Народный артист России Андрей Смирнов призвал вынести из мавзолея «германского шпиона» Владимира Ленина. И вообще перезахоронить «всех тех бандитов, которые лежат вдоль кремлевской стены». Владимир Свержин разбирает 5 самых известных аргументов против деятельности Ленина, которые обычно приводят его критики.
Вопрос «выносить-не выносить» давно разделил общество на два лагеря. Мнения категоричны, предложения радикальны вплоть до «выкинуть, сжечь и пепел развеять». Требование убрать тело Ленина с Красной площади — единственная тема, которая объединяет либералов и монархистов, сегодня ненавидящих друг друга так же люто, как и в феврале 1917 года. Политические хулители предъявляют ему 5 главных обвинений. Каждое стоит рассмотреть подробно.
Шпион или не шпион
Расхожая байка о том, что Ленин был немецким шпионом, появилась еще во времена словоблудов из Временного правительства. Был ли Ленин именно шпионом? Нет. Немецкой разведке просто не было смысла вербовать его. Она в ту пору была загружена чисто военными задачами, Владимир Ильич секретоносителем не был и интереса для разведки не представлял.
В германских спецслужбах работали люди педантичные, чужими вопросами они не занимались. Но при этом, желая или не желая того, Ленин был ситуативным союзником Германии и Австро-Венгрии: требование выхода России из «империалистической» войны устраивало их в полной мере, и здесь они готовы были помогать «врагу врага» чем только можно.
Но служить кому бы то ни было — это не о Ленине. Начальник Военной контрразведки Петроградского военного округа подполковник Б. Никитин, работавший с досье Ульянова В.И., тогда помощника присяжного поверенного из потомственных дворян, писал:
Ленин был жестоко упрям на все случаи жизни, не переносил чужих мнений, по поводу чего бы они ни высказывались, а не об одной политике. Завистливый до исступления, он не мог допустить, чтобы кто-нибудь, кроме него, остался победителем.
Человек с таким набором качеств крайне слабо подходит для вербовки. Действия его могут быть полезны лишь в том случае, если его собственные цели совпадают с целями «зарубежного центра».
Сами германцы, должно быть, до конца не осознали, с кем имеют дело, и после революции направили послом в Россию графа Вильгельма фон Мирбаха, прежде работавшего в Швейцарии и занимавшегося тем самым пломбированным вагоном. Идея шантажировать вчерашнего союзника фактом негласной финансовой поддержки революционного движения для немцев закончилась фатально — посол был убит чекистом Яковом Блюмкиным, в будущем видным советским разведчиком.
Брестский мир
Большевики пришли к власти под лозунгом «Долой войну!». Кричать это было куда проще, чем сделать. Мир без аннексий и контрибуций, о котором так долго говорили большевики, оказался революционной фантазией. После военных неудач под Нарвой и Псковом, когда только вмешательство царских «военспецов» спасло республику Советов от военного краха, Ленин требовал подписание мира с Германией на любых условиях.
Справедливости ради, нужно уточнить, что армию развалили не большевики, над этим вопросом тщательно поработало Временное правительство, издав Указ №1, упразднивший в армии дисциплину. Большевики пытались выкроить из получившегося вооруженного месива свой кусок — «Красную гвардию». Вышло скверно. Но благодаря усилиям Ленина и Троцкого с помощью огромного количества бывших офицеров и генералов боеспособную армию удалось воссоздать и значительно укрепить.
Однако в начале 1918 года отражать врага было нечем. Условия, которые выставили немцы, были чрезмерны, но при нормальной работе дипломатов многое вполне можно было отстоять, германцы были готовы к уступкам. Большевики же согласились на все. Огромные территории Украины, Прибалтики, Кавказа, царство Польское и великое княжество Финляндское были заняты врагом. Миллиарды золотом выплачивались в качестве контрибуции. Зерно, уголь и многие другие стратегически важные запасы достались Германии на дармовщину. Республика Советов должна была отдать Черноморский флот и демобилизовать армию. И, что возмутило даже само руководство партии большевиков, в Германии и землях ее союзников запрещалась революционная пропаганда. Это уже была открытая измена делу мировой революции, но Брестский мир узаконил и ее.
Да, в скором времени полыхнула и сама Германская империя, превратив договор в листки исписанной бумаги, но это произошло далеко не сразу. Золото было отправлено, а продовольственные и топливные запасы обеспечили немцам возможность еще некоторое время держаться на Западном фронте. Можно говорить о вынужденности этого шага, о полученной паузе, которая была использована для формирования армии, о «прозорливости» Ильича, но факт остается фактом — Брестский мир был глубочайшим крахом России.
Карательные органы ВЧК
Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем Лениным гордо именовалась «нашим разящим орудием против бесчисленных заговоров, бесчисленных покушений на советскую власть со стороны людей, которые были бесконечно сильнее нас».
Деятельность ее мифологизирована. Естественно, в противоположных направлениях. Непреложный факт: ВЧК боролась против врагов республики Советов. Реальных или мнимых — порой можно лишь догадываться. Были и те, и другие. По разным оценкам, с 1917 по 1922 гг. количество жертв политического «красного террора» ВЧК составило от 50 до 140 тысяч расстрелянных.
Но стоит помнить, что ВЧК жестко искореняла и преступность, «выжигала каленым железом» коррупцию (в т.ч. и коммунистическую) и спекуляцию жизненно важными продуктами, а с 1921 года еще и занималась ликвидацией детской беспризорности, созданием школ и учебных коммун. Таким образом, количество людей, спасенных от смерти благодаря работе ВЧК, никак не меньше, чем погибших в ее «застенках».
ВЧК действовала в направлении создания и упрочения государственности и правопорядка, что в любом случае лучше революционного хаоса. К слову, организовывать работу ВЧК железному Феликсу активно помогал его личный консультант, бывший шеф отдельного корпуса жандармов, генерал Джунковский. Преемственность была сохранена.
Борьба с церковью
«Религия — опиум для народа!» — эти слова Карла Маркса послужили девизом отношения большевиков к церкви. Сразу после революции она была отделена от государства, и господдержка была прекращена. Какая именно религия, новую власть не интересовало. Под раздачу попадали не только православные священники, но и католические ксендзы, мусульманские муллы и иудейские раввины. Но первых было значительно больше, потому гонения кажутся заметней.
При этом большевики старательно прикармливали часть духовенства, создавая так называемую «обновленческую церковь» во главе с видными церковными иерархами, признавшими советскую власть (архиепископ Нижегородский и Арзамасский Евдоким, архиепископ Рязанский и Зарайский Вениамин, архиепископ Тульский и Белевский Виталий и др). Так в «златоглавой» Москве из тысячи храмов, существовавших до революции, осталось лишь десять — в качестве своеобразного клапана. Естественно, служили там лояльные большевикам священники.
Ленин писал в декрете от 23.01.1918:
Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан Советской Республики. Местные власти имеют право принимать все необходимые меры для обеспечения в этих случаях общественного порядка и безопасности.
Естественно, участие священников в любых действиях против власти большевиков рассматривалось как «посягательство», и облачение духовного лица уже ни от чего не спасло. Это факт. В отличие от приписываемого Ленину «Указания 13666/2» от 1 мая 1919 года, где он и Михаил Калинин отдают приказ Дзержинскому арестовывать попов и превращать церкви в склады. Это фальшивка, оригинала этого документа не существует, он нигде в документах той поры не упоминается, в нем фактическая ошибка.
Даже противостоящий большевикам патриарх Тихон в ту пору (до 1922 г.) вел службы без всяких ограничений. Но тот «обвинительный документ» по-прежнему очень популярен.
Что касается многократно оплаканного ревнителями православия изъятия церковных ценностей, то нужно уточнить, что декрет был подписал 23 февраля 1923 года — после двух лет неурожая и голода на фоне разрушенной после 1-й мировой и Гражданской войн экономики страны.
В «кощунственном ленинском указе» предписывалось: приглашать группы верующих для изъятия, забирать лишь предметы, не могущие существенно затронуть интересы самого культа, и даже соблюдать церковные обычаи — не входить в храм в шапках и не пускать женщин в алтарь. Изъятые ценности шли на закупку продовольствия и создание новых рабочих мест — деяние вполне богоугодное.
Тем, кто склонен рассматривать историю с позиций сегодняшнего дня, хочется напомнить еще одного святотатца — императора Петра I. Тот после неудач Северной войны снимал колокола, чтобы перелить их в пушки, изымал деньги у церкви и упразднил патриархию, заменив ее «министерством по делам религии» — Святейшим Синодом.
Для самого Ленина борьба с церковью закончилась созданием его собственного карго-культа, в котором Мавзолей стал главным храмом. Однако все это произошло уже после смерти Ильича.
Продразверстка
Еще одной причиной ненависти к Ленину часто называется продразверстка, то есть изъятие у крестьянства всего зерна и сельхозпродуктов за исключением определенных властью норм личного потребления. Строго говоря, продразверстка была начата еще в 1916 г. и предполагалась как закупка у крестьян продуктов по твердым ценам. Цены земледельцам не нравились, работать себе в убыток они не желали и старались от централизованной закупки своего продукта увильнуть, чтобы продавать его по спекулятивным (с их точки зрения, справедливым) ценам. Однако, найдя припрятанные излишки, государство покупало их уже за полцены.
Временное правительство заменило продразверстку Хлебной монополией, но суть осталась прежней, поэтому крестьяне старательно прятали от изъятия немалую часть урожая. Временному правительству удалось собрать 280 млн пудов зерна — крайне мало. Продолжение всеобщей продразверстки было объявлено в 1919 году на фоне разрухи, Гражданской войны и наступающего голода.
Изъятие излишков проводилось с крайней жестокостью, сопровождалось вооруженными мятежами и, как следствие, карательными экспедициями. Как ни силились большевики взять у деревни побольше, удавалось плохо. В 1919 году было изъято для прокорма городов 44,6 млн пудов, а в следующем году – 113, 9 млн. При этом немалая часть собранного разграблялась или же портилась из-за отсутствия квалифицированных управленческих кадров. Сам Ленин в ту пору говорил:
Мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих. Брали большей частью в долг, за бумажные деньги. Иначе победить помещиков и капиталистов в разоренной мелкобуржуазной стране мы не могли.
Бумажные деньги в ту пору обесценились полностью и годились лишь на оклейку сортира. Так что, по сути, зерно просто отнималось силой.
Но самые жесткие меры дали самые негативные результаты. Кроме взбешенных крестьян, против большевиков начали выступать рабочие и даже войсковые части под руководством командиров. И с этим что-то нужно было делать. Чтобы умиротворить тех самых рабочих и крестьян, ради счастья которых, по утверждению самих большевиков, делалась революция, продразверстка, «наследие царского режима», была упразднена. В 1921 году на X съезде РКП(б) ее заменили фиксированным продовольственным налогом. С оговорками признав ошибки, большевики во главе с Лениным приняли новый курс, позволивший вывести страну из страшнейшего экономического кризиса, — начался период Новой Экономической Политики.
Как можно видеть, и сам Ленин, и эпоха, символом которой он был, не имеют и не могут иметь однозначной исторической оценки. Преклоняться или ненавидеть его — каждый решает для себя. Но памятники строятся не для возвеличивания, а для того чтобы помнили. А забыть Ленина и эпоху той давней уже революции нельзя: забвение чревато повторением.
На этой неделе исполнилось 144 года со дня рождения Владимира Ульянова (Ленина). Человека, перевернувшего мир в XX веке и отложившего на него неизгладимый отпечаток.
Созданный в СССР социализм, каким его помнят те, кому сегодня за 45, конечно, очень сильно отличался от того идеала, к которому стремились поколения русских и европейских революционеров. Его экономика была негибкой и затратной, а в его политической системе не было даже намека на демократию и элементарные политические права и свободы граждан.
В этой статье я намеренно не буду подробно останавливаться на том позитивном, что было привнесло в повседневную жизнь людей октябрьской революцией 1917 года ― главным детищем Ильича.
Во-первых, потому, что уже много раз об этом писал, а во-вторых, потому что, в данном случае, хотел бы остановится не на победах, а на ошибках лидера русской революции, без осмысления которых ни о каком будущем социализме не может быть и речи.
Позитивный опыт 74 лет советского социализма, дополненный 23 годами капитализма в современной России, состоит, например, в том, что мы теперь точно знаем, что ряд сфер современного общества, такие, как скажем, образование, наука, медицина не только могут успешно существовать вне рынка, но и должны быть выведены за его рамки.
К выдающемся достижениям ленинской политики относится утверждение реального равноправия полов. После 1917 года в Советской России впервые в мире было достигнуто не только юридическое равенство женщины и мужчины в политической сфере, но и реальное равенство в сфере личностных и семейных отношений.
Достижением стала и ликвидация любых форм дискриминации людей по расовым и национальным признакам. И это на фоне того, что в демократических США межрасовый брак вплоть до 60-х годов 20 века в более чем 20 штатах считался уголовным преступлением! На законодательном уровне закреплялась сегрегация по расовому признаку и в колониях не менее демократичной Британской империи. Например, писатель Борис Житков, описывая английский Сингапур начала XX века, рассказывает о местах в общественном транспорте ― одни «только для белых», другие строго только для «цветных»…
Конечно, здесь обычно вспоминают о депортациях народов и политике государственного антисемитизма в СССР времен Сталина, но к этому Ленин уж точно отношения не имеет. И то, и другое имело место через 20 лет после его смерти.
Однако не будем ничего и никого идеализировать. Традиционно большая часть негативных явлений «советского» социализма объясняется наследием сталинизма. Что в целом верно. Однако было бы неверно утверждать, что Ленин, как теоретик и практик революции, не приложил к этим явлениям руку.
Мне представляется, что основная ошибка Ленина состояла в том, что он попытался построить социализм государственными методами, осчастливить народ сверху.
Дискуссии о том, возможен ли социализм в совершенно не готовой к нему аграрной патриархальной стране, по преимуществу неграмотной (по переписи 1897 года читать и писать в России умели только 21% населения), и правильно ли приходить к нему не в результате массового народного движения, а путем верхушечного военного переворота, велись русскими и европейскими социалистами еще задолго до Ленина.
Большинство дореволюционных русских марксистов, прежде всего, Георгий Плеханов считали, что это невозможно. Что вначале капитализм должен провести свою черновую цивилизаторскую работу. А именно, превратить одну (понятно, что меньшую) часть крестьян из патриархальных общинников в буржуазных фермеров, а другую в наемных работников города и деревни, ввести всеобщее образование, окультурить их, а затем…
Ленин отвечал ему: а почему бы не сделать наоборот? Почему вначале не взять власть, а затем, используя государственные рычаги, ликвидировать неграмотность, подтянуть народ культурно и быстро создать экономический базис социализма?
Между прочим такой вариант, причем именно для России того времени, не исключал и Карл Маркс. Отвечая на письмо русской революционерки Веры Засулич, возможно ли установление социализма в России на основе ее крестьянской общины, путем революционного переворота, устроенного кучкой революционеров, основоположник научного коммунизма писал, что именно в России того времени (начало 80-х годов XIX века), возможно воплощение самой смелой «бланкистской фантазии».
Напомню, Огюст Бланки — французский революционер, родоначальник теории заговора в пролетарском движении. Не случайно, позже, некоторые оппоненты Ленина называли его «бланкистом»…
Впрочем, Ленин не был государственником. Он был марксистом, а теория марксизма утверждает, что как только пролетариат берет государственную власть, государство как аппарат насилия и принуждения тут же начинает отмирать, а вместе с ним начинают отмирать и классы, в том числе, и пролетариат.
После вполне бланкистского военного переворота, блестяще проведенного в октябре 1917-го большевиками, жизнь сразу же стала вносить коррективы в теорию. Отмененную регулярную армию ― этот костяк «аппарата насилия и принуждения» — пришлось срочно восстанавливать. Причем привлекать к ее воссозданию тысячи старых царских офицеров. Классы частично были отменены, однако некоторые отменяться не хотели. Крестьяне упорно не желали знать своего счастья и идти в казарменный коммунизм, выстроенный большевиками в 1918-1919 годах. Начались восстания на селе. Пролетариат тоже никуда не исчез.
Но самое неприятное, что взамен экспроприированных помещиков и капиталистов на глазах начал появляться и быстро укрепляться новый эксплуататорский класс. Из ново-старых государственных чиновников. В 1922 году Ленин был вынужден признать: «мы должны по совести сказать обратное, что мы называем своим аппарат, который на самом деле насквозь еще чужд нам и представляет из себя буржуазную и царскую мешанину».
Другую (меньшую) часть этого аппарата представляли бывшие революционеры и «сознательные» рабочие. Впрочем, со временем эти отличия исчезли и появился единый монолитный слой новой государственной бюрократии.
В свое время, оппонент Маркса в I Интернационале, «отец» анархизма и русского народничества Михаил Бакунин предсказывал такую ситуацию. По его словам, рабочий, став государственным чиновником, очень быстро забывает, что когда-то был рабочим…
К 80-м годам XX века этот слой государственной бюрократии в СССР и странах «народной демократии» наконец четко осознал свой собственный классовый интерес ― необходимость конвертировать свою политическую власть в собственность.
Таким образом государственный социализм, выстроенный в СССР и странах Восточного блока к началу 1990-х годов эволюционировал в государственный капитализм. На самом деле это было не так сложно. Достаточно вспомнить, что на международном уровне советский госаппарат практически всегда использовал государственно-капиталистические инструменты. Например, формировал цены на товары советского экспорта, исходя не из директивных цен, а из конъюнктуры мирового рынка.
Сегодня, после 74 лет «советского» социализма, и почти четверти века постсоциалистического развития, учитывая китайский, ливийский опыт и опыт латиноамериканских стран, вроде «социализма Чавеса» в Венесуэле, мы должны констатировать, что попытки установить этот строй в странах, толком не прошедших через капитализм, всегда и везде приводят к одному и тому же.
А именно к созданию патерналистского общества, в котором чиновники государственного аппарата выступают в роли благодетелей общества, распределяя общественные блага среди народа и требуя взамен его безусловную лояльность и беспрекословное подчинение.
Как показала история, методами государственного социализма можно решить те или иные общенациональные задачи. Например, в области образования, науки, промышленности или медицины. Можно создать новые отрасли производства. Но невозможно главное. Методами государства-отца невозможно освободить человека от насилия, эксплуатации и несвободы. То есть, этими методами невозможно то, ради чего, собственно, лучшие умы человечества и стремились всегда к более совершенному, более справедливому обществу.
В чем еще ошибся Ленин?
В таком ключевом, по его собственному мнению, понятии, как диктатура пролетариата. Ленин определял ее как власть, основанную исключительно на прямом насилии. Между тем Маркс, говоря о диктатуре пролетариата, имел ввиду другое. В частности то, что любое государство являет собой диктатуру того или иного класса или классов. В том числе, и наиболее развитая буржуазная демократия.
Тут логично было бы задать вопрос: если буржуазная диктатура (в форме буржуазной демократии) использует не только грубую силу, если при этом виде государства может существовать свобода слова, собраний и печати, то почему пролетарская диктатура не может использовать эти же инструменты?
Этим вопросом Ленин не задавался. Возможно именно поэтому его желание восстановить деятельность меньшевистской партии после гражданской войны, не вызвало никакого интереса у его товарищей-большевиков… Возможно в 1937 году, стоя у стенки перед расстрельной командой, многие из них запоздало вспоминали об этом…
Еще одной ошибкой Ленина была волюнтаристская отмена товарно-денежных отношений после революции, создание системы военного (читай, казарменного, коммунизма), фактически и приведшего к масштабной гражданской войне в России.
В его произведениях вплоть до 1919 года мы почти нигде не видим сомнений в том, что именно эту сверхцентрализованную систему, где нет места никаким, даже самым незначительным, проявлениям рыночной стихии, он представлял себе, как собственно коммунистическую.
Что, в общем, тоже объяснимо. До революции большинству радикальных социалистов задача создания коммунистической экономики казалось до смешного простой. Надо лишь соорудить систему всеобщего контроля и учета производства и распределения, разумно (соответственно средним потребностям) распределять материальные ресурсы и организовывать труд, и вопрос строительства социализма в общем и целом будет решен. В общем, организация экономики по принципу единой фабрики. Для организации этой общенациональной «фабрики» использовались по преимуществу административные и силовые рычаги по принципу «не умеешь ― научим, не хочешь ― заставим».
Что из этого получилось ― хорошо известно.
К чести Ленина заметим, что пересмотр «всей нашей точки зрения на социализм» произошел у него достаточно скоро. Уже в 1919 году, еще в разгар гражданской войны, он призывает заменить ключевое звено «военного коммунизма» — продразверстку ― на продовольственный налог. С тем, чтобы крестьяне имели право отдавать государству не всю произведенную ими продукцию, а лишь часть, распоряжаясь другой по своему усмотрению. В том числе, чтобы могли открыто продавать ее на рынке.
Товарищи Ленина по партии отказываются понимать его. Он продолжает их убеждать, но до поры безуспешно. Однако положение в стране хуже с каждым днем, и весной 1921 года объявляется новая экономическая политика ― НЭП, принесшая феноменальные результаты. Темпы роста экономики в стране в период ее действия ― с 1921 по 1927 годы доходят до 36% в год. Напомним, что рост китайской экономики в 80-90 годы XX века на 10% в год называли не иначе как «экономическим чудом».
К 1930 году Иосиф Сталин под предлогом борьбы с «кулаками» уничтожает возникшего в 1920-е годы российского, украинского, белорусского фермера, как класс. На обочину советской экономики уходит, а затем почти исчезает любая, в первую очередь, производственная, кооперация ― главное звено ленинского зрелого социализма, на которую Ильич возлагал в последние годы своей жизни большие надежды.
Темпы роста советской экономики начинают падать, причем в некоторых отраслях катастрофически. Так, объемы производства мяса на уровне 1927 года были восстановлены только к середине 1950-х годов.
Но сегодня стоит задаться вопросом: а могло ли тогда получиться иначе? Был ли готов к такому вот «правильному» социализму ― с политической демократией, как минимум, не меньшей, чем в самой развитой буржуазной демократической республике, к экономике самоуправляющихся трудовых коллективов, полуграмотный патерналистски настроенный патриархальный народ?
Была ли готова к нему партия большевиков, вначале представлявшая собой ничтожную кучку революционеров, а затем — многомиллионный бюрократический аппарат, основу которого составляли все те же выходцы из низов все того же малограмотного и патриархального народа?
Ответы на эти вопросы обычно даются диаметрально противоположные. Одни исследователи говорят, что после февраля 1917 года надо было не мудрить, а просто последовательно развивать молодую российскую демократию и молодой российский капитализм. Другие говорят об опасности консервативного реванша, существовавшей в то время. Третьи ― о том, что вполне могло получиться так, что капитализм получился бы не передовой, а какой-нибудь «периферийный», латиноамериканский.
Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. У нее единственное назначение ― она учит. Впрочем, лишь тех, кто хочет учиться.
Александр Желенин
Перейти на страницу автора
Идея статьи была уже давно, но последние события – и, главное, реакция на них многих моих знакомых – неожиданно коснулись именно этой темы, и наконец заставили меня преодолеть лень и написать.
Вообще я лично придерживаюсь социалистических взглядов. Тем неприятнее наблюдать у многих вроде бы уважаемых деятелей современного российского левого движения недостатки, характерные для самой замшелой пропаганды времён Суслова.
А именно – почти религиозную веру в абсолютную непогрешимость Маркса и Ленина. Но про Маркса надо отдельно, сейчас только о Ленине. Ленин, несомненно, выдающийся политик. Но он – человек, а людям свойственно ошибаться. Если же человек накладывает отпечаток своей личности и решений на целую цивилизацию, то каждая его ошибка имеет огромные последствия. Даже их не так уж и много. И не осмыслив эти ошибки, левые будут обречены их повторять, с тем же результатом.
Что же я считаю ленинскими ошибками?
1) Пораженческая позиция во время Первой Мировой войны. ИМХО, продиктованная сугубо реактивными мотивами («раз царь и буржуазия за войну, то мы против»).
Как марксист, Ленин должен был знать, что для прогресса нужен развитый рабочий класс — а значит, мощная отечественная промышленность. Поражение «царизма» означает ограбление России (и прежде всего — того самого трудового народа, который Ленин должен был защищать) и упадок отечественного производства — а значит, упадок и рабочего класса, т.е. отбрасывание назад к аграрной экономике. Т.е. поражение ухудшит положение рабочего класса и отдалит построение социализма.
Как политик, Ленин обязан был позаботится о своём политическом лице и о возможности построения своего будущего коммунистического государства. В каких границах, с каким историческим опытом в памяти населения? С идеей «да ну эту войну, дезертируем»? Так они с таким опытом и от защиты революции потом дезертируют (см. мобилизационная паника 1927г).
В событиях 1917-18гг пораженческая позиция часто выходила большевикам боком, подрывая их авторитет, создавая имидж «предателей», способствуя распространению антибольшевистской пропаганды. Они сами оттолкнули от себя самую боеспособную часть армии, составившей потом костяк белой гвардии. Хотя многие из этих людей были политически индифферентны, они просто были патриотами. И вполне приняли бы и советскую власть, не будь она запятнана пораженчеством.
Уже в 1917г в сочувствующих большевикам воинских частях распространяется лозунг «за мир борись, фронт держи». Т.е. большевики, фактически, сами явочно признали несостоятельность чистого пораженчества, начав дрейф в пользу оборонства. Но – поздно, репутация «предателей» у них уже сложилась.
Встречал аргумент, что «у пролетария нет национальности». Но это же _очевидно_ не так! Национальности может действительно не быть как раз у олигарха, у пролетария же (да и вообще у большинства трудового народа) она как раз есть. Отрицать её — значит, отрицать право этого самого трудящегося на его личные интересы, его личную субъектность.
Позднее, в 80х годах, коммунистам пораженчество припомнили. И до сих пор иногда припоминают. Так что тут опыт Ленина однозначен: создавать новый мир на изначальном предательстве национальных интересов — очень плохая идея. Хорошего здания на гнилом фундаменте не построить.
И, пожалуйста, не надо подменять пораженчество и миролюбие. Можно быть за мир (честный и компромиссный), но против поражения своей страны. Интернационалист может и должен не желать ограбления других стран — но он не должен допускать ограбления своей!
2) Брестский мир. Да, сейчас посыпятся возражения: а что им оставалось делать? Тут надо для начала сказать о ещё двух ошибках сугубо тактического характера. Это публикация всех секретных договоров России и назначение Троцкого переговорщиком в Брест. Первым действием большевики в первые же дни Советской власти побили все горшки с Антантой, одновременно потеряв рычаг воздействия на неё. А ведь мир-то ещё не заключён, Антанта пока ещё союзник. Угроза же публикации этих договоров могла бы быть рычагом давления, если понадобиться, но большевики сами себя этого рычага лишили. Троцкий же, хоть и был великолепным организатором, категорически не годился на роль переговорщика. Эти два действия заметно уменьшили возможность избежать Брестского мира. Но всё равно не до нуля.
Ведь к началу 1918г Германия оказалась перед предельно жёстким выбором. Или немедленная решительная победа именно на западном фронте в первой половине года – или во второй половине на чашу весов Антанты будет брошена вся промышленная и демографическая мощь США, и тогда шансов не будет совсем. А значит – все возможные ресурсы должны быть брошены на запад. Т.е. позволить себе одновременное наступление ещё и на востоке немцы всерьёз не могли. Даже если бы большевики не смогли остановить немцев ни силой, ни капитуляцией, немцы всё равно были бы вынуждены остановиться сами.
Для большевиков же превращение империалистической войны в революционно-отечественную было опять же выгодно, т.к. позволяло опираться на законы военного времени и военную необходимость.
При этом опасаться свержения за невыполнение обещания мира, опять же, не стоило. Кто свергнет-то? Буквально все политические силы были за продолжение войны. Левые эсеры потом даже немецкого посла грохнули, чтобы войну возобновить. Т.е. «похабный мир» подрывал власть большевиков куда больше, чем продолжение войны.
Лучше всего о перспективах Брестского мира для Советской власти написал Феликс Эдмундович Дзержинский. Он был противником «похабного мира», и в своей записке подробно изложил все его будущие негативные последствия. Что характерно, не ошибся ни в одном пункте. Вот кто был действительно лучшим аналитиком большевиков!
В итоге Брестский мир дискредитировал большевистскую власть, привёл к ограблению страны контрибуцией и, что ещё важнее, запретил иметь армию (чем вы гражданскую-то войну выигрывать будете?), позволил контрреволюции занять якобы патриотическую позицию, защитил откровенно контрреволюционные националистические режимы в западных регионах немецкими штыками. Фактически, Брестский мир стал одним из мощнейших факторов эскалации гражданской войны. Настолько, что Советская власть всерьёз рисковала не удержаться. Последствия такой гражданской войны в виде разрухи потом гирей висели на ногах последующего развития. А последствия в виде кадров, привыкших решать все проблемы при помощи «товарища Маузера» стали одной из причин Большого террора.
3) Национальная политика. Сразу оговорюсь: национальную политику Ленина нельзя считать ошибочной целиком, там было немало рационального. Но немало и крайне деструктивного. Совершенно чудовищная «коренизация», конечно, осуществлялась в основном уже после смерти Ленина, но была следствием именно его курса, и началась ещё при его жизни. Именно эта «коренизация» и создала украинскую и белорусскую нации, разорвав единую (пусть не на уровне бытовых традиций и диалектов, но на уровне исторического самосознания) русскую. На возражения, что украинцы и белорусы были и раньше, есть контрвозражение: казаки, знаете ли, тоже были раньше. И имели куда как более массовое национальное (если говорить о донских и кубанских, конечно, сибирские и прочие не в счёт) самосознание. В отличие от Украины и Белоруссии, где национальное самосознание было уделом лишь узкой прослойки интеллигенции. Основная масса населения там тогда идентифицировала себя как малороссы или русины (а то и вовсе «тутейшие»), а не как украинцы и белорусы. Именно украинизация 1920х годов, начатая как раз при Ленине, как частное проявление коренизации, сделала _идею_ украинской нации (существовавшую и раньше) собственно украинской _нацией_. Все нынешние конфликты вокруг Донбасса и украинского вопроса – следствия этой ленинской политики. Хотя, казалось бы, буржуазная природа национализма марксисту должна быть очевидна, и союз с буржуазными националистами окраин был явным предательством не только национальных русских и общегосударственных, но и классовых интересов.
Причём альтернатива-то вполне очевидна. С казаками почему-то советская власть смогла переломить изначально более тяжёлую ситуацию. Тем более переломить её на Украине и Белоруссии было тогда гораздо легче, было бы желание. Практика событий 1918г показала, что народ Украины и Белоруссии куда более симпатизирует социальной программе большевиков, чем национальной – петлюровцев. Но Ленин не захотел. И отдал в состав Украины вообще ни разу не украинский Донбасс, вопреки мнениям и желаниям более компетентных в данном вопросе товарищей – например, видного большевика Артёма. Который там жил и был знаком с местным раскладом гораздо лучше Ленина.
Ленинский конфедеративный принцип СССР так же был деструктивен и действительно стал миной под советским государством. Как показывает исторический опыт, конфедеративное устройство в принципе неэффективно, все конфедерации или мутируют в федерации, или распадаются.
И не надо говорить, что альтернативы не было. Был альтернативный сталинский план большой РСФСР, а ведь Сталин к тому времени уже несколько лет был наркомом по делам национальностей, т.е. именно в этом вопросе был более компетентным. Однако Ленин не пожелал прислушаться к мнению специалиста.
Важно отметить: по всем перечисленным вопросам позиция большевиков не была единой. Очень многие были против ленинского курса, но Ленин каждый раз продавливал свою линию. Т.е. это ошибки не столько большевиков в целом, сколько лично Ленина. И тем, кто сегодня считает себя продолжателем коммунистического дела, стоило бы учесть их, чтобы не повторять. Увы, пока я такого осмысления со стороны именно левых не вижу.