Ошибки врачей во время родов

  • Авторы
  • Резюме
  • Файлы
  • Ключевые слова
  • Литература


Матейкович Е.А.

1

Шевлюкова Т.П.

1

Кукарская Е.Ю.

1

Галиева Г.Д.

1


1 ФГБОУ ВО «Тюменский государственный медицинский университет» Минздрава России

Выполнен обзор монографических изданий, научных статей, авторефератов и рукописей диссертаций, представленных в Российской государственной библиотеке, базах данных PubMed, Ciberleninka, посвященных анализу причин, последствий и механизмов преодоления медицинских ошибок. Показана высокая актуальность данной проблемы в акушерстве и гинекологии. Исходя из превалирующей в современных исследованиях концепции медицинские ошибки рассмотрены как разновидность дефектов оказания акушерско-гинекологической помощи, исключающих уголовную или административную ответственность медицинского работника, допущенных в силу добросовестного заблуждения или экстраординарной акушерско-гинекологической ситуации. В США медицинские ошибки в структуре причин смертности пациентов за два десятилетия поднялись с 8-го на 3-е место. По количеству фиксируемых медицинских ошибок акушерство и гинекология уступают только стоматологии. Специфичным фактором ошибок в данной отрасли медицины являются состояния «максимальной напряженности и ответственности», когда необходимо почти мгновенное принятие решения, в частности о выборе тактики родоразрешения. Отмечается, что всеобщая стандартизация медицины не привела к существенному снижению количества медицинских ошибок, но позволила обезопасить пациента от неквалифицированных действий медицинского персонала, а медицинского работника – от необоснованных претензий и проявлений «потребительского экстремизма». Указывается, что меры по предотвращению медицинских ошибок носят преимущественно организационный характер и направлены на проведение эффективного анализа их причин внутри ЛПУ, преодоление дефектов коммуникации внутри медицинских коллективов, надлежащее материально-техническое обеспечение лечебного и диагностического процессов, создание благоприятного эмоционального фона работы врача акушера-гинеколога.

акушерско-гинекологическая помощь

неблагоприятные исходы

медицинские ошибки

1. О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2012 года № 17 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2012. № 9.

2. Радзинский В.Е. Акушерская агрессия v. 2.0. / В.Е. Радзинский. М.: Статус презенс, 2017. 872 с.

3. Елистратова И.В. Экспертиза дефектов оказания дерматовенерологической помощи: автореф. дис. … канд. мед. наук. Москва, 2008. 24 с.

4. Kaldjian L.C., Jones E.W., Wu B.J., Forman-Hoffman V.L., Levi B.H., Rosenthal G.E. Disclosing Medical Errors to Patients: Attitudes and Practices of Physicians and Trainees. Journal of General Internal Medicine. 2007. Vol. 22. № 7. P. 988-996.

5. Баринов Е.Х., Ромодановский П.О. Изучение неблагоприятных исходов в акушерско-гинекологической практике // Медицинское право. 2012. № 6. С. 44-48.

6. Гридчик Л.А. Два взгляда на врачебные ошибки и качество оказания акушерской помощи // Российский вестник акушера-гинеколога. 2015. № 15(6). С. 76-81.

7. Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации: Федеральный закон от 21 ноября 2011 года № 323-ФЗ // Собрание законодательства. 2011. № 48. Ст. 6724.

8. Об утверждении критериев оценки качества медицинской помощи: Приказ Министерства здравоохранения Российской Федерации от 10 мая 2017 года № 203н [Электронный ресурс]. URL: http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001201705170016 (дата обращения: 13.07.2018).

9. Старченко А.А. Профессиональные правонарушения в анестезиологии и реаниматологии. Проблемы юридической ответственности /А.А. Старченко. М.: БИНОМ, 2016. 944 с.

10. Березников А.В. Судебно-медицинская оценка дефектов оказания терапевтической помощи: дис. … докт. мед. наук. Омск, 2011. 332 с.

11. Гребенюк М.О. Социальная защита врачей как профессиональной группы: автореф. дис. … канд. мед. наук. Волгоград, 2010. 25 с.

12. Фарбер Е.В., Сергеев Ю.Д., Шурупова Р.В. Cоциологические и правовые аспекты ошибок, совершаемых врачами и пациентами // Социология медицины. 2015. № 2. С. 16-19.

13. Гнатюк О.П. Врачебные ошибки и профессиональные правонарушения. Ответственность медицинских работников и меры предупреждения // Вестник Росздравнадзора. 2016. № 2. С. 16-21.

14. Spath P.L. Error Reduction in Health Care: A Systems Approach to Improving Patient Safety, 2nd Edition. N.Y.: Wiley, 2011. 416 p.

15. Leape L.L. Error in medicine. JAMA. 1994. Vol. 272. № 23. P. 1851–1857.

16. Makary M.A., Daniel M. Medical error – the third leading cause of death in the US. BMJ. 2016. Vol. 353, i2139.

17. Ker K., Edwards P.J., Felix L.M., Blackhall K., Roberts I. Caffeine for the prevention of injuries and errors in shift workers. The Cochrane Database of Systematic Reviews. 2010 (5): CD008508.

18. Лудупова Е.Ю. Врачебные ошибки. Литературный обзор // Вестник Росздравнадзора. 2016. № 2. С. 6-15.

19. Hayward R.A., Heisler M., Adams J., Dudley R.A., Hofer T.P. Overestimating outcome rates: statistical estimation when reliability is suboptimal. Health Serv Res. 2007. Vol. 42. № 4. P. 1718–1738.

20. Сокова Е.А., Чилова Р.А., Проклова Г.Ф., Мекша Ю.В., Демидова О.А. Особенности метаболизма лекарственных средств во время беременности // Вестник современной клинической медицины. 2016. № 9 (5). Р. 70-75.

21. Бисюк Ю.В. Ненадлежащее оказание экстренной медицинской помощи (критерии экспертной оценки и медико-правовые аспекты проблемы): дис. … докт. мед. наук. Москва, 2008. 397 с.

22. Wu A., Folkman S., McPhee S., Lo B. Do house officers learn from their mistakes? Quality & Safety in Health Care. 2003. Vol. 12. № 3. P. 221-226.

23. Groopman J. How Doctors Think. N.Y.: Houghton Mifflin Company, 2007. 320 p.

24. Николаева О.А., Гречканев Г.О., Николаев И.И., Сорокина А.Л. Поиск путей оптимизации родоразрешения при наличии мекониальных вод // Медицинский альманах. 2016. № 5. С. 45-46.

25. Barger L.K., Ayas N.T., Cade B.E., Cronin J.W., Rosner B., Speizer F.E., Czeisler C.A. Impact of extended-duration shifts on medical errors, adverse events, and attentional failures. PLoS Medicine. 2006. Vol. 3. № 12, e487.

26. Шестаков А.А. Врач акушер-гинеколог в системе родовспоможения: опыт социологического анализа: автореф. дис. … канд. мед. наук. Волгоград, 2015. 22 с.

27. Landrigan C.P., Rothschild J.M., Cronin J.W., Kaushal R., Burdick E., Katz J.T., Lilly C.M., Stone P.H., Lockley S.W., Bates D.W., Czeisler C.A. Effect of reducing interns’ work hours on serious medical errors in intensive care units. N Engl J Med. 2004. Vol. 28 № 351 (18). P. 1838-1848.

28. Kopec D., Tamang S., Levy K., Eckhardt R., Shagas G. The state of the art in the reduction of medical errors. Studies in health technology and informatics. 2006. Vol. 121. P. 126–137.

29. Berner E.S., Graber M.L. Overconfidence as a Cause of Diagnostic Error in Medicine. The American Journal of Medicine. 2008. Vol. 121. № 5. P. 2-23.

30. Кукарская И.И. Профилактика и резервы снижения материнской смертности в Тюменской области: автореф. дис. … докт. мед. наук. Москва, 2012. 41 с.

31. Ошибки в клинической практике акушера-гинеколога: учеб. пособие / под ред. С.-М. А. Омарова. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2016. 160 с.

32. Donabedian A. Evaluating the quality of medical care. Milbank Memorial Fund Q. 196. Vol. 44. № 3 (suppl). P. 166-206. Reprinted in Milbank Q. 2005. Vol. 83. № 4. P. 691-729.

33. Вартапетова Н.В. Научное обоснование, разработка и внедрение организационно-функциональной модели акушерско-гинекологической и перинатальной помощи на современном этапе: автореф. дис. … докт. мед. наук. Москва, 2011. 49 с.

34. Lucas B., Evans A., Reilly B., Khodakov Y., Perumal K., Rohr L., Akamah J., Alausa T., Smith C., Smith J. The impact of evidence on physicians’ inpatient treatment decisions. J. Gen. Intern. Med. 2004. Vol. 19. № 5 (Pt 1). P. 402–409.

35. Brennan T., Leape L., Laird N., Hebert L., Localio A., Lawthers A., Newhouse J., Weiler P., Hiatt H. Incidence of adverse events and negligence in hospitalized patients. Results of the Harvard Medical Practice Study I. NEJM. 2001. Vol. 324. № 6. P. 370–376.

36. Тягунов Д.В. Судебно-медицинская характеристика дефектов, возникших при оказании медицинской помощи: по материалам судебно-медицинских комиссионных экспертиз: автореф. дис. … канд. мед. наук. Москва, 2010. 27 с.

37. Тугушев М.Т., Сараева Н.В., Шурыгина О.В. Опыт управления клиническими рисками в отделении вспомогательных репродуктивных технологий // Вестник Росздравнадзора. 2016. № 6. С. 39-42.

38. Henneman E.A. Unreported errors in the intensive care unit: a case study of the way we work. Crit Care Nurse. 2007. Vol. 27. № 5. P. 27-34.

39. Wu A.W., Cavanaugh T.A., McPhee S.J., Lo B., Micco G.P. To tell the truth: Ethical and practical issues in disclosing medical mistakes to patients. J. Gen. Intern. Med. 1997. Vol. 12. P. 770-775.

40. Wu A.W. Handling Hospital Errors: Is Disclosure the Best Defense? Ann Intern Med. 1999. Vol. 131. P. 970–972.

41. Радзинский В.Е., Князев С.А., Костин И.Н. Акушерский риск. Максимум информации – минимум опасности для матери и младенца. М.: Эксмо, 2009. 288 с.

42. Медведева И.Н., Святченко К.С. Преждевременная отслойка нормально расположенной плаценты: свести риск к минимуму // Акушерство, гинекология и репродукция. 2016. Т. 10. № 3. С. 29-34.

43. Amalberti R., Auroy Y., Berwick D., Barach P. Five system barriers to achieving ultrasafe health care. Ann Intern Med. 2005. Vol. 142. P. 756–764.

44. Приз Е.В. Социальная комплементарность прав пациентов и медицинских работников в отечественной медицине: дис. … докт. мед. наук. Волгоград, 2011. 377 с.

45. Артымук Н.В. Роль региональных профессиональных некоммерческих организаций в содействии защите прав врача // Акушерство и гинекология. 2017. № 10. С. 98-103.

46. Хубулава Г.Г. О философии «врачебной ошибки» // Медицинский альманах. 2016. № 1. С. 26-29.

47. Disclosure of Errors // Agency for Healthcare Research and Quality [Электронный ресурс]. URL: https://psnet.ahrq.gov/primers/primer/2 (дата обращения 12.06.2018).

Медицинские ошибки сопровождают врачебную практику с того момента, когда эта практика появилась. Совершенствование медицинских знаний не только не исключило медицинские ошибки, но и способствовало появлению новых дефектов, обусловленных применением современных технологий и лекарственных средств. Резко выросли и общественные запросы в отношении качества медицинской помощи. Следственным комитетом внесено предложение о введении в Уголовный кодекс Российской Федерации отдельной статьи, посвященной медицинским ошибкам. По числу медицинских ошибок акушерство и гинекология занимают одно из ведущих мест среди отраслей медицины. В этой связи анализ научных публикаций, посвященных причинам медицинских ошибок в данной сфере и способам их преодоления, представляет повышенную актуальность и практическую значимость.

Цель исследования – провести критический обзор монографических изданий, научных статей, авторефератов и рукописей диссертаций, представленных в Российской государственной библиотеке, базах данных PubMed, Ciberleninka, посвященных анализу причин, последствий и механизмов преодоления медицинских ошибок вообще и в акушерстве и гинекологии в частности. Автор намерен систематизировать, логически обобщить и представить специалистам актуальную информацию по представленной теме для ее возможного использования в научной и практической деятельности.

В связи с отнесением медицинской деятельности к сфере оказания услуг, на которую распространяется законодательство о защите прав потребителей [1], лечебно-профилактические учреждения (ЛПУ) и научная общественность стали уделять значительное внимание юридическому аспекту оказания медицинской помощи. В акушерстве и гинекологии эти вопросы имеют особую актуальность в силу повышенного профессионального риска акушерской и гинекологической практики, развития вспомогательных репродуктивных технологий, наличия социальных и этических проблем прерывания беременности и т.д.

Интерес к вопросам правового обеспечения медицинской деятельности и защите прав врача также обусловлен публикациями в средствах массовой информации, включая сеть Интернет, активно использующих неблагоприятные исходы акушерско-гинекологической помощи в том числе для дискредитации образа врача и медицинской деятельности в целом [2].

Повышенное общественное внимание к проблеме качества оказания медицинской помощи действительно препятствует сокрытию дефектов диагностики и лечения, допущенных по вине медицинского работника. Получить достоверную информацию о неблагоприятном исходе медицинской помощи, его причинах, принимаемых мерах для смягчения негативных последствий и предотвращения подобных ситуаций в будущем – право каждого пациента.

Публичное обсуждение имеющихся недостатков также заставляет самих врачей пересмотреть свое отношение к дефектам профессиональной деятельности. По оценкам отечественных медицинских социологов, допущенные ошибки далеко не всегда признаются врачами либо списываются на случайность и неизбежность [3]. Аналогичным образом дело обстоит и за рубежом, где только 46% оперирующих врачей готовы взять на себя ответственность за тяжелые неблагоприятные исходы, произошедшие по их вине [4].

Нелепо, однако, считать, что права пациентки защищаются только юристом. Гораздо в большей степени права человека на жизнь, здоровье, оказание квалифицированной медицинской помощи охраняются именно врачами и иными медицинскими работниками. Поэтому права пациенток и права медицинских работников тесно связаны между собой, только защищенный в правовом и социальном отношении медицинский персонал способен эффективно защищать права пациентов. Фактически же права медицинского работника и права пациентки отнюдь не равнозначны. По оценкам различных исследователей, жалобы на ЛПУ и его персонал в России рассматривают от 7 до 15 организаций [5, 6], тогда как пациентка отвечает за соблюдение врачебных рекомендаций, от которых в основном и зависят эффективность и безопасность проведенного лечения, по сути, сама перед собой.

Количество судебных процессов в отношении врачей во всем мире растет, что заставляет уделять внимание не только обобщению принятых решений и экспертной практики, но и теоретическим вопросам, таким как определение понятий «дефекты оказания медицинской помощи» и «врачебная (медицинская) ошибка». Единого мнения по данным вопросами в литературе не выработано. В Федеральном законе «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» [7] о «дефектах» вообще ничего не сказано, что дает повод отдельным представителям ЛПУ, отвечающим за юридическую работу в учреждении, легкомысленно относиться к претензиям пациенток, обжалующих именно дефекты оказанной им медицинской помощи.

Однако судебная и экспертная практика легко оперирует термином «дефект» не только на основе научного, но и вполне легального обоснования. Приказом Министерства здравоохранения Российской Федерации от 10 мая 2017 года № 203н утверждены критерии оценки качества медицинской помощи, в том числе акушерско-гинекологической, из которых видно, при каких условиях медицинская помощь может быть признана надлежащей [8]. Дефект же есть прямой антипод качеству [9], что и позволяет пользоваться данным термином, оценивая оказанную медицинскую помощь.

Исходя из наиболее распространенной классификации врачебные (медицинские) ошибки наряду с умышленными преступлениями медицинских работников, их неосторожными действиями и несчастными случаями (казусами) являются разновидностью дефектов оказания медицинской помощи [10].

Между неосторожностью, ошибкой медицинского работника и несчастным случаем существует очень тонкая грань, которую с трудом различают эксперты и тем более не видят пациентки, их родственники и представители [11]. Сложность квалификации причины неблагоприятного исхода и эмоциональный фон обращения потерпевших нередко побуждают правоохранительные органы к возбуждению уголовных дел в отношении медицинских работников, то есть к возложению всей полноты ответственности не на ЛПУ, а на конкретного исполнителя. Некоторые авторы усматривают в этом тенденцию, хотя в реальности до судебного разбирательства доходит не более двух третей уголовных дел, возбужденных в отношении медицинских работников, остальные прекращаются [12].

Неосторожные преступления медицинских работников (в частности, халатность) и их ошибочные действия, не влекущие уголовной ответственности, разграничиваются по признаку вины, то есть обязанности и реальной возможности предвидеть общественно опасные последствия в виде неблагоприятного исхода акушерско-гинекологической помощи. Медицинская ошибка не влечет ни уголовной, ни административной ответственности, потому что допустивший ее работник либо «добросовестно заблуждается», либо не обладает достаточными знаниями и навыками в экстраординарной акушерской или гинекологической ситуации [13]. Зарубежные авторы придерживаются аналогичного мнения, объясняя медицинские ошибки объективными, неблагоприятно сложившимися обстоятельствами, которые врач, несмотря на свои добросовестные действия и стремление оказать помощь больному, не учел [14].

В структуре причин смертности пациентов в США медицинские ошибки в настоящее время занимают 3-е место, тогда как еще два десятилетия назад были на 8-м [15, 16]. В европейских странах последствия медицинских ошибок испытывают на себе не менее 8 пациентов из 100 [17]. Акушерство и гинекология по количеству фиксируемых медицинских ошибок уступают только стоматологии [18]. При этом за рубежом, как и в России, активно оспариваются выводы экспертов о предотвратимости неблагоприятного исхода, а, значит, о наличии ошибки в действиях медперсонала [19].

Отдельные неблагоприятные исходы являются следствием казусов, которые невозможно предвидеть и крайне трудно предотвратить, несмотря на соблюдение утвержденных протоколов лечения и клинических рекомендаций. В частности, это может быть связано с ранее не известной, не описанной в аннотации реакцией организма на применение медицинских препаратов с учетом недостаточной изученности фармакокинетики и фармакодинамики многих лекарственных средств в период гестации [20]. Вместе с тем казусы на основе субъективного мнения эксперта могут быть интерпретированы как медицинские ошибки и даже как халатность медицинского работника.

Как зарубежные, так и отечественные авторы указывают на невиновный характер большинства неблагоприятных исходов для жизни и здоровья пациентки и новорожденного, поскольку даже высококвалифицированный эксперт не всегда может выявить причину случившегося, которая кроется в несовершенстве научных знаний и прикладных навыков [21]. Кроме того, один неблагоприятный исход, как правило, обусловлен несколькими дефектами в работе ЛПУ и его персонала, системой факторов, включая организацию работы медицинского учреждения [22].

Причины ошибок в акушерской и гинекологической практике, о которых пишется в литературе, не имеют каких-либо существенных отличий от других разделов медицины. К ним традиционно относят недостаток опыта, переоценку собственных возможностей, игнорирование протоколов и клинических рекомендаций, недостаточную техническую оснащенность ЛПУ, неэффективное взаимодействие со смежными специалистами, субъективные факторы, обусловленные критическим нервным и физическим перенапряжением [18]. Данный стандартный набор подвергается критике в ряде источников, авторы которых отмечают, что опытные и квалифицированные врачи, как правило, имеют дело с более серьезными случаями, более самоуверенны, из-за свойственных им стереотипов не всегда объективно оценивают состояние пациента, и все это не позволяет проводить корреляцию между опытом медицинского работника и частотой совершаемых им ошибок [23].

Специфичными факторами ошибок в акушерстве являются состояния «максимальной акушерской напряженности и ответственности», когда необходимо почти мгновенное принятие решения о выборе тактики родоразрешения (например, при мекониальном окрашивании околоплодных вод) [24].

Сама по себе служба родовспоможения, как правило, носит экстренный характер, интенсивнее всего врач акушер-гинеколог, оказывающий стационарную помощь, трудится ночью и в выходные дни [5]. Продолжительная, более 24 часов, работа без сна удваивает количество предотвратимых медицинских ошибок [25]. Поэтому акушерство и гинекологию и принято относить к отраслям медицины с наиболее высокой степенью профессионального риска.

Ситуация усугубляется недостаточной обеспеченностью ЛПУ акушерскими кадрами, их текучестью. По оценке А.А. Шестакова, около 30% родов в России ведутся без участия акушерки, дефицит среднего медицинского персонала характерен и для других стран [26]. Среди врачей акушеров-гинекологов широко распространен синдром профессионального выгорания, который на фоне усталости также резко повышает риск медицинских ошибок [27].

За много лет исследований по данной проблеме ученые не пришли к единой классификации медицинских ошибок [28]. Как правило, ошибки дифференцируются применительно к диагностике, лечению, профилактике, то есть по каждой стадии лечебного процесса. Особое внимание уделяется распространенности диагностических ошибок, поскольку, по разным оценкам, в большинстве отраслей медицины, включая акушерство и гинекологию, ошибочными являются от 10 до 15% диагнозов [29]. Однако если диагностические ошибки имеют ключевое значение в наступлении неблагоприятных исходов онкогинекологических заболеваний, то влияние ошибочных диагнозов на наступление неблагоприятных исходов в акушерской практике менее значительно (20,8% в структуре неблагоприятных акушерских исходов) [30].

Ошибки лечения в акушерстве и гинекологии рассматриваются применительно к каждой нозологии. Так, типичными ошибками в лечении преэклампсии, относящейся к числу труднопрогнозируемых и труднопредотвратимых акушерских осложнений, называют запоздалое начало лечения, гипергидратацию, обусловленную бесконтрольной инфузионно-трансфузионной терапией, неполноценную профилактику кровотечений, неверную тактику родоразрешения [31].

Для того чтобы минимизировать неблагоприятные исходы медицинской помощи, предотвратить необоснованное преследование врачей, в зарубежном здравоохранении с 1960-х гг. началась стандартизация диагностики и лечения заболеваний [32], которая продолжается, совершенствуется в наши дни. С одной стороны, стандарт, протокол позволяют обезопасить пациентку от некомпетентных действий медицинского работника [2]. С другой стороны, эти документы позволяют объективно оценить качество оказанной акушерско-гинекологической помощи, облегчают работу эксперта и повышают объективность его заключений, предотвращают необоснованное привлечение врача к юридической ответственности [33]. В настоящее время усилиями ФГБУ Национальный медицинский исследовательский центр акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В.И. Кулакова Минздрава России действующие клинические рекомендации (протоколы) по акушерству и гинекологии систематизированы и сосредоточены в одном издании.

Отклонения от стандартов, которые не привели к неблагоприятному исходу, также могут быть квалифицированы как медицинские ошибки. Они становятся предметом судебного разбирательства при рассмотрении вопросов об административной ответственности ЛПУ и могут приводить к дисциплинарной ответственности медицинского работника. Более того, отождествление медицинской помощи и медицинской услуги позволяет пациентке требовать в данном случае и возмещения морального вреда, что, по сути, повторяет опыт США и Западной Европы. В основе такого подхода лежат опасность любой ошибки и возможность наступления неблагоприятных последствий не только сразу после ее совершения, но и через длительный период времени. Считается, что около 14% ошибок имеют отдаленные последствия [34]. Сказанное прежде всего относится к ошибкам диагностики, в частности когда врач не назначает какое-либо обязательное обследование (маммографию, анализ на онкомаркеры и т.д.) [35].

Вместе с тем тотальная стандартизация медицинской помощи подвергается критике. Высказываются сомнения в достоверности отдельных стандартов, обращается внимание на усиление формальных начал в оказании медицинской помощи, когда повышенное внимание уделяется оформлению медицинской документации в строгом соответствии со стандартами. Указывается на право врача выбрать более эффективный вариант лечения, чем позволяет стандарт, и на субъективность оценок при анализе неблагоприятных исходов, когда аналогичные клинические случаи исходя из одного и того же стандарта оцениваются совершенно по-разному [10]. Из-за различных экспертных подходов уже на стадии подготовки к судебному заседанию по иску пациентки, ее родственников или представителей нередко возникает спор относительно выбора учреждения, ответственного за судебно-медицинскую экспертизу по делу.

Комиссионные судебно-медицинские экспертизы, которые проводятся в связи с оказанием акушерско-гинекологической помощи чаще, чем в других отраслях медицины, в полной мере субъективный подход к анализу неблагоприятных исходов не устраняют. Согласно исследованию Д.В. Тягунова, по разным акушерско-гинекологическим случаям за подготовку заключения комиссии экспертов, как правило, отвечают один и тот же клиницист, два других члена комиссии – руководители бюро, не являющиеся профильными специалистами [36].

Предотвращение медицинских ошибок либо существенное уменьшение их количества зависит от множества факторов, главным образом организационного характера. В Российской Федерации заслуживает внимания опыт группы компаний «Мать и дитя» по анализу причин и минимизации последствий управляемых клинических рисков. В частности, каждое осложнение процедуры ЭКО в виде синдрома гиперстимуляции яичников подлежит фиксации и подробному разбору, в ходе которого достоверно устанавливаются причины произошедшего, разрабатываются меры профилактики, тогда как наказание виновного, своевременно доложившего о случившемся уполномоченному должностному лицу, может и не последовать [37].

Аналогичные меры давно применяются за рубежом, особенно в стационарах, где высока интенсивность работы, в силу чего ошибки не только могут скрываться, но и просто не замечаются, постепенно приобретая системный характер [38]. Так, в США врач или медицинская сестра, признавшие ошибку (при отсутствии признаков умысла или халатности), освобождаются от дисциплинарной ответственности. Более чем в двух третях штатов реализуется концепция «лечения честностью», исходя из которой информация, полученная пациентом при добровольном официальном извинении медицинской организации и конкретного медицинского работника, не имеет доказательственного значения в последующем судебном разбирательстве [39]. Тем самым все субъекты медицинской деятельности стимулируются к разрешению споров внутри системы здравоохранения, чтобы избежать отстранения медицинского работника от профессиональной деятельности, сократить издержки, связанные с судебным разбирательством.

Большое внимание за рубежом уделяют и преодолению дефектов коммуникации между пациенткой и медицинским персоналом. Анализируя причины обращения пациенток в суды штата Флорида по поводу перинатальной травмы, авторы исследования пришли к выводу, что почти половина претензий обусловлена подозрениями на недостоверность информации о причинах произошедшего или мотивом мести. Поэтому, чтобы медицинские организации и конкретные специалисты были заинтересованы в честном информировании пациентки о причинах неблагоприятного исхода, в США действует механизм уменьшения судебной компенсации за причиненный вред, если пациентка в полном объеме получила достоверную информацию об оказанной ей медицинской помощи, возникших осложнениях и допущенных дефектах [40].

Существенному сокращению ошибок, приводящих к неблагоприятным акушерским исходам, способствуют организационные меры, принятые в ведущих отечественных перинатальных центрах: 1) изучение структуры «едва не погибших» акушерских больных; 2) своевременный полный охват беременных амбулаторной акушерско-гинекологической помощью; 3) строгое соблюдение требований маршрутизации пациенток с целью их превентивного перевода на высокотехнологичный этап лечения [30].

При этом, несмотря на положительную оценку трехуровневой системы оказания стационарной акушерской помощи и деятельности региональных перинатальных центров, указывается на недостаточное внимание к акушерским стационарам II уровня, на которые приходится наибольшая нагрузка в родовспоможении и в которых фиксируется значительная часть неблагоприятных исходов, в том числе из-за их неготовности к своевременному проведению хирургического гемостаза и адекватной гемотрансфузионной терапии [41].

Эффективное взаимодействие между врачами женских консультаций и акушерских стационаров предполагает тщательный отбор пациенток с высокой степенью акушерского риска уже на ранних сроках гестации, проведение своевременной госпитализации беременных с преэклампсией, отеками, хронической фетоплацентарной недостаточностью и другими осложнениями, если отсутствуют эффект амбулаторного лечения, преемственность в ведении пациенток, участие смежных специалистов (эндокринолога, кардиолога и др.) в наблюдении за беременными с экстрагенитальной патологией [42].

Выделение групп риска, анализ причин неблагоприятных исходов должны сочетаться с многоуровневой защитой от медицинских ошибок, элементами которой являются ограничение автономии медицинских работников и взаимный контроль между ними, внедрение института старшего руководства, обобщение допущенных ошибок в целях методического обеспечения повышения квалификации персонала [43].

Повышенный риск медицинской деятельности явился стимулом для развития института страхования профессиональной ответственности ЛПУ и отдельных медицинских работников. Данное страхование не только преследует экономические цели минимизации убытков, но и направлено на обеспечение эмоциональной устойчивости медицинского работника, что само по себе позволяет избежать многих ошибок. В России большинство врачей (89%), по данным медицинской социологии, желают застраховать свою профессиональную ответственность, однако не располагают достаточными денежными средствами для внесения страховых взносов [44]. По этой причине опыт работы региональных ассоциаций акушеров-гинекологов по страхованию профессиональной ответственности своих членов признан неудачным [45].

Отечественными и зарубежными исследователями показано, что к серьезным медицинским ошибкам могут приводить дефекты коммуникации между коллегами, конфликтная обстановка в медицинских коллективах, когда врачи не склонны к обмену информацией с коллегами о допущенных ошибках, так как не могут рассчитывать на помощь и поддержку [46].

В этой связи в медицинских организациях предложена модель «коммуникации и реагирования», которая должна сменить «отрицание и защиту». Элементами этой системы выступают открытость информации о неблагоприятных исходах и об их причинах, проведение тщательного внутреннего расследования, создание многоступенчатых барьеров для рецидивов, принесение извинений пострадавшим. Реализация этой стратегии позволяет вывести значительную часть медицинских ошибок из орбиты судебного разбирательства [47].

Выводы

  1. Включение медицинской помощи в сферу потребительских отношений вызывает серьезные сомнения у специалистов, прежде всего с точки зрения интересов самих пациентов.
  2. Во всем мире наблюдаются увеличение частоты медицинских ошибок, рост количества судебных процессов в отношении врачей и медицинских организаций. Акушерство и гинекология по числу фиксируемых медицинских ошибок уступают только стоматологии.
  3. Единое определение «медицинской ошибки» или «врачебной ошибки» отсутствует, но большинство авторов рассматривают медицинскую ошибку как добросовестное заблуждение, исключающее уголовную ответственность лица, допустившего данную ошибку.
  4. К основным причинам медицинских ошибок в акушерско-гинекологической практике относят труднопредсказуемый и труднопредотвратимый характер целого ряда акушерских и гинекологических состояний, а также организационные факторы, такие как наиболее напряженная работа врача акушера-гинеколога в ночное время, дефицит акушеров-гинекологов и среднего медицинского персонала.
  5. Значительный прогресс в преодолении медицинских ошибок дают открытость их обсуждения и анализа, стимулирование разрешения споров внутри системы здравоохранения, преодоление дефектов коммуникации между медицинским персоналом и пациентками.

Библиографическая ссылка

Матейкович Е.А., Шевлюкова Т.П., Кукарская Е.Ю., Галиева Г.Д. МЕДИЦИНСКИЕ ОШИБКИ ПРИ ОКАЗАНИИ АКУШЕРСКО-ГИНЕКОЛОГИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ // Современные проблемы науки и образования. – 2018. – № 5.
;

URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=27991 (дата обращения: 22.09.2023).


Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»

(Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления)

Челнинские врачи утверждают, с их стороны ошибки быть не могло

Поделиться

Алена вместе с супругом на протяжении 4 лет готовились стать родителями. Женщина сдавала все необходимые анализы, проходила обследования. И вот в 2021 году пара наконец-то услышала хорошие новости — у них будет ребенок. Спустя несколько месяцев будущие родители узнали: у них будет здоровая девочка. Алена с супругом даже выбрали ей имя — Дарина.

Но неверные действия медиков перечеркнули радость родителей, разрушив несколько жизней и отняв еще одну. В феврале этого года Алена легла в больницу. Со дня на день она должна была родить дочку. Но в итоге сердце Дарины остановилось во время родов, а сама Алена едва не умирала от боли, пока медики не знали, что с ней делать.

Публикуем полную боли историю Алены.

— Моя малышка Дарина умерла в перинатальном центре в Челнах. Мы готовились к этой беременности 4 года. У меня тогда было наследство, и все эти деньги я пустила на будущего ребенка. Даже мой казанский врач тогда удивлялся той кипе бумажек с анализами, что у меня накопилась. Я не пропускала ни одного обследования. Тогда мы с мужем еще могли это себе финансово позволить.

Несмотря на все наши старания, беременность у меня была тяжелая — низкая плацентация, неоднократные кровотечения, дочка была крупная плюс всё усложнял мой сахарный диабет. В общем к концу беременности мне поставили диагноз «умеренная преэклампсия» (осложнение беременности высоким артериальным давлением. — Прим. ред.). С последним кровотечением я даже лежала в казанской больнице. Там мне написали, что рожать я могу в стенах РКБ. То есть в Челнах мне должны были дать направление на роды в Казань. Но этого не сделали. По итогу я была вынуждена рожать в Челнах.

Первый раз диагноз умеренную преэклампсию Алене поставили 15 февраля

Первый раз диагноз умеренную преэклампсию Алене поставили 15 февраля

Фото: личный архив героини материала

Поделиться

Мое плохое самочувствие началось с 15 февраля, незадолго до срока родов. У меня было высокое давление. Я пришла в больницу, где мне дали экстренное направление на 22 февраля в перинатальный центр. Но 22-го меня не положили в больницу, сказав, что 23-го — праздник. Лучше прийти 24-го. Однако в больницу я попала 23-го в ночь. Уже с отхождением вод.

Все говорили, что с высоким давлением мне будут делать кесарево, потому что сама я родить не смогу. Несмотря на показания, кесарить челнинские врачи меня не стали, пустили в естественные роды. Я тогда спросила, почему. Мне ответили: «С чего ты вообще взяла, что тебя должны кесарить. Сама родишь». В процессе, разумеется, возникли сложности, роды начали стимулировать. Мне дали таблетку, чтобы шейка матки открывалась. Но этого делать, судя по всему, было нельзя. У меня пошла отслойка плаценты. Ребенок начал задыхаться.

Потом мне стало плохо. Я помню, как меня трясло. Поднялось давление. Тогда вызвали реаниматолога. Но и тот упускал бесценное время нашей Дариночки. Он говорил, что не знает, что делать. Помню, предлагал мне эпидуральную анестезию, чтобы я схваток не чувствовала. Но на тот момент я уже ничего не понимала. Была только невыносимая боль в животе.

Потом позвали второго реаниматолога — постарше. Он посмотрел на меня, сказал снять еще раз пульс у ребенка (КТГ), и если там обнаружат нарушения, он заберет меня в операционную на кесарево. Когда начали делать КТГ, пульса у моей дочери уже не было. Меня экстренно забрали на операцию.

Когда достали мою девочку, она была уже мертвой. Но сердце завести удалось. Пока я лежала там в бессознательном состоянии, насчитала, что адреналин Дарине кололи 4 раза. Потом ее забрали в реанимацию. Но там наша девочка прожила только 2 дня. Как потом выяснилось при вскрытии, она тогда была в очень тяжелом состоянии. Оказалось, что у нее был отек мозга, легкие тоже поражены, почки были не красные, как должны быть, а белые. То есть они отказали полностью.

Фото: личный архив героини материала

Поделиться

Но история на этом не закончилась. Она получила продолжение уже в бесчеловечном обращении со мной после родов. Я была в тяжелом состоянии, меня никто не наблюдал. В палате, после реанимации, у меня открылось кровотечение. К утру я проснулась буквально по шею в крови. Я написала о том, что меня никто не проведал, своему казанскому врачу. Он ответил, что нужно срочно звать доктора.

Переписка Алены с казанским врачом

Переписка Алены с казанским врачом

Фото: личный архив героини материала

Поделиться

Я попросила помощи, пришла врач, которая оперировала, сделала ручной осмотр матки. После ее осмотра кровотечение усилилось. Я позвала врача, на что мне сказали, что кровоостанавливающих препаратов в больнице нет. У меня был шок. Дрожащими руками я набирала мужу сообщения, просила купить нужный препарат. Только когда он принес лекарства, мне сделали укол, чтобы остановить кровотечение.

Переписка Алены с мужем

Переписка Алены с мужем

Скриншот: личный архив героини материала

Поделиться

К тому же после операции мне должны были колоть антибиотики, но у меня аллергия на один из них, и врачи побоялись подбирать другие. Так, я не получила никаких препаратов. Сейчас у меня проблемы со здоровьем: анемия из-за того, что после родов я потеряла много крови, и воспаление матки. То, что я там пережила, врагу не пожелаешь.

Разумеется, так просто я всё это не оставлю. Сейчас я продолжаю бороться за справедливость. На данном этапе смертью моей дочери занимается Следственный комитет. Они отправили на экспертизу все документы, предоставленные больницей. Но сейчас открылись новые подробности. Оказывается, врачи подделали документы. Я это выяснила, когда нас ознакомили с показаниями медиков.

В Следственном комитете тоже выявили ряд нарушений. Первое — на пленке КТГ не стоит время. Самое интересное, что врачи утверждают, будто КТГ мне сделали в самом начале родов. И тогда же они меня экстренно забрали в реанимацию. Но такого не было, я несколько часов пыталась родить сама, теряя драгоценное время и жизнь дочери. На операцию меня положили, когда у Дарины уже не было пульса.

Второе нарушение в том, что врачи утверждают: якобы мне провели обследование 22 февраля, когда я с недомоганиями обратилась в больницу. Они якобы взяли анализы, измерили мое давление. А по факту меня в тот день просто отправили домой, не желая заниматься мной в праздник. Следователю я на это указала, она сказала, что нужно ждать результата экспертизы документов, мол, откуда я знаю, что врачи написали именно так. К тому же, оперировавший меня врач на допросе говорила, что никаких ручных осмотров мне после операции она не проводила. Это тоже ложь.

Переписка Алены с мужем

Переписка Алены с мужем

Скриншот: личный архив героини материала

Поделиться

На данном этапе я нашла адвоката, который занимался похожим случаем в Екатеринбурге. Пока он, смотря на все документы, говорит о том, как же всё небрежно происходит в Набережных Челнах. По его словам, надеяться не на что. Я еще и к депутатам обращалась. К Когогиной (Альфия Когогина — депутат Госдумы от Татарстана, супруга гендиректора КАМАЗа. — Прим. ред.). Мне обещали в Минздрав какой-то депутатский запрос отправить, но пока нет ответа. Но от Минздрава приходили письма. Вот пришло уже второе. «Вам была оказана медицинская помощь», — говорят, и всё.

Скажу откровенно, первый месяц мне, конечно, звонили из больницы, приглашали сдавать анализы. А теперь про меня будто забыли, мол, как хочешь, так из этого состояния и выбирайся. А я сейчас не могу себе позволить даже анализы сдать, которые не делают в государственных поликлиниках. Например, МРТ головного мозга, которое мне необходимо после этих родов. И если бы мне хотя бы выписали направление на бесплатное МРТ, но нет, никто не считает, что они виноваты.

Недавно я ходила на встречу с главврачом перинатального центра Маратом Насыбуллиным. Ответы на свои вопросы я так и не получила, он сказал, что специалистов своих в обиду не даст. Но я к ним пришла с живым здоровым ребенком, а ушла без него. Моя девочка умерла в стенах этого центра, и ответственны за это врачи.

Редакция 116.RU отправила запрос в республиканский Минздрав, но оттуда его перенаправили в Камский детский медицинский центр, где и произошла эта история. В КДМЦ ответили, что по данному случаю был проведен «всесторонний врачебный разбор младенческой смертности с участием профессора кафедры акушерства и гинекологии». На этом ответе и остановились, сославшись на то, что остальная информация конфиденциальна.

Но Алена предоставила нам ответ челнинского центра. Единственное, как учреждение смогло ответить за случившееся, — написать, что необходимая помощь нашей героине была оказана, и принести соболезнования в одну строчку бумажного листа.

Официальный ответ ГАУЗ МКДЦ на обращение Алены

Официальный ответ ГАУЗ МКДЦ на обращение Алены

Фото: личный архив героини материала

Поделиться

ГБУЗ МО «Московский областной научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии» Министерства здравоохранения Московской области, Москва, Россия

Два взгляда на врачебные ошибки и качество оказания акушерской помощи

Как цитировать:

Гридчик А.Л. Два взгляда на врачебные ошибки и качество оказания акушерской помощи. Российский вестник акушера-гинеколога.
2015;15(6):76‑81.
Gridchik AL. Two outlooks on medical errors and obstetric care quality. Russian Bulletin of Obstetrician-Gynecologist. 2015;15(6):76‑81. (In Russ.)
https://doi.org/10.17116/rosakush201515676-81

В российских средствах массовой информации все чаще обсуждается тема врачебных ошибок, что можно расценивать как недовольство общества существующим качеством медицинской помощи. Зачастую обсуждение сводится к «выпячиванию» конкретных негативных примеров, а не к анализу системных ошибок, допущенных в ходе модернизации здравоохранения и возникших в связи с этим проблем. К главнейшей из проблем относится утрата социально-гуманитарной направленности труда и сознания медицинских работников из-за ведущей в отрасли доктрины рыночной экономики. Назначение государством врача «продавцом медицинских услуг» и его лозунг «больница должна зарабатывать деньги» закономерно привели к тому, что медики стали рассматривать пациента не как личность, а как источник не только личного материального благополучия, но и благосостояния конкретного учреждения здравоохранения [1—6].

Особый интерес СМИ проявляют к родовспомогательным учреждениям, так как обсуждение качества помощи и неизбежных ошибок персонала в этих учреждениях наравне с сообщениями об очередной катастрофе с многочисленными жертвами, позволяет поднять рейтинг источника информации. Дискуссия по вопросу фатальности ошибок людей в белых халатах постоянно накаляется СМИ в некомпетентных комментариях. «Охота на ведьм» в среде медиков формирует у населения мнение о тотальном непрофессионализме врачей, что при низком вознаграждении за труд приводит к потере управляемости отраслью, к оттоку персонала и углублению кадрового кризиса в отечественной медицине [7—11].

Ставшая популярной затея подавать на врачей по каждому поводу жалобы «куда только можно» углубляет дефицит специалистов «группы риска» — анестезиологов, хирургов, акушеров и неонатологов. В настоящее время абстрактный пациент последовательно или одновременно, не рискуя стать ответчиком в процессе о защите чести и профессиональной репутации, может обратиться в 15 государственных и общественных структур с жалобой на «плохого врача», сделав переписку с инстанциями «личной вендеттой» (см. рисунок).

Схема инстанций, которые доступны для жалоб пациента на врача.

Затраты бюджета на содержание аппарата для многоуровневых разборов «обращений» граждан, на проведение многочисленных экспертиз и на другие накладные расходы делают права пациентов дорогим удовольствием. Доступность электронных каналов связи в обстановке правовой безответственности за необоснованное и заведомо ложное обращение открыли для граждан еще более широкие возможности в деле сутяжничества с медиками [12—17].

В России укореняется тенденция избыточного преследования врачей, которая зачастую ломает их профессиональную карьеру и судьбу, а в совокупности с низким уровнем оплаты и высокими рисками в труде ставит под сомнение правильность когда-то принятого решения о выборе профессии и целесообразность дальнейшей работы в медицине. За период 2010—2013 гг. в отношении специалистов учреждений родовспоможения Московской области (акушеров-гинекологов, неонатологов) было возбуждено 16 уголовных дел, по 6 из которых приняты судебные решения об отстранении врачей от профессиональной деятельности, в остальных 10 вина врачей не была доказана. По сути, Фемида России признала возможность «утраты профессионального доверия» медицинского и гражданского сообществ конкретными врачами. Средний стаж по специальности отстраненных от работы врачей составил 18,7 года, который невозможно компенсировать умением, опытом и даже превосходящим числом вновь принятых на работу молодых специалистов. В условиях «рыночной медицины» за 5 последних лет число имущественных исков пациенток к акушерам-гинекологам в Московской области увеличилось в 2,5 раза, причем суммы претензий за физический и, особенно, моральный вред выросли с 300 тыс. до 15 млн руб., что подтверждается данными и других исследователей [7, 18—20].

Несмотря на всевозможные дополнительные выплаты медицинскому персоналу родовспомогательных учреждений, в том числе из средств родовых сертификатов, количество физических лиц персонала в этих учреждениях сокращалось. В благополучной, с точки зрения экономического статуса Московской области, число штатных единиц акушерок с 1993 по 2014 г. сократилось с 2720 до 2280 (на 16,1%). Изменений численности врачей-специалистов службы родовспоможения региона за 20 лет, которые могли бы принципиально повлиять на качество специализированной помощи, не произошло. Число физических лиц акушеров-гинекологов увеличилось всего на 2,5% (с 1389 до 1423), неонатологов на 49,6% (со 131 до 196). Укомплектованность штатов региона в 2014 г. физическими лицами врачей этих специальностей соответственно составила 68,2 и 69,5%, акушерками — 68,5%. При этом нагрузка на персонал только по критерию числа родов в родовспомогательных учреждениях области увеличилась в 2 раза: 41,9 тыс. родов в 1993 г. и 81,5 тыс. родов в 2014 г. Одной из угроз родовспоможению Подмосковья стала проблема «старения» кадров. Это предвещает, что через 5 лет родовспоможение области столкнется с проблемой острого дефицита квалифицированных специалистов, а действующие и строящиеся перинатальные центры по этой причине могут остаться невостребованными. В 2014 г. 36,8% (1993 г. — 25,1%, 2000 г. — 29,8%) из числа акушеров-гинекологов Московской области составляли лица пенсионного возраста, утратившие мотивации достижений в труде и учебе, работающие лишь для сохранения относительного материального благополучия, что соответствует данным и других публикаций [18, 21].

За рубежом непрерывному улучшению качества медицинской помощи уделяется пристальное внимание с 50-х годов прошлого века, когда стало понятным, что ни одно государство не сможет обеспечить гражданам максимальную медицинскую помощь, а поэтому необходимо создавать эффективную модель здравоохранения при имеющихся ресурсах. Доля недовольных национальной медициной среди жителей Англии составляет 40—45%, в США — 55—60%. В России недовольных более 80%, что объясняется политикой «двойных стандартов» с декларацией гарантий бесплатной медицинской помощи, при которой пациентам приходится тратить все больше личных средств на лечение. С началом выполнения государственного проекта «Здравоохранение» у больниц расширились возможности по улучшению материально-технической базы. Однако международная практика показала, что увеличение расходов на оснащение лечебно-профилактических учреждений современной техникой и лекарствами далеко не всегда приводит к желаемому качеству медицинской помощи, а надежды на стандарты лечения как на «лекарство» от всех проблем здравоохранения и как способ юридической защиты медицинских работников не оправданы [6, 22].

Как отмечает ряд экспертов, в «рыночной» России первостепенное значение для улучшения качества медицинской помощи приобрел фактор эффективного управления отраслью и прежде всего на системообразующем федеральном уровне, затем в рамках структуры региона и в последнюю очередь — на муниципальном уровне. На втором месте стояли задачи по экономической, правовой и социальной защищенности медицинских работников, поскольку появившаяся в медучреждениях новая аппаратура не придаст положительного вектора здравоохранению без квалифицированных кадровых ресурсов [4, 22—24].

Большинство исследователей подразумевают под качеством медицинской помощи неукоснительное выполнение стандартов лечения, что, по их мнению, должно оправдывать ожидания пациентов. Однако пациенты далеко не всегда могут адекватно оценить качество помощи и профессиональную компетенцию медработников, так как, прежде всего, ценят результативность, доступность и непрерывность медицинской помощи. Категория безопасности медицинских услуг, подразумевающая наличие у медработника должных знаний и навыков квалифицированного выполнения профессиональных обязанностей, начинает волновать пациентов только в случаях медицинских происшествий, к которым в родовспоможении принято относить материнскую и перинатальную смертность [7, 12, 25].

Цель исследования — определение приоритетов в обеспечении качества оказания медицинской помощи в понимании старшего медицинского персонала и пациенток родовспомогательных учреждений.

Материал и методы

Методом анкетирования (бесповторная выборка) изучено мнение 417 респондентов, составивших четыре группы: 1-я группа включала 108 акушеров-гинекологов — заведующих женскими консультациями, акушерскими отделениями многопрофильных больниц, главных врачей роддомов; 2-я группа — 134 акушера-гинеколога женских консультаций и акушерских стационаров; 3-я группа — 112 родильниц с благоприятным исходом беременности; 4-я группа — 63 родильницы с перинатальной потерей ребенка. Для оценки оказания качества медицинской помощи выбраны 4 критерия: профессиональная компетентность персонала, уровень оснащенности лечебного учреждения медицинской аппаратурой, доброжелательность (эмпатия) медицинского персонала по отношению к пациенткам, внешний вид и интерьер лечебного учреждения (удобство пребывания пациентов, сервисные услуги в стационаре). Оценка значимости критерия проводилась респондентами в диапазоне от 0 до 10 баллов.

Методом опроса 100 специалистов выясняли их отношение к стандартизации в медицине, мнение о качестве оказания специализированной помощи и перспективах сохранения традиций врачебных династий. Оценка ответов врачей на вопрос проводилась в балльной системе: да — +2 балла, скорее да — +1 балл, затрудняюсь ответить — 0 баллов, скорее нет — –1 балл, нет — –2 балла. Диапазон коллективной приемлемости специалистами вопроса колеблется от полного принятия (+200 баллов) до полного отторжения (–200 баллов).

Дополнительно значимость критериев изучалась по материалам разборов 98 происшествий в родовспомогательных учреждениях (смерть женщины в родах — –29, перинатальная смерть — –34, причинение вреда здоровью матери — –17, причинение вреда здоровью ребенка — –18).

Результаты и обсуждение

В 87% заявлений с жалобой на смерть женщины и ребенка и ненадлежащее качество оказания медицинской помощи заявители безапелляционно указывали на низкую квалификацию медицинских работников и видели решение проблемы врачебных ошибок в отстранении конкретных лиц от врачебной деятельности. Искоренять врачебные ошибки 18% заявителей предлагали путем тюремного заключения «виновных», а 44% — применением высоких «штрафных» санкций.

В ходе проведения внутриведомственных и вневедомственных проверок по всем случаям заявлений было установлено, что 23% жалоб относятся к категории оправданных, а 77% к категории необоснованных по наличию прямой причинной связи между действием/бездействием медицинских работников и наступившими последствиями.

При опросе респондентов установлено, что приоритетным фактором в обеспечении качества оказания медицинской помощи для респондентов 1-й и 4-й групп была квалификация персонала лечебных учреждений (табл. 1).

Таблица 1. Оценка значения факторов, влияющих на качество оказания помощи в родовспомогательных учреждениях, баллы

Причем родильницы с перинатальными потерями сделали акцент на этом факторе даже больше, чем руководители лечебных учреждений. Суммарно более высокая оценка всех факторов качества — 36,1 балла — респондентами 1-й группы отражает стремление руководителей иметь «идеальное учреждение» с позиции не только материального благополучия, но и наличия квалифицированных кадров. Для респондентов 4-й группы наряду с высоким профессионализмом медицинского персонала (9,7 балла) большое значение имеет доброжелательность персонала (9,5 балла).

Суммарная оценка факторов обеспечения качества оказания помощи у респондентов 2-й и 3-й групп не различается, соответственно 33,7 и 33,6 балла, что свидетельствует об удовлетворенности респондентов 2-й группы качеством оказания медицинской помощи в лечебном учреждении и об удовлетворенности результатами этой помощи респондентов 3-й группы. Приоритетным фактором качества оказания помощи для всех четырех групп была квалификация персонала — 37,2 балла.

Суждение акушеров-гинекологов о стандартизации, качестве оказания специализированной помощи и личном месте в профессии представлено в табл. 2.

Таблица 2. Суждения акушеров-гинекологов о стандартизации, качестве оказания специализированной помощи и личном месте в профессии (n=100)

Как видно, большинство врачей так и не поняли предназначение многочисленных регламентирующих профессиональное мышление документов, выразив свое отрицательное отношение к ним оценкой –65 баллов. Не разделяют врачи официальных деклараций о «кардинальном улучшении» родовспоможения: из 200 возможных положительных баллов одобрение выразилось в +5 баллах. Желание врачей видеть своих детей в медицине тоже ничтожно мало — +10 баллов.

Таким образом, пациенты чаще всего обращают внимание на результативность и доступность медицинской помощи, на взаимоотношения между ними и медперсоналом. Однако необходимо отметить, что пациенты не в полной мере осознают свои истинные потребности в медицинской помощи и не всегда могут адекватно оценить оказанную помощь и профессиональную компетенцию медработников. С точки зрения медработников, качество медицинской помощи подразумевает наличие у медработников навыков, ресурсов, знаний и умения выполнять профессиональные обязанности. Медработники должны изучать состояние здоровья населения и его потребности в помощи, предоставляемой системой здравоохранения, а также обеспечивать пациентов необходимой информацией и вовлекать их в процесс обсуждения качества медицинской помощи.

Выводы

1. Профессионализм медицинских работников с точки зрения пациентов и самих медицинских работников занимает первое место в структуре критериев оказания качества медицинской помощи.

2. Подготовка и сохранение квалифицированных кадров государственных учреждений здравоохранения в условиях «рыночной медицины» — первоочередная задача отрасли.

3. Необходимо изменение законодательства и порядка делопроизводства по «врачебным ошибкам» на всех уровнях (федеральном, региональном, муниципальном) с акцентированием внимания на защиту прав медицинских работников.

Мы используем файлы cооkies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте, вы соглашаетесь с условиями
использования файлов cооkies. Чтобы ознакомиться с нашими Положениями о конфиденциальности и об использовании
файлов cookie, нажмите здесь.

4.07.2018

Русфонд.Диагноз

Первое путешествие

Как ошибаются акушеры и можно ли найти врача, который все сделает правильно

В свой первый в жизни путь Егор из города Омска отправился абсолютно здоровым мальчиком. А через несколько часов вышел из тела мамы инвалидом, которому предстоят долгие годы борьбы за самостоятельную жизнь. Нельзя сказать точно, почему так получилось. Даже самый лучший врач, вооруженный самыми совершенными приборами, не может гарантировать, что во время родов все будет хорошо. Но предвидеть наиболее вероятные проблемы обязан любой акушер-гинеколог. Егору в этом смысле не очень повезло – то, что его заболевание неофициально называют акушерским параличом, не языковая случайность. В Русфонд регулярно приходят письма, где описаны такие случаи (с 2013 года по настоящее время – более 60 обращений). Поэтому мы решили разобраться, какие ошибки чаще всего совершают акушеры-гинекологи и насколько возможно их избежать.

Диагноз сообщить забыли

Фото: Alexс Hockett/Unsplash.com

Егор застрял на полпути: голова уже появилась на свет, а плечи оказались слишком широкими. Так он мог очень быстро умереть от гипоксии: время первого вдоха еще не пришло, а получить кислород через сдавленную его собственным телом пуповину он тоже не мог. Нужно было срочно что-то делать. Обычно акушерка или врач аккуратно тянет ребенка сбоку за голову и шею, чтобы освободить плечо. Но при этом очень легко повредить пучок нервов, управляющих рукой, – плечевое сплетение. Так и произошло. Результат виден почти сразу после рождения, его просто невозможно не заметить: рука с поврежденными нервами плохо шевелится. Однако маме Егора о том, что с ним не все в порядке, сказали только после выписки. Причем, рассказывает она, даже название болезни не сообщили. Понять, что с ее ребенком, 20-летней студентке помогла не государственная система здравоохранения, а интернет. Там же через несколько месяцев после рождения Ирина нашла и ответ на вопрос, что теперь делать.

Акушерский паралич – это парез Дюшенна – Эрба, названный в честь двух описавших его врачей. Официальной статистики на этот счет в России нет. «В США крупные центры с большим количеством родов – например, John Hopkins University – проводят статистические исследования. Они установили один-два случая на тысячу родов. Вероятно, в России эта цифра не меньше», – говорит Михаил Новиков, практически единственный российский микрохирург, специализирующийся на операционном лечении таких парезов. У нас в стране сейчас рождается около 2 млн детей в год, а значит, не меньше 2–4 тысяч – с парализованной рукой. Бывает, что парез без последствий проходит в первые дни жизни. Но большинству пациентов (около 65%) требуется хирургическое лечение, даже если состояние постепенно улучшается. А каждому пятому ребенку нужна сложная многочасовая операция по восстановлению иннервации руки. Это очень тонкая работа: порванные нервы сшивают или склеивают, а вместо тех, которые восстановить не удается, пересаживают с других частей тела. Таких операций нужно примерно 500 в год. Новиков ведет прием в Ярославле, в созданном им медицинском центре «Мотус», а оперирует в основном в ярославской Областной детской клинической больнице. За год он вместе с ассистентами успевает сделать 50 операций. По его словам, в последнее время в России появляются и другие специалисты в этой сфере, но оперируют они пока очень мало, их опыт и набор методов реконструкции плечевого сплетения у детей не достигают необходимых стандартов. Примерно половина операций производится за счет благотворительных фондов, а остальное – за деньги родителей. Потому что ОМС пока имеет к этой истории очень мало отношения.

«Государственные тарифы на нейрохирургическую реконструкцию устроены таким образом, что сложная многочасовая операция и операция, которую можно сделать за час, стоят примерно одинаково. Большие федеральные центры это устраивает: они могут за счет простых операций сэкономить средства для сложных. А я делаю только сложные операции, за счет денег, выделяемых государством, невозможно покрыть расходы на них», – объясняет Новиков.

Есть и чисто бюрократическая проблема. «Когда через несколько месяцев после рождения Егора мы с мужем во всем разобрались и поняли, что нужна срочная операция, оказалось, что на нее требуется госквота, – рассказывает Ирина. – Подали документы, получили какой-то номер – теперь, сказали нам, ждите звонка». Еще через пару месяцев им действительно позвонили и предложили приехать в Петербург на операцию – но к тому времени они уже заняли несколько сотен тысяч рублей у друзей и прооперировались у Новикова в Ярославле. Через три года там же провели еще одну операцию на средства благотворителей. Это далеко не конец: правая рука работает, мягко говоря, неидеально, и пользуется ею пятилетний Егор пока мало и неохотно.

«Не придумывайте, мамочка»

Фото: Patricia Prudente/Unsplash.com

Когда ребенок, можно сказать, застрял, идеальное решение находится далеко не всегда. Бывают даже такие ситуации, когда наименьшим из зол оказывается искусственный перелом ключицы. «Достаточно надавить большим пальцем – она совсем тоненькая, а срастается быстро», – говорит зам. главного врача московского роддома (обсуждать такую тему врач государственного лечебно-профилактического учреждения предпочел инкогнито). Счет идет на минуты, и если уж винить врача, то не в недочетах при совершении вот таких срочных манипуляций, а в том, что он вообще довел до этого. Парез Дюшенна – Эрба – подвид одной большой проблемы: неправильного выбора между естественными родами и кесаревым сечением. Плановым, если такой путь был выбран заранее, или срочным, если при родах что-то пошло не так.

Сейчас в России с помощью кесарева сечения рождается четверть всех детей. Причем мы далеко не в лидерах. По данным The National Center for Biotechnology Information (NCBI), в США в 2014 году кесаревым закончилось 32% беременностей. В Австралии – примерно столько же. В Китае – 42% (интересно, что мотивом для операции тут стал выбор счастливой даты рождения, отмечает NCBI). В Бразилии дети появляются на свет с помощью кесарева уже чаще, чем естественным путем (56%): его здесь, в отличие от большинства стран, можно делать без показаний – по желанию роженицы. Но едва ли доля естественных родов будет и дальше падать. Есть много исследований, доказывающих вред кесарева сечения, особенно многократного, но не делать или откладывать кесарево, когда оно требуется, еще хуже.

«Женщину можно зомбировать, все время повторяя ей, что она обязательно сможет родить сама, даже если у нее показания против этого. Вполне возможно, что она родит без осложнений. Мы всегда перестраховываемся: в девяти из десяти случаев естественные роды прошли бы нормально, все делается ради оставшегося одного случая», – говорит зам. главного врача роддома. Иллюстрация – домашние роды, которые часто проходят успешно. Но врач лично сталкивался со случаями, когда акушерка, организатор домашних родов, в сложной ситуации просто убегала, оставив истекающую кровью роженицу и вызвав – а иногда и нет! – скорую помощь.

«Дети, рожденные дома, гармоничны и не травмированы в родах», – возражает Татьяна Саргунас, создатель центра «Саргунас АКВА», известная сторонница естественных родов, и в частности родов в воде. Осложнения во время родов, по мнению Саргунас, не неожиданность, обычно их можно предвидеть заранее и успеть вовремя доехать до роддома. А внезапное осложнение – «оно и в роддоме будет внезапным, и подготовиться к нему в любом случае невозможно». «Врачи в больнице порой уродуют детей своими методиками, – говорит Саргунас, – иногда напрасно делают кесарево».

В США, рассказывает Новиков, если вес ребенка больше 4 кг и при естественных родах возникли осложнения, адвокаты берутся с почти 100-процентной вероятностью доказать вину врача, не назначившего кесарево сечение. Там более четкие критерии выбора способа родоразрешения. В России у акушера-гинеколога больше свободы, причем, констатируют врачи, еще сохраняется, особенно в провинции, некоторый перекос в сторону «все-таки надо очень постараться и родить самой».

Пациентке самой не определить, где истина. Две трети историй о родах в соцсетях посвящены теме «было ужасно, просила сделать кесарево, а врач вместо этого чуть не раздавил меня, пытаясь помочь ребенку родиться». Противоположных историй – как «навязали кесарево, чтобы денег заработать» – тоже немало. Чаще всего такие ситуации происходят из-за недостатка коммуникации врача с пациенткой, считает Елена Младова, бывший гендиректор сети «Мать и дитя», а теперь сооснователь и главный врач Института репродуктивной медицины REMEDI: «Врач просто не считает нужным что-то ей объяснять и сам ее не слушает». Отсюда следует главное правило выбора акушера-гинеколога: хороший специалист должен все объяснять и ответить на все вопросы.

Судиться, судиться и еще раз судиться

Фото: Jenna Norman/Unsplash.com

Настоящие ошибки, связанные с кесаревым, можно увидеть по судебным делам. Гипоксия – главная опасность для ребенка, которого слишком упорно рожают самостоятельно, она, в свою очередь, ведет к тяжелейшим последствиям – в частности, к поражениям головного мозга, схожим с инсультом. И именно с этой темой связана самая крупная (в смысле денег) победа пациентки в иске против роддома. Ирина Разина рожала в Первом Санкт-Петербургском государственном медицинском университете (ПСПбГМУ) имени академика И.П. Павлова. Во время родов возникли осложнения, ребенок не продвигался. Врач Екатерина Гордова попыталась все-таки извлечь его естественным путем с помощью вакуум-экстрактора – специальной шапочки-присоски. Произошел разрыв матки, в таком случае на кесарево сечение остаются минуты. Ребенок получил значительные повреждения головного мозга и в вегетативном состоянии прожил полтора года. Матку зашили тоже не лучшим образом. Разина подала в суд на Первый мед, дело (как всегда в таких случаях) продолжалось несколько лет. С ее стороны дело вела адвокат Виктория Ищенко – она взялась за него, потому что в свое время закончила медучилище и поработала в больнице.

«Врачебные дела – из самых сложных, я бы не пошла в суд без предварительного заключения знакомого специалиста, которая по моей просьбе смотрит документы и сообщает свое беспристрастное мнение», – рассказывает Ищенко. Впрочем, в этом случае о необходимости кесарева говорили все специалисты. Разина рожала в 2010-м, вердикт был оглашен летом 2014-го: с ПСПбГМУ взыскали 15 млн руб., иск был удовлетворен в полном объеме. «Меня просто убила фраза Гордовой на суде: «если бы все вернуть, я бы все делала так же»», – рассказывает Ищенко. Екатерина Гордова, кстати, и сейчас работает в ПСПбГМУ – но теперь ведет прием как гинеколог, в родах не участвует.

После дела Разиной, говорит Ищенко, к ней обращались по поводу акушерских ошибок раз двадцать. На самом деле чаще ошибки не было – виновато было стечение обстоятельств, а также тот самый недостаток коммуникации и связанная с ним обида. Но в двух случаях Ищенко пришла к выводу, что доказать врачебную ошибку можно. Речь шла о кесареве. В одном случае «ребенка зверски выдавливали», на все жалобы и вопросы отвечая «не придумывайте, мамочка», в другом – девочка сильно и, увы, неисправимо пострадала при родах из-за отказа от кесарева.

Родить на уровне

«За много лет акушерской практики я столько всего насмотрелась, что уже не представляла себе, как решиться родить самой. И сказала: делайте мне сразу кесарево. Благо относительные показания нашлись», – признается врач-акушер с большим стажем, попросившая не называть ее имени. Операцию делал ее непосредственный начальник, которому она доверяла. «Не врачи» выбирают акушера-гинеколога (если, конечно, выбирают) по рекомендациям знакомых, которым доверяют. Тут-то и возникает вторая главная дилемма.

Самое распространенное осложнение поздней стадии беременности – преждевременные роды, говорит Елена Младова, ими заканчивается 5–7% всех беременностей. Для недоношенных детей обязательно нужен роддом с детской реанимацией, со специальными кувезами, где они «дозревают» при подходящей температуре. В России с недавнего времени развивается трехступенчатая система родовспоможения: роддома первого уровня для тех, у кого осложнения маловероятны; роддома второго уровня для родов с возможными осложнениями, где есть детская реанимация и многое другое; перинатальные центры, где есть практически все.

Для выбора врача эта система приспособлена плохо. «Вероятность преждевременных родов увеличивается там, где низкий уровень жизни, где много абортов из-за неразвитой культуры предохранения, где женщины вынуждены заниматься физическим трудом во время беременности», – констатирует Младова. То есть, скорее всего, вне крупных городов – там, где роддома как раз первого, базового уровня. Женщин, которым грозят осложнения, «маршрутизируют» в роддом второго уровня или перинатальный центр. Не ехать туда – опасно. А поездка означает и бытовые трудности, и чаще всего невозможность выбрать специалиста, полную неизвестность и страх: хорошее оснащение перинатальных центров не гарантирует высокие профессиональные и человеческие качества тех, кто его использует.

Моральный вред

У Светланы Викторовой, адвоката, работающего в детском правозащитном проекте «Патронус», есть несколько примеров на эту тему. Роды у матери с ВИЧ проходили в одной из московских инфекционных больниц. Чтобы ребенок не заразился от матери, ей с самого начала родовой деятельности нужно в течение определенного времени вводить препарат ретровир. В какой-то момент о ней все просто забыли, стандарты процедуры были нарушены, препарат в результате ввели слишком быстро и в недостаточном количестве. «Патронусу» удалось доказать в суде вину медицинского учреждения, которое компенсировало матери моральный вред в размере 900 тыс. руб. Речь шла именно о моральном вреде: наличие ВИЧ у ребенка можно определить примерно через два года после рождения, и все это время мать оставалась в неизвестности. Хотя, как выяснилось позже, ВИЧ она ребенку не передала.

Второй случай произошел в саратовском перинатальном центре, где в одних родах соединился целый набор – и акушерский паралич, и некачественное зашивание разрывов, и многое другое. Дело закончилось 850 тыс. руб. компенсации морального вреда. «Те, кто ведут такие дела, начинают люто ненавидеть ответчиков, – говорит Викторова. – От роддома приходит сразу несколько человек, они давят авторитетом, изворачиваются». Часто, говорит адвокат, задним числом вносятся исправления в документы. К медицинской карте одного ребенка подшиваются исследования другого. В истории болезни появляются свежие записи. В одном случае описание родов вообще пропало: сохранилась только запись об их начале и о завершении. Проблемы и с экспертизой: Викторова, например, никогда не заказывает ее в том же регионе, где произошли события, – корпоративная солидарность врачей не даст возможности изучить обстоятельства объективно. Ее ноу-хау – экспертиза в Минобороны: там врачебная солидарность не действует.

Родители Егора тоже подали в суд на роддом. Как обычно и бывает, не сразу после рождения, когда родителям больного ребенка не до того, а года через два. Судебное заседание было всего одно, рассказывает Ирина: роддом – новый, после свежей реконструкции – решил не предавать историю огласке и добровольно компенсировал родителям расходы на первую из операций и реабилитацию.

Музыка родов

Непредсказуемого и даже необъяснимого все равно останется много, как бы тщательно ни выбирали учреждение и врача, говорит Младова. Ведь даже внутриутробная гибель плода примерно в половине случаев происходит по непонятным причинам. Или по понятным, но непрогнозируемым.

«Выбирая акушера, ориентируйтесь, конечно, на отзывы, но и на собственную интуицию. Есть люди, которые слышат «музыку родов», умеют принимать правильные решения. А есть просто исполнители: они все знают, все умеют, но чего-то не чувствуют», – говорит с высоты своего многолетнего опыта зам. главного врача московского роддома. Нужен баланс между активностью и пассивностью. Между «естественными родами» и, как назвал ее в своей книге известный акушер-гинеколог и педагог Виктор Радзинский, «акушерской агрессией» – чрезмерным количеством диагностических и прочих процедур. «Мне студенты иногда говорят: ну что вы просто стоите и смотрите, давайте скорей что-то делать, проведем осмотр, окситоцин введем! – рассказывает врач. – А я отвечаю: нет, пока не надо. Дайте ей спокойно родить самой».

От просчетов врачей никто не застрахован. И роженицы, пожалуй, особенно уязвимы в этом плане. «Литтлван» попросил женщин, столкнувшихся с врачебными ошибками в родах, рассказать свои истории, а экспертов — посоветовать, как справиться с произошедшим и юридически защитить свои интересы.

«От болевого шока у меня произошла остановка сердца»

Анастасия Трифонова: «По незначительным кардиологическим показаниям во вторую беременность у меня было направление в специализированный роддом. И вот 13 июня я проснулась и поняла, что тянет. Муж отвез в роддом. В приемном меня никто не осмотрел — сразу побрили, сделали клизму и отправили в родильное отделение. Я говорила, что еще не рожаю. Меня осмотрела дежурная врач и оставила там до 19:00.

Время шло, но ничего не происходило: роды не начинались, отпускать меня не хотели, на дородовое не клали — там не было мест. Вечером акушерка сказала, что меня готовы взять на кесарево (по моим показаниям допускалось), хотя до этого я настраивалась на естественные роды.

Мне «дали» в вену общий наркоз, а я всех слышу, все чувствую, но сказать и пошевелиться не могу. Дежурная врач стала резать, я морщусь. Она говорит анестезиологу: «Посмотри, ей больно», а та отвечает: «Спит, наркоз взялся».

Когда стали разрезать матку, от болевого шока у меня произошла остановка сердца. Все растерялись, кроме дежурной — она кричала, чтобы меня держали, несли дефибриллятор, спасали ребенка.

Сердце не «заводилось». Оно только забилось, когда второй раз сделали разряд. Я чувствовала, как из меня тащат послед и зашивают. Врач сумела и ребенка спасти, и меня. К счастью для нас, все обошлось без последствий для дочки.

Я была в шоковом состоянии, разборок ни с кем не учиняла. Пролежала сутки в реанимации, не могла рукой шевельнуть — слабость была жуткая. Доктора ни в чем не признались, только анестезиолог уволилась сама.

Когда я пришла в тот же роддом за третьим ребенком, меня взяли на дородовое за две недели, нашли историю предыдущих родов. Врач и анестезиолог пришли осматривать меня. Оказалось, та дежурная так и работает. Она опять меня кесарила, но в этот раз была эпидуральная анестезия».

Наталья Ямщикова, психолог по работе с родителями особых детей:

«Я могу предположить, что Анастасия нашла в себе внутренние резервы выжить в момент клинический смерти. Большая любовь к семье и к еще нерожденному ребенку помогли ей собраться и вернуться к жизни. Она пришла рожать третьего ребенка в тот же роддом и к тем же специалистам, а значит — смогла переработать страшный опыт прошлых родов».

«В 17:35 родился сын. И… не закричал»

Анастасия Орлова: «На 25 неделе беременности гинеколог предположила, что будет кесарево: ребенок крупный, а у меня клинически узкий таз. С таким настроем я проходила до 38 недели — тогда врач направила меня в роддом, чтобы там решили, как мне все-таки рожать. Я пролежала две недели, но схватки не переходили в настоящие — после стимуляций роды не наступали. И меня выписали в 40 недель! В 41 неделю я с направлением опять пошла в роддом. Еще 5 дней меня наблюдали и решили — рожу сама. В день родов в 8:00 прокололи пузырь и отвели в палату. В 17:35 родился сын. И… не закричал.

Я испугалась. Ребенка забрали в реанимацию: он не плакал, не шевелился. На следующий день мне рассказали, что произошло с сыном: отек головного мозга, асфиксия и судороги. Когда мне разрешили увидеть его, он был на ИВЛ, кушал через зонд и казалось, что его голова растеклась по подушке. Через три дня его решили перевезти в областную больницу. Но и там он не приходил в себя. Его ввели в искусственную кому на 7 дней. Потом начались улучшения. Сын открыл глазки, стал крутить головой. В 14 дней стал сам сосать бутылочку, в 21 день мне разрешили лечь к нему. Выписали почти в 2 месяца, нашептав: «Ваш ребенок никогда не будет ходить». Дали общие рекомендации наблюдаться у невролога и следить за состоянием малыша.

Я считаю, что главная ошибка врачей состояла в том, что они неправильно выбрали сценарий ведения родов и срок: в 42 недели у ребенка кости головы стали твердеть, из-за этого случились отек и асфиксия. Я не знала кому и что писать, кого винить? Главврача, которая лично меня осматривала и сказала, что смогу родить сама? Или доктора, которая принимала роды и не назначила экстренное кесарево?

Первый год мы с мужем жили под девизом: «Надо». Мы делали все возможное и невозможное. В итоге сын сел в 8 месяцев, встал в 11, пошел в 1 год и 2 месяца. Сейчас Леше 4 года. Он не разговаривает. Есть проблемы с самообслуживанием и личной гигиеной. Диагнозы ребенка на сегодня: органическое поражение ЦНС, вторичная микроцефалия, косоглазие. Не могу сказать, что он полностью умственно отсталый, но определенная задержка есть. Мы с мужем понимаем, что таким, как все детки, он не будет никогда. Но верим, что сможем сделать так, чтобы жизнь нашего ребенка была полна радостных моментов.

Я считаю себя молодцом. При огромной поддержке мужа завершила получение высшего образования, а год назад сдала на права».

Наталья Ямщикова, психолог по работе с родителями особых детей:

«Семья интуитивно выбрала оптимальный способ выхода из критической ситуации — объединение. Разделение обязанностей (а за ними стоит и ответственность) и возможность каждого заниматься и ребенком, и другим делом, которое требует большой концентрации, помогают им не выгорать. В моей практике были мамы, которые начинали вязать и объясняли, что счет петель помогает отключить голову и не думать каждую секунду о том, что произошло».

«У ребенка тотальные изменения в голове»

Фото: из архива Светланы Богайковой.

Светлана Богайкова: «Моя дочь Олия родилась на 41 неделе. Всю беременность УЗИ и анализы были отличные.

Шесть дней до родов я находилась на дородовом — схватки остановились, когда я приехала в роддом. Вердикт: ребенок высоко, родовая деятельность слабая, ждем. При таких же обстоятельствах я родила старшего сына. Но тогда ждать не стали: поставили укол и через несколько часов я была с ребенком на руках.

В этот раз меня не стимулировали. За два дня до родов ребенок опустился. Накануне у меня отошла слизистая пробка странного зеленого цвета. С тревогами я подошла к врачу — исполняющему обязанности заведующего роддома. Она сделала тест на воды — он был отрицательный.

А ночью начались схватки. В 6:00 произошло излитие вод, мутно-бурых. Всего с половину ладони — больше у меня не оказалось. И сразу началось учащение схваток.

В 7:00 на смену пришли врачи, осмотрели — раскрытие 5 сантиметров. Вскоре за две схватки я родила. Ребенок не закричал. На моих глазах стали откачивать тельце. Отсос, массаж, укол адреналина… Сердце запустили, но малышка так и не заплакала. Ее унесли. Через четыре часа после рождения она впервые подала голос. Я рванула к ней и была остановлена медсестрой: «Пусть плачет, легкие разрабатывает». Через три часа мне разрешили дочь забрать. Я стала ее обмывать, а она почти не реагировала, только на холодную воду слабо «мяукнула». Грудь не брала и была странного бордового цвета. Это уже потом, изучая медицинские трактаты про ишемию новорожденных, я поняла, что это симптомы тяжелой асфиксии и что детей, родившихся так, как моя дочь, нужно сразу интубировать и наблюдать, наблюдать… Принесшая смесь медсестра, увидев цвет кожи, забрала ее в ПИТ — подышать кислородом. Через час мне сказали, что дочь теряет дыхание, у нее апноэ и что это она у меня в палате «удушилась». Вердикт был такой: ребенок в тяжелом состоянии, интубирован, пищу не принимает. Встал вопрос о переводе в больницу. Реанимобиль — один на всю область — дали через сутки.

Пять дней в реанимации, и дочь в отделении на патологии новорожденных. А еще через три дня мне объявили: «Подозревается генетический диагноз». Через месяц пришли результаты анализов: все чисто. Врач рекомендовал сделать МРТ: «У ребенка тотальные изменения в голове. Все хуже, чем мы предполагали».

Спустя два месяца мы вернулись домой. И полтора года после рождения Олии каждое мое утро начиналось со слез и прокручивания в голове истории ее появления на свет. Я обвиняла себя и постоянно искала ответ на вопрос, как при самой лучшей беременности из четырех, дочке так не повезло? Это состояние заставило меня обратиться в страховую и попросить медицинскую экспертизу. Через месяц в инвалидизации ребенка был признан роддом по части неонатологии — недооценка состояния новорожденного. Но, как мне кажется, все случилось в ту самую неделю на дородовом, когда врачи не стали обращать внимание на сигналы, которые подавал ребенок, находящийся уже в то время в состоянии гипоксии.

Дочери сейчас почти 4 года. Она открытый и ласковый ребенок. Ее диагнозы: вторичная микроцефалия, краниостеноз, спастический тетрапарез. В год Олия произнесла первое слово «ням». В два, после ежедневных тренировок, села. Научилась есть печенье левой рукой. Удивительно, но почти при полном отсутствии речи — есть порядка 10 своих слов — она поразительно музыкальна. Она голосом с абсолютной точностью пропевает знакомые песенки. Олия очень любит ходить, держа нас за руки. И мы ждем то время, когда она сможет наши руки отпустить».

Наталья Ямщикова, психолог по работе с родителями особых детей:

«Я знаю, что в семье Светланы пополнение. А после травматичных родов очень тяжело решиться на рождение еще одного ребенка. Тем не менее это благотворно влияет на всю семью в целом (на эмоциональный фон, на внутренний мир, на восприятие жизни) и хорошо сказывается на самом травмированном малыше.

И мой совет тем, кого коснулось несчастье, — не закрывайтесь в своем одиночестве. Обращайтесь к семье, друзьям, принимайте помощь. В такие времена даже самым сильным из нас нужно, чтобы рядом стоял тот, кто может подхватить и удержать!».

Спрогнозировать, допустит ли врач ошибку в родах или нет, увы, невозможно. Однако частично «подстраховаться» могут помочь отзывы женщин о роддомах и специалистах, в них работающих. Прочитать их можно в самой полной базе отзывов о родительных домах Санкт-Петербурга на сайте «Литтлван».

FAQ от Арины Покровской, юриста, психолога, руководителя правозащитного центра «Покров».

Произошла врачебная ошибка. С чего начать защищать свои права?

Если женщина при родах пострадала именно от медицинского вмешательства, тогда она (или лицо, уполномоченное в соответствии с законом обращаться за защитой прав умершего, если роженица погибла) вправе восстановить нарушенное право, а именно: обратиться в досудебном порядке к медицинской организации с требованием о возмещении вреда. В нем лучше изложить все так же четко, как и в иске в суд, если он потребуется, — перечислить все факты в верной последовательности, статьи законов, на которых основаны требования, и сами требования. Тогда родильный дом (медицинская организация) с большей серьезностью отнесется к претензии.

Когда нужно идти в суд? Каков порядок действий?

Если в досудебном порядке спор не решится, пострадавшая женщина или ее представитель вправе обратиться в суд с иском. Ответчиком выступит медицинская организация. Исковое заявление по выбору истца подается в суд по месту нахождения ответчика, по месту жительства истца или по месту причинения вреда.

Общий срок исковой давности — три года. Течение его начинается со дня, когда пострадавший узнал или должен был узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права.

Но этот срок не распространяется на требования:

1. О возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина. При этом требования, предъявленные по истечении трех лет с момента возникновения права на возмещение такого вреда, удовлетворяются за прошлое время не более чем за три года, предшествовавшие предъявлению иска.

2. О компенсации морального вреда, вытекающие из нарушения принадлежащих гражданину нематериальных благ (например, жизнь, здоровье).

Медицинская экспертиза нужна? Когда ее проводить?

Нужна, поскольку для правильного разрешения спора по существу необходимо обладать специальными знаниями в области медицины. Можно провести ее до суда или представить суду перечень вопросов, требующих разрешения при проведении судебно-медицинской экспертизы.

На какое возмещение я могу претендовать?

На компенсацию морального вреда в связи с повреждением здоровья (или смертью родственника) при оказании медицинской помощи. При наличии оснований можно потребовать компенсировать и имущественный ущерб.

По закону вред, причиненный личности (жизни/здоровью) или имуществу гражданина (либо юридического лица), подлежит возмещению в полном объеме лицом, его причинившим.

Если же были нанесены увечья или иные повреждения здоровью, возмещению подлежит утраченный заработок (доход), который пострадавший имел либо определенно мог иметь, а также дополнительно понесенные расходы из-за этого. В том числе на лечение, дополнительное питание, приобретение лекарств, протезирование, посторонний уход, санаторно-курортное лечение, приобретение специальных транспортных средств, подготовку к другой профессии, если установлено, что потерпевший нуждается в этих видах помощи и ухода и не имеет права на их бесплатное получение.

Право требовать возмещения вреда, причиненного вследствие недостатков услуги, признается за любым потерпевшим независимо от того, состоял он в договорных отношениях с исполнителем или нет.

Как оценить причиненный мне моральный вред?

Моральный вред, например, может заключаться в переживаниях в связи с утратой родственников, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий.

Вред, причиненный потребителю вследствие нарушения исполнителем его прав, подлежит компенсации причинителем вреда при наличии его вины. Размер компенсации морального вреда определяется судом и не зависит от размера возмещения имущественного вреда и понесенных убытков.

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Ошибки врача узи при беременности
  • Ошибки врача стоматолога хирурга
  • Ошибки вольво с60 2006г
  • Ошибки врача стоматолога терапевта
  • Ошибки вольво фн12