н и я. Да. Оказывается, вы уже дома?
К о ч и н. Только что пришел.
К с е н и я (с упреком). И не заходите… Мы же условились провести вместе вечер.
К о ч и н (удрученно). К сожалению, я должен работать…
К с е н и я. А вы можете починить ходики?
Она передает ходики Кочину. Тот присаживается к столу и начинает разбирать ходики.
К о ч и н. Загадочная машина. Попробуем…
Кочин и Ксения за столиком. Кочин разбирает ходики. Роняет винтик на пол. Оба нагибаются за ним. Ползая по полу, они ищут винтик. Ксения забралась под стол. Кочин, стоя на коленях, смотрит на нее. Улыбается.
К с е н и я (смущенно). Почему вы на меня так смотрите?
Она садится на пол. Кочин отвечает не сразу. Тоже садится на пол.
К о ч и н. У вас блестят волосы.
Звонит телефон.
Оба нехотя поднимаются.
К с е н и я (берет трубку). Да… Да… Я нездорова. (Долго слушает. И снова.) Да… Да… Хорошо. Я приду. (Вешает трубку.) Я должна уйти… К подруге… Но я скоро вернусь.
Кочин за столиком. Он собирает детали ходиков. Заворачивает их в газету. Смотрит на Ксению.
К о ч и н. Вы потемнели, Ксения… Настроение испортилось? Почему? (Ксения молчит.) Когда вернетесь, постучите в стену. (Возвращает Ксении газету с завернутыми в нее деталями.) А это придется отнести к специалисту.
4. Встреча с резидентом
Через витрину кафе видна улица ночной Москвы. Музыка. Столик у окна. За столиком сидит Тривош. На его столике стоит номер «24». Сейчас мы узнаем, кто он такой. Тривош смотрит на часы. Ждет. Ищет кого-то глазами.
Оркестр играет вальс. Скользят между столиками танцующие.
Входит Ксения. Она продвигается среди танцующих, разыскивает кого-то. Останавливается в нерешительности. Задерживает взгляд на столике с номером «24».
Тривош поднимается ей навстречу. Говорит с иностранным акцентом:
— Да-да, вы именно меня ищете. Я Тривош.
Вслед за ней садится сам.
Музыка, вальс, танцующие.
Тривош говорит негромко, спокойно. Изредка взглядывает на Ксению.
— Ваш прежний знакомый уехал. Теперь вы будете встречаться со мной.
Ксения, испуганно взглянув, кивает.
К столику подходит официантка.
Т р и в о ш (обращаясь к Ксении). Кофе?
К с е н и я (как бы не сразу услышав вопрос). Что?.. Да-да, кофе.
Т р и в о ш. Ликер?
К с е н и я. Ликер?.. Нет-нет.
Когда официантка уходит, Тривош приглашает Ксению на танец…
К с е н и я (не сразу понимает). Ах да, танец! Да-да, конечно…
Ксения и Тривош, танцуя, разговаривают почти шепотом.
Т р и в о ш. Когда вы вошли в кафе, я сразу узнал вас. По фотографии. Впрочем, вы гораздо лучше в жизни…
К с е н и я. Комплименты…
Т р и в о ш. Вы предпочитаете выслушивать их от инженера Кочина?
К с е н и я. Не понимаю… Это вас не касается.
Т р и в о ш. Касается. Очень важно, чтобы его сердце принадлежало вам. Но ваше сердце должно принадлежать нам… (Ксения опускает голову.) Кстати, он сегодня дома? (Ксения нерешительно пожимает плечами.) Дома… Один?.. (Ксения кивает.) Работает? (Ксения кивает.) Так вот слушайте… (Ему кажется, что Ксения не слушает; повелительно.) Ну!
К с е н и я (покорно). Да-да…
Т р и в о ш. Сегодня я должен побывать у него в комнате. Понятно?
К с е н и я (сразу). Это невозможно!
Т р и в о ш. Это необходимо! Вас для этого поселили рядом.
Обрывается танец. Ксения, потрясенная, возвращается к столику. Тривош следует за ней. Официантка приносит кофе.
К с е н и я. Выйдем на воздух… Мне плохо. Выйдем… Тривош бросает на поднос деньги. Он и Ксения идут к выходу. Московская улица. Ночные огни.
Ксения и Тривош некоторое время идут молча.
К с е н и я (преодолев трудную паузу). Выслушайте меня… (Смотрит на Тривоша глазами, полными слез.) Я была девчонкой тогда, глупой девчонкой, поймите…
Т р и в о ш (почти с презрением). О чем это вы?
К с е н и я. Когда я была за границей… (Внезапно останавливается.)
Тривош настороженно смотрит.
К с е н и я (горестно). Боже мой, ведь я ничего не понимала тогда! Ничтожная ошибка… И вдруг этот ужас потом… Да, да, я… (Умолкает.)
Тривош закуривает, говорит жестко, как бы торопит:
— Ну!
К с е н и я. Как я страдаю, если бы вы знали. Я не хочу… Поймите — не хочу! (Плачет.) Неужели так будет всегда? Всю жизнь!
Т р и в о ш (смотрит па кончик папиросы, с которой стряхивает пепел). Нда… Это можно понять. Да-да, мне вас жаль. (После паузы, желая вызвать доверие.) Но это последнее поручение… А?
Ксения с надеждой смотрит на Тривоша. Ей хочется верить.
Т р и в о ш. Если сегодня… (Oн умолкает — сзади проходят люди.) Если сегодня вы мне поможете проникнуть в комнату Кочина… я повторяю, мы для этого вас поселили рядом. Ну вот… Если вы это сделаете…
К с е н и я (с надеждой). Вы больше не будете меня мучить?
Т р и в о ш. Нет. (Берет Ксению под руку.) Вы кроме всего, кажется, еще и любите этого человека? Кочина… (Ксения опускает голову.) Он не пострадает.
К с е н и я. Я могу быть в этом уверена?
Т р и в о ш. Да.
Ксения (останавливается). Вы не обманете меня?
Т р и в о ш. Клянусь вам.
К с е н и я. Идемте!
5. Шпион за работой
Яркая лампа освещает сложный чертеж самолета. Кочин делает последний штрих. Работа удалась. Он доволен. Стоит над чертежом, жует папиросу. Да, все правильно. Вынул папиросу изо рта. Ткнул в пепельницу. Подходит к стене, стучит:
— Ксения Петровна!
Ответа нет. Опять стучит. Отходит с помрачневшим лицом к окну. Задумчиво смотрит на улицу. Потом опускает жалюзи.
Коридор. Полутьма. Отворяется входная дверь. В полосе света видны Ксения, за ней Тривош.
Ксения прислушивается. Делает знак Тривошу войти. Бесшумно затворяет дверь. Входит в свою комнату. Включает свет.
Из открытой двери свет падает на пространство между вешалкой и шкафом в передней. Тривош прячется за вешалку. Маскируется висящей одеждой. Делает знак Ксении. Она подходит к нему.
Т р и в о ш (зловещим шепотом). Имейте в виду: если ваш инженер не вовремя вернется к себе в комнату… (перекладывает револьвер из одного кармана в другой) ему грозят большие неприятности…
Ксения пытается что-то сказать, но Тривош взглядом останавливает ее.
Ксения, поколебавшись, возвращается в свою комнату и, словно через силу, затворяет за собой дверь.
Она останавливается в раздумье. Потом сбрасывает с себя пальто, в волнении ходит по комнате. Наконец решение принято. Подошла к стене. Стучит:
— Александр Николаевич!
Волнуясь, ждет. Раздается стук в дверь. Голос ее звучит оживленно:
— Да-да!
К о ч и н (затворяя за собой дверь). Почему вы так долго не стучали? Черт возьми, смотришь как дурак на эту стенку. Вы не поверите — целый час смотрел… Настроение, я вижу, исправилось?
К с е н и я. Да, исправилось! Только не уходите. Хорошо? Не уйдете? (Сажает Конина в кресло, сама садится рядом.) Я вас не отпущу… Ну, расскажите, как вы работали?.. Я вам не помешала?
К о ч и н. Нет. Я уже окончил, когда вы постучали.
К с е н и я (вскакивает). Выйдем на балкон и будем слушать музыку… Хорошо? Включите радио…
Ксения выходит на балкон. Кочин задерживается у радиоприемника. Включает его.
К о ч и н. Ночью летает над миром музыка. Неплохо, а?.. Все-таки молодцы мы, инженеры, придумываем разные машины. (Выходит на балкон.) Вот видите, можно поймать вальс! Неплохо, а?..
Кочин и Ксения слушают музыку.
Внезапно Кочин начинает хмуриться. Он что-то припоминает. Что-то бормочет про себя.
К о ч и н. Да… Хотя… (Соображает.) А может быть, это неверно? (Ударяет себя по лбу.) Да, да, ошибка! Да, да, ошибка, Ксения! Ошибка!.. Я сейчас… (Хочет уйти.)
К с е н и я (волнуясь). Не уходите!
К о ч и н. Нужно исправить. (Направляется к двери.)
К с е н и я (стремительно.) Я умоляю вас, не уходите…
К о ч и н. Я сейчас вернусь. Это пустяки.
К с е н и я. Если вы уйдете…
К о ч и н. Что с вами, Ксения?
К с е н и я. Боже мой… Поймите, есть такие минуты… (Берет его руку.) Ну, я не хочу, чтобы вы уходили… (Усаживает Кочина.) Сядем… Будем слушать музыку. Хорошо?
К о ч и н (садясь). Конечно, я могу и позже исправить. Но вы нервничаете… Почему вы так нервничаете?
К с е н и я. Нет-нет… вам кажется… Давайте слушать музыку.
Комната Кочина.
Тривош. Его ухо прильнуло к стене. Он напряженно прислушивается. Слышна музыка. Это успокаивает Тривоша.
Освещенные светом сильной лампы чертежи самолета.
Тривош прилаживает фотоаппарат. Высыпает магний на маленькое металлическое блюдце
Чиркает спичкой. Подносит ее к магнию. Ослепительная вспышка.
Звонок телефона.
Тривош вздрогнул. Застыл в ужасе. Быстро обводит глазами комнату. Ее заволакивает дым от вспышки.
Снова звонит телефон.
Тривош вынимает револьвер, становится у двери. Свободной рукой отпирает дверь. Стоит, застыв, в позе, которая объясняет намерение ударить рукояткой револьвера человека, если тот войдет.
Начинает рассеиваться дым. Звонит телефон.
Ксения и Кочин слушают музыку.
К о ч и н (прислушиваясь). Телефон.
К с е н и я (в ужасе). Показалось…
К о ч и н (снова прислушиваясь). Нет, телефон. У меня в комнате… (Поднимается.)
К с е н и я (тоже поднимается, упавшим голосом). Боже мой, вы уйдете? Вам звонит девушка… Девушка? Да?.. Вот видите, вы не любите меня… (Пытается удержать его.)
К о ч и н (ласково отстраняя Ксению). Я служу на военном заводе, Ксения, и каждую минуту…
Он решительно направляется к двери.
В комнате Кочина Тривош застыл с поднятой рукой, готовясь обрушить рукоятку револьвера на входящего.
Комната Ксении.
Ксения в ужасе смотрит на выходящего Кочина. Принимает внезапное решение — локтем разбивает стекло двери, ведущей на балкон.
Когда подбегает испуганный Кочин, Ксения говорит:
— Вот, порезалась. Повернулась вслед за вами, и…
Комната Кочина.
Застывший с поднятым револьвером в руке Тривош.
Телефон больше не звонит.
Тривош опускает револьвер в карман, вытирает вспотевший лоб.
Музыка за стеной.
Тривош криво улыбается и осторожно выходит из комнаты.
Мачерет А., Олеша Ю. Ошибка инженера Кочина // Приключения на экране / Сост. Ю. Белоусов. Вып. 1. М.: Искусство, 1975.