Ошибки конституционного суда

Напомню, что 28 апреля апреля Конституционный Суд признал неконституционными ст. 15 и 1064 ГК РФ, указав, что при взыскании судебных издержек частным обвинителем в случае прекращения уголовного преследования из-за декриминализации деяния, указанные статьи не обеспечивают необходимую правовую определенность. Как я уже указывал ранее, это вызывает некоторые вопросы, учитывая, что и Верховный Суд РФ, и сам Конституционный Суд РФ полагают, что компенсация издержек в указанном случае проводится по правилам УПК РФ, а значит, эти нормы вообще не подлежали применению к соответствующим правоотношениям (п. 5.1 Постановления Пленума ВС РФ от 19.12.2013 N 42, Определение КС РФ, Определение КС РФ). Статьи ГК РФ были по ошибке применены в деле заявителя Ангарским городским судом, а кассационные жалобы на его решение не были переданы на рассмотрение областного суда и ВС РФ.

Как указывает КС РФ в своем постановлении, эта ошибка допускалась судами неоднократно и по другим делам. Статьи ГК РФ, в отличие норм УПК РФ, не предусматривают возможности оценки судом разумности размера взыскиваемых судебных издержек. На практике это приводит к тому, что частные обвинители, взыскивающие понесенные ими расходы на представителя в порядке ГК РФ, получают их в полном размере, в отличие от частных обвинителей, взыскивающих их в процедуре, предусмотренной ст. 132 УПК РФ (им издержки взыскиваются в «разумном» размере). В результате Конституционный Суд по существу приходит к следующему выводу: то, что ст. 15 и 1064 ГК РФ не предусматривают возможности ограничения размера взыскиваемых издержек «разумными» пределами, нарушает принципы равенства и верховенства закона. 

На первый взгляд, такое решение кажется едва ли не абсурдным. Странно искать какие-то механизмы для урегулирования ситуации в нормах, которые для таких ситуаций вовсе не предназначены. ГПК РФ, например, не содержит необходимый гарантий прав подсудимого, но он и не предназначен для слушания уголовных дел. Это не делает его неконституционным, это делает его неприменимым. Не смешал ли КС РФ эти понятия?

Видимо, в вопросе применимости КС РФ решил полностью положиться на обычные суды: если они применяют, значит нормы применимы, а значит в свете конкретных дел может быть рассмотрен и вопрос об их конституционности. Что бы ни думал сам КС РФ о том, какая норма права подлежала применению, значение имеет лишь то, какую норму применяют по делам обычные суды. В этом есть смысл, поскольку лишь при таком подходе КС РФ может оказывать необходимое влияние. В противном случае при несогласии со сложившейся судебной практикой ему пришлось бы просто отойти в сторону и сказать: «Норма конституционна, просто они применяют ее там, где не следует». Вместо этого Конституционный Суд говорит: «Я проверю конституционность того, как применяется норма в конкретной ситуации, даже если она там применяется неправильно». Видимо именно так надо понимать давно знакомое нам из актов КС РФ выражение: «по смыслу, придаваемому им правоприменительной практикой в системе действующего правового регулирования». 

Но как тогда разграничить компетенцию КС РФ и обычных судов? Исправление ошибок применения материального и процессуального права — задача апелляции и кассации, а не конституционного контроля. Представим себе, что решение о применении ст. 15 и 1064 ГК РФ по делу гражданина Музыки А.Н. было бы единственным в своем роде. Вправе ли был бы КС РФ признать эти нормы неконституционными? 

С одной стороны, нормы применены в определенном смысле и результаты применения не соответствуют Конституции. С другой стороны, мы имеем дело с обычной ошибкой правоприменения. Слишком многие нормы можно признать неконституционными, если ориентироваться на смысл, который придается им судами в отдельных делах. Вполне очевидно, что такая деятельность лежала бы за пределами компетенции КС РФ, являлась бы его вторжением в компетенцию обычных судов. Если одного решения недостаточно, и под «правоприменительной практикой» следует понимать некоторый массив судебных решений, реализующих одно и то же толкование нормы, каковы необходимые свойства этого массива: насколько объемным он должен быть и из каких решений состоять?

Думается, что никакого четкого ответа на вопрос о том, после достижения какого порога судебную практику следует считать сформировавшейся, дать невозможно. В своей практической деятельности, анализируя судебную практику в интересах клиента, мы делаем вывод об этом, интуитивно подводя итог проанализированному. Думается, что так же будет действовать и Конституционный Суд. Однако при подведении своего итога мы придаем большое значение наличию разъяснений высшей судебной инстанции. Указания Пленума ВС РФ по какому-либо вопросу для нас, как правило, достаточно для того, чтобы считать практику склоняющей к предложенному ВС РФ решению. Должен ли КС РФ размышлять подобным образом?

В рассматриваемом нами деле Пленум ВС РФ дал судам указание, что при прекращении уголовного дела процессуальные издержки возмещаются за счет средств федерального бюджета (за исключением случая, предусмотренного ч. 9 ст. 132 УПК РФ). Решение, принятое Ангарским городским судом по делу заявителя, явно не соответствует этой позиции. В этой связи не правильно ли будет сказать, что чистота практики должна обеспечиваться силами той системы, в которой она формируется. Иными словами, это задача вышестоящих судов общей юрисдикции и только их — обеспечивать единообразное применение норм права внутри системы.

На мой взгляд, такой подход заслуживал бы поддержки. Правоприменение не становится качественнее от того, что над каждым правоприменителем стоит проверяющий. У ВС и КС разные компетенции, и они по возможности не должны пересекаться. В деле по заявлению Музыки А.Н. КС РФ не только вторгся в компетенцию Верховного Суда, но и позвал на помощь законодателя там, где в этом не было никакой необходимости. Обязывая законодателя четко указать в законе, применяется ли в таких делах УПК РФ или ГК РФ, Конституционный Суд по существу исходил из неспособности Верховного Суда обеспечить чистоту судебной практики внутри системы судов общей юрисдикции.

Отдельного упоминания стоит то, что оказанная КС РФ «помощь» в какой-то мере даже играет против стабильности судебной практики. Если раньше суды общей юрисдикции могли достаточно уверенно сказать, что применять для взыскания издержек при декриминализации деяния нужно УПК РФ, то, ознакомившись с комментируемым постановлением КС РФ, этого уже не скажешь. Постановление содержит противоречивые высказывания и до внесения законодателем изменений в законы допускает оба варианта — и применение УПК РФ, и применение ГК РФ. Иными словами, если ранее была какая-то центральная линия, то стараниями КС РФ она оказалась размыта.

У этого, впрочем, может иметься следующее объяснение. При рассмотрении дела в Конституционном Суде в пользу применения ГК РФ выступал «полномочный представитель Правительства РФ в КС РФ и ВС РФ». Возможно, эта позиция отражает недовольство исполнительной власти тем, чтобы понесенные издержки взыскиваются за счет средств федерального бюджета. Возложение на законодателя обязанности устранить правовую неопределенность позволит пересмотреть этот подход. В таком контексте постановление КС РФ выглядит вполне логичным. Это объяснило бы и то, почему КС РФ решил вторгнуться в компетенцию Верховного Суда, и то, что он потребовал действий от законодателя там, где можно было обойтись простым наведением порядка в судебной практике.

Тридцать лет назад, в конце 1992 года, Конституционный Суд вынес постановление по так называемому «делу КПСС». Тогда многие ожидали, что КС запустит процесс «очищения» страны от коммунистического наследия. Но резкая оценка деятельности партии неизбежно должна была поставить вопрос и об ответственности её функционеров – в том числе и тех, кто стал лидерами «молодой демократии». В итоге Суд выбрал путь компромисса, отказавшись от идеи люстраций. Конституционалист Ольга Подоплелова считает это решение исторической ошибкой, которая позволила советской номенклатуре реинкарнироваться тридцать лет спустя. В своей колонке для «АУ» она рассказывает о «деле КПСС», о цене компромисса – и о его горьких плодах. 

Монстр, который выжил

30 ноября исполнилось 30 лет постановлению Конституционного Суда по делу КПСС. Тогда, в 1992 году, судьи проверяли на соответствие Конституции знаковое решение президента Бориса Ельцина распустить структуры коммунистической партии. Всего за полгода – с конца мая по ноябрь – КС
провёл рекордные в его истории 52 заседания.

Поначалу к этим слушаниям было приковано пристальное общественное внимание. Но постепенно интерес стал угасать. Журналисты даже
предполагали, что некоторые «не хотят испытывать судьбу», и на случай, если «монстр вновь оживёт», лучше держаться подальше. А сейчас, 30 лет спустя, об этом процессе помнят, пожалуй, лишь непосредственные участники событий, историки и правоведы.

Это многое говорит как о выборе Конституционного Суда, так и о современной России. Да, дело КПСС по объективным юридическим причинам не могло стать «Нюрнбергским процессом» над партией. Но заложить основы для настоящей декоммунизации и демократизации страны оно было в состоянии. Однако этого не произошло. И монстр, которого так боялись 30 лет назад, действительно вернулся в своей новой инкарнации. Возникает вопрос – какие уроки мы должны извлечь из этого процесса, чтобы не повторить ошибок в будущем?

Указы вместо люстраций

В России в начале 1990-х годов процесс демократизации проходил с большими особенностями. Так, после падения коммунистических режимов в Болгарии, Венгрии, Германии, Польше, Румынии, Словакии, Чехии и других странах демократический транзит так или иначе
сопровождался различными мерами правосудия переходного периода. В частности, там были приняты люстрационные ограничения для государственных и общественных должностей, открыты архивы компартии и тайной политической полиции, реабилитированы жертвы политических репрессий.

Однако в России не было сделано ничего из этого – за исключением разве что принятия Закона о реабилитации жертв политических репрессий в 1991 году, который, тем не менее,
не позволил обеспечить адекватные компенсации жертвам (ссылка на сайт «иноагента»). При этом уже через год были приняты Законы
об ОРД и
об органах госбезопасности, которые предполагали запрет на раскрытие данных об агентуре КГБ. Эти акты напрямую препятствовали доступу к архивам. А запрета компартии вообще могло не состояться, если бы она не решила «взять своё». В августе 1991 года ряд членов советского руководства объявили о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) и попытались совершить госпереворот. ЦК КПСС и некоторые местные партийные комитеты поддержали ГКЧП. Тем самым они нарушили один из первых
указов Бориса Ельцина, которым он запрещал КПСС вмешиваться в деятельность государственных учреждений.

Ответ не заставил себя ждать. Президент издал три новых указа, которые оформили демонтаж коммунистической партии.
Первый – «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР». Он касался исключительно КП РСФСР – и предполагал, что:

• МВД и прокуратура должны провести расследование фактов антиконституционной деятельности органов КП РСФСР в части поддержки государственного переворота.

• Деятельность органов и организаций КП РСФСР должна быть приостановлена до рассмотрения судом вопроса о неконституционности её действий.

• МВД должно обеспечить сохранность имущества и денежных средств партии, а Центральный банк – приостановить операции по её счетам.

Второй указ – «Об имуществе КПСС и КП РСФСР» – фактически национализировал активы партии. Он предусматривал следующее:

• Всё имущество КПСС и КП РСФСР на территории РСФСР и за границей объявлялось государственной собственностью.

• Уполномоченные органы должны были обеспечить учёт денежных средств КПСС и КП РСФСР и приостановить операции по их счетам.

• Право пользования имуществом КПСС и КП РСФСР передавалось органам исполнительной власти РСФСР, а пользование частью московских зданий ЦК КПСС – союзным республикам.

• Общественно-политический центр МГК и МК КПСС передавался Президиуму Верховного Совета РСФСР.

• На органы исполнительной власти возлагалась обязанность предотвращать попытки порчи и расхищения имущества КПСС и КП РСФСР.

• МИД РСФСР было предписано обратиться к зарубежным правительствам с просьбой заморозить в банках средства КПСС.

Наконец, третий – и самый важный – документ был принят несколькими месяцами позднее. В
указе «О деятельности КПСС и КП РСФСР» президент постановил:

• Прекратить на территории РСФСР деятельность КПСС и КП РСФСР, а их организационные структуры распустить.

• Исключить преследование граждан РСФСР за факт принадлежности к КПСС и КП РСФСР.

• Имущество КПСС и КП РСФСР на территории РСФСР передать в собственность государства.

В преамбуле последнего указа отмечалось, что КПСС, по сути, никогда не была партией. Президент констатировал, что это был «особый механизм формирования и реализации политической власти путём сращивания с государственными структурами или их прямым подчинением КПСС». Также признавалось, что деятельность этих структур носила «антиконституционный характер», была связана с разжиганием розни и посягательством на права и свободы человека. Наконец, в указе подчёркивалось: «Пока будут существовать структуры КПСС, не может быть гарантий от очередного путча или переворота».

Но при этом отдельно оговаривалось: «Недопустимы попытки шельмовать миллионы рядовых членов партии, не имевших отношения к произволу и насилиям, творившимся от их имени, вводить запреты на профессии».

Тем самым президент закрывал на обозримую перспективу возможность проведения люстраций.

Поначалу поражение ГКЧП серьёзно деморализовало высокопоставленных партийных функционеров. Некоторые из них даже
покончили с собой. Но скоро стало понятно, что никто даже не собирался никого ни судить, ни люстрировать. В первую очередь потому, что новое руководство России – включая президента Бориса Ельцина – было плоть от плоти компартии. А в Съезде народных депутатов, избранном ещё в 1990 году, был достаточно серьёзно представлен блок коммунистов. Что там говорить – даже судьи КС ранее
состояли в КПСС. Всё это давало коммунистам основания считать, что указы президента можно «провернуть назад». И первыми в КС обратились сами коммунисты.

Нестрашный суд

Заявителем выступила группа из 37 народных депутатов, которые оспорили три перечисленных выше указа. По их мнению, президент нарушил принцип разделения властей и превысил свои полномочия – поскольку приостановление деятельности общественного объединения возможно лишь в условиях чрезвычайного положения. Они также заявили, что запрет КПСС и КП РСФСР нарушил право граждан на объединение и конституционные положения о собственности общественных организаций.

Иронично, что коммунисты вспомнили про Конституцию, когда речь зашла об их правах. Вся эта история могла бы остаться фарсом, если бы затем в КС не
обратились более 70 народных депутатов со встречным ходатайством. Они потребовали проверить конституционность самих КПСС и КП РСФСР. Это позволило публично обсуждать на площадке КС преступления коммунистического режима, а президентской стороне – представить множество архивных данных.

Несомненным достижением процесса стало именно раскрытие государственных архивов (пусть и не очень большой их части) для подготовки заключения о таких преступлениях. К ним получили доступ в том числе
эксперты «Мемориала» (ссылка на сайт «иноагента»); документы процесса были впоследствии
опубликованы. Однако этим осязаемые достижения дела КПСС, пожалуй, исчерпываются.

Как
отмечал Анатолий Собчак, «сердцевину спора составлял имущественный процесс». Коммунистов главным образом интересовали имущество и финансовые средства партии – как основа для продолжения деятельности. В итоге КС признал конституционным изъятие того имущества, которое на момент издания указа принадлежало компартии, но собственником которого фактически являлось государство. Имущество, собственник которого не был определён на момент издания указа, должно было возвратиться партии.

Однако с учётом роспуска структур КПСС и КП РСФСР бороться за него в судебном порядке фактически было уже некому. Ведь КС признал указ президента о прекращении деятельности структур КПСС и КП РСФСР соответствующим Конституции. Судьи сочли неконституционным лишь роспуск первичных организаций КП РСФСР, образованных по территориальному принципу. По их мнению, те «сохраняли свой общественный характер и не подменяли государственные структуры».

Чем же закончился спор о конституционности КПСС и преступлениях коммунистического режима? Увы, ничем. В этой – критически важной! – части процесса КС вообще прекратил производство по делу. Судьи заявили, что «в августе-сентябре 1991 года КПСС фактически распалась и утратила статус общесоюзной организации». О советском терроре в
постановлении говорится ровно два предложения.

Материалами дела, в том числе показаниями свидетелей, подтверждается, что руководящие структуры КПСС были инициаторами, а структуры на местах – зачастую проводниками политики репрессий в отношении миллионов советских людей, в том числе в отношении депортированных народов. Так продолжалось десятилетиями.

Запрет на преследование за членство в партии Суд назвал «гарантией соблюдения» прав и свобод граждан и защитой рядовых коммунистов от «недопустимой дискриминации». КС признал, что «меры законной ответственности» могут быть применены лишь к конкретным лицам, «виновным в антиконституционных деяниях руководящих структур КПСС и КП РСФСР». И тем самым окончательно утвердил невозможность проведения люстрационных мероприятий.

Компромиссная дорога в ад

Судьи КС и участники процесса гордились таким, как тогда казалось, миротворческим решением. Но примечательно, что спустя годы они комментируют только один вопрос из всех поднятых в ходе рассмотрения дела. Валерий Зорькин
отмечал, что постановление «способствовало обеспечению компромисса в обществе». По его мнению, одобрение люстраций могло «открыть путь к гражданской войне». Гадис Гаджиев также
оценивал (ссылка на сайт «иноагента») решение как «компромиссное»: виновно только руководство партии, а не рядовые члены.

В итоге участники процесса с обеих сторон были убеждены, что дело выиграли именно они. Так, представитель президента Михаил Федотов
считал, что постановление КС вынесено в интересах новой власти. Ведь в нём был отмечен преступный характер советского режима, а «вопросы о собственности КПСС были решены в пользу государства». А историк и диссидент Рой Медведев, представлявший на процессе Социалистическую партию,
одобрял решение за то, что оно «не имело карательных итогов» (ссылка на сайт «иноагента»). И позволило «легализовать Коммунистическую партию в другом облике, в другой форме».

В итоге найденный Судом компромисс привёл Россию к тому, что запрос на проработку преступлений коммунистического режима так и остался маргинальным. Конечно, если бы КС дал такой импульс, то очень многих– включая президента Бориса Ельцина – следовало бы отстранить от политического процесса. Не было понимания, кому тогда проводить люстрацию; да и среди либеральной общественности многим она напоминала советские репрессивные практики. Поэтому не было принято никаких законодательных актов и реальных инициатив по декоммунизации. Единственным проектом люстрации так и осталось предложение народного депутата Галины Старовойтовой, которое было практически
освистано Госдумой в 1997 году.

Заканчивается 2022 год. По
оценкам экспертов, больше 60% политической элиты страны имеют связи с номенклатурой запрещённой КПСС, а новые акторы появляются из среды спецслужб. Взгляды и методы работы этих людей всё это время служили реинкарнации режима. И Конституционный Суд, безусловно, приложил к этому руку 30 лет назад.

Пожалуй, никто из участников дела КПСС в 1992 году не понимал, что в нём решаются вопросы, предопределяющие вектор развития России.

На процессе боролись с «призраками коммунизма», делили партийную собственность… и проглядели затаившегося главного врага молодой демократии – структуры госбезопасности, которым удалось осуществить реванш.

Поэтому главный урок, который мы должны извлечь из дела КПСС, заключается в том, что дорога в ад зачастую вымощена компромиссами.

15 марта Конституционный Суд вынес Постановление № 8-П/2023, которым признал неконституционной ч. 3.1 ст. 72 УК, поскольку она препятствует использованию ее судами для целей дифференцированного по видам исправительных учреждений зачета времени лишения свободы, отбытого лицом в ошибочно назначенном ему исправительном учреждении более строгого вида, в срок лишения свободы, подлежащий отбытию на основании судебного решения, постановленного в результате пересмотра первоначального приговора.

Ошибка суда, из-за которой заявитель обратился в Конституционный Суд

Приговором Псковского районного суда Псковской области от 9 сентября 2020 г. Геннадий Алексеев был признан виновным в нарушении ПДД, повлекшем по неосторожности смерть человека, при этом виновник был в состоянии алкогольного опьянения (п. «а» ч. 4 ст. 264 УК). Он был приговорен к пяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима, а также с лишением права заниматься деятельностью, связанной с управлением всеми видами механических транспортных средств, на три года. Этим же решением суд изменил меру пресечения и заключил Геннадия Алексеева под стражу в зале суда. Срок отбывания наказания суд постановил исчислять со дня вступления приговора в законную силу. На основании п. «б» ч. 3.1 ст. 72 УК в этот срок зачтено время содержания под стражей до дня вступления приговора в силу из расчета один день содержания под стражей за полтора дня лишения свободы в исправительной колонии общего режима.

В апелляционном порядке приговор не оспаривался, однако Третий кассационный суд общей юрисдикции изменил приговор: так как первая инстанция не мотивировала решение о назначении вида исправительного учреждения, то кассация определила в качестве места отбывания наказания колонию-поселение и зачла время содержания под стражей с 9 сентября 2020 г. до вступления приговора в законную силу 26 сентября 2020 г. из расчета один день содержания под стражей за два дня лишения свободы в колонии-поселении. Постановлением судьи Верховного Суда было отказано в передаче для рассмотрения в судебном заседании жалобы адвоката осужденного, в которой ставился вопрос о необходимости зачета времени отбывания наказания в колонии общего режима в срок лишения свободы в колонии-поселении по правилам ч. 3.1 ст. 72 УК.

Геннадий Алексеев обратился в Конституционный Суд. Он попросил признать ч. 3.1 ст. 72 УК не соответствующей Конституции, поскольку она, не предусматривая правил льготного зачета времени необоснованного нахождения лица в исправительной колонии общего режима в срок лишения свободы, подлежащий отбыванию в колонии-поселении, не компенсирует тем самым условий более жесткой изоляции от общества.

Норма должна быть изменена

Изучив материалы дела, КС указал, что предметом его рассмотрения является ч. 3.1 ст. 72 УК в части решения вопроса о применимости установленных ею правил, предусматривающих дифференцированный в зависимости от вида исправительного учреждения, назначенного осужденному, зачет в срок лишения свободы времени содержания под стражей до вступления приговора в законную силу, для целей зачета времени лишения свободы, отбытого в ошибочно назначенном более строгом виде исправительного учреждения, в срок лишения свободы, подлежащий отбытию на основании судебного решения, постановленного в результате пересмотра (отмены или изменения) первоначального приговора или иного судебного акта.

Читайте также

Конституционный Суд отметил, что, исходя из установленных уголовно-исполнительным законодательством условий отбывания лишения свободы в колониях общего, строгого и особого режима и в колониях-поселениях, перевод для дальнейшего отбывания наказания в колонию-поселение может рассматриваться как смягчение наказания, хотя и не сопряжен с изменением его вида (Постановление от 24 февраля № 8-П/2022). С учетом этой правовой позиции неправильное определение судом вида исправительного учреждения – назначение исправительного учреждения более строгого вида – по своей сути ухудшает положение осужденного к лишению свободы, поскольку означает применение к нему избыточных правовых ограничений, которые он вынужден претерпевать в течение всего периода, пока ошибка не будет исправлена.

КС указал, что при изменении приговора в апелляционном порядке суд вправе изменить на более мягкий либо более строгий вид исправительного учреждения в соответствии с требованиями ст. 58 УК (п. 4 ч. 1 ст. 389.26 УПК). По смыслу же ст. 401.14 УПК суд кассационной инстанции вправе в случае назначения исправительного учреждения более строгого вида внести изменения в приговор, определение или постановление суда и в последующие судебные решения. При этом в соответствии с Постановлением
Пленума Верховного Суда от 29 мая 2014 г. № 9 «О практике назначения и изменения судами видов исправительных учреждений» если осужденному назначен вид исправительной колонии с менее строгим режимом, то суд кассационной (надзорной) инстанции в течение года после вступления приговора в законную силу при наличии представления прокурора либо жалобы потерпевшего или частного обвинителя, их законных представителей или представителей отменяет приговор в этой части и передает дело на новое рассмотрение согласно правилам ст. 396 и 399 УПК для назначения соответствующего вида исправительного учреждения.

Суды апелляционной и кассационной инстанций вправе, исправляя ошибку, отменить или изменить приговор, в том числе в части определения вида исправительного учреждения для отбывания лишения свободы, руководствуясь при этом нормами уголовного закона. Тем не менее до этого решения вышестоящего суда осужденные к лишению свободы длительное время (в деле Геннадия Алексеева – с 26 сентября 2020 г. по 13 января 2022 г.) ограничиваются в правах и свободах в объеме большем, чем это предписывает принцип nulla poena sine lege, что не согласуется с конституционными принципами равенства, справедливости и требует компенсации вреда, причиненного в результате ошибки нижестоящего суда.

КС заметил, что действующее законодательство – в системном единстве его предписаний – не исключает принятия судом в порядке гражданского судопроизводства решения о компенсации морального вреда, причиненного при осуществлении уголовного судопроизводства, исходя из обстоятельств конкретного уголовного дела и на основе принципов справедливости и приоритета прав и свобод человека и гражданина. Установленный законодателем механизм защиты личных неимущественных прав, предоставляя гражданам возможность самостоятельно выбирать адекватные способы судебной защиты, не освобождает их от бремени доказывания самого факта причинения морального вреда и обоснования размера денежной компенсации. Такая денежная компенсация является единственно возможным способом возмещения нанесенного судебной ошибкой вреда, если в результате пересмотра приговора принято решение, не влекущее дальнейшего претерпевания лицом неблагоприятных для него уголовно-правовых и уголовно-исполнительных последствий совершенного им преступления, связанных с лишением свободы, притом что данный гражданско-правовой механизм вынужденно предполагает лишь косвенную защиту нарушенных прав без их реального восстановления.

Если же после исправления судебной ошибки в части определения вида исправительного учреждения лицо продолжает отбывать лишение свободы, то его жизненным интересом объективно является такое положение, когда степень претерпевания им неблагоприятных последствий совершения деяния, в котором оно признано виновным, соразмерна общественной опасности содеянного. Таковое возможно путем сокращения общей продолжительности лишения свободы исходя из степени фактических ограничений, которые лицо претерпело во время действия ошибочного судебного решения, фактически отбывая наказание в более строгих условиях, чем это вытекает из принципов справедливости, равенства и требований уголовного закона. Причем наличие денежной компенсации не должно позволять госорганам уклоняться от установления и применения механизмов компенсации в форме дифференцированного по видам исправительных учреждений зачета времени лишения свободы, отбытого лицом в ошибочно назначенном ему исправительном учреждении более строгого вида, в срок лишения свободы, подлежащий отбытию на основании судебного решения, постановленного в результате пересмотра.

Однако, заметил КС, ч. 3.1 ст. 72 УК, сопоставляя условия нахождения лица в следственном изоляторе и в исправительных учреждениях, предусматривает лишь зачет времени содержания под стражей до вступления приговора в законную силу в срок лишения свободы, применяемый на основании вступившего в силу приговора, но не определяет правил принятия решений на основе сопоставления строгости ограничений, фактически примененных к осужденному исходя из ошибочно назначенного приговором более строгого вида исправительного учреждения, по сравнению с теми (вновь назначенными) условиями отбывания наказания, которые вытекают из последующего решения вышестоящего суда. Тем самым юридическое исправление судебной ошибки, допущенной при избрании осужденному к лишению свободы вида исправительного учреждения, происходит без фактического его восстановления в правах, которое должно осуществляться на условиях справедливости и равенства с учетом однородности правоотношений, касающихся правил (коэффициентов) зачета периодов уголовно-процессуальных и уголовно-правовых ограничений, конкретизирующих единое понятие «лишение свободы».

Выявленный пробел предполагает сохранение в отношении гражданина того объема и характера ограничений его конституционного права на свободу, которые установлены основанным на неправильном применении норм уголовного закона (а потому в этой части – неправосудным) приговором суда, утратившим в результате пересмотра свойство res judicata, и тем самым фактически легитимизирует такой приговор, по крайней мере в отношении отбытого на его основании наказания, и в определенной степени лишает смысла состоявшееся исправление судебной ошибки.

Конституционный Суд признал ч. 3.1 ст. 72 УК не соответствующей Конституции в той части, в какой она препятствует использованию ее судами для целей дифференцированного по видам исправительных учреждений зачета времени лишения свободы, отбытого лицом в ошибочно назначенном ему исправительном учреждении более строгого вида, в срок лишения свободы, подлежащий отбытию на основании судебного решения, постановленного в результате пересмотра (отмены или изменения) первоначального приговора (иного судебного акта).

Федеральному законодателю надлежит внести соответствующие правки. До их внесения засчитывать срок лишения свободы, отбытый лицом в ошибочно назначенном ему исправительном учреждении более строгого вида, в срок лишения свободы, подлежащий отбытию на основании судебного решения, постановленного в результате пересмотра (отмены или изменения) первоначального приговора (иного судебного акта), надлежит посредством использования коэффициентов, установленных в настоящее время для зачета в срок лишения свободы времени содержания под стражей. КС также постановил пересмотреть решения, вынесенные в отношении Геннадия Алексеева.

Адвокаты положительно оценили выводы КС

Адвокат АП Псковской области Артем Мелкумов, представлявший интересы заявителя в КС, назвал постановление большим шагом на пути к защите прав и интересов лиц, которые необоснованно отбывали наказание с более строгими условиями содержания, чем полагалось. «Главное, теперь у них появилась возможность использовать коэффициент, по которому возможно произвести зачет срока необоснованно отбытого наказания, то есть тем самым реализовать в жизнь закрепленный в Конституции принцип nulla poena sine lege – нет наказания без закона. Фактически мы добились устранения имеющегося пробела в действующем уголовном законодательстве, который ограничивал в правах огромное количество лиц, чему я, безусловно, рад!» – указал он.

Адвокат АП Ставропольского края Александр Польченко посчитал, что данная проблематика не так часто, но все же встречается в правоприменительной деятельности. «В октябре 2022 г. в собственной практике столкнулся с аналогичной ситуацией, когда Пятый кассационный суд общей юрисдикции, удовлетворяя кассационное представление прокурора, исключил из отягчающих признаков моему подзащитному рецидив преступлений, что, соответственно, повлекло существенное смягчение назначенного ему наказания, а также изменение вида исправительного учреждения, в котором ему надлежало отбывать наказание. Обращая внимание суда кассационной инстанции на необходимость удовлетворения кассационного представления прокурора, я также просил суд зачесть срок содержания моего подзащитного под стражей в условиях СИЗО до вступления приговора в законную силу, а также срок отбытия подзащитным наказания в виде лишения свободы в условиях колонии строгого режима из расчета один день содержания в указанных учреждениях за полтора дня отбывания наказания в колонии общего режима. При этом моя позиция заинтересовала председательствующего, который просил меня аргументировать ее ссылками на закон либо на судебную практику», – рассказала адвокат.

Он добавил, что кассационное представление прокурора предлагало суду кассационной инстанции отменить приговор и вернуть дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, где зачет указанных сроков мог быть произведен без ущерба для заинтересованных сторон, так как существо обвинения не оспаривалось. «Но эта позиция не была поддержана прокурором, принимавшим участие в судебном заседании суда кассационной инстанции, который просил лишь смягчить вид и размер назначенного наказания. Позиция прокурора в судебном заседании на высказанное мною суждение была проста: защита ставит вопрос о порядке исполнения приговора, что не является предметом кассационного производства. Это же мнение в итоге поддержал суд кассационной инстанции, смягчивший вид и размер наказания, но зачет времени пребывания моего подзащитного в СИЗО и на строгом режиме не произвел, так как в этом случае подзащитный подлежал освобождению в связи с отбытием срока наказания», – рассказал Александр Польченко.

Адвокат считает, что постановление КС снимает спорные вопросы по таким ситуациям и приводит требования уголовно-процессуального и уголовного законодательства к принципу nulla poena sine lege – нет наказания без закона, а также устраняет пробел в законодательстве. «Тем не менее представляется правильным дополнить ст. 72 УК следующей формулой: один день отбытого наказания в колонии особого режима до дня, в котором изменяется судебный акт, определивший данное исправительное учреждение, засчитывать за два дня в колонии строгого режима; один день отбытого наказания в колонии строгого режима до дня, в котором изменяется судебный акт, определивший данное исправительное учреждение, засчитывать за полтора дня в колонии общего режима; один день отбытого наказания в колонии строгого режима до дня, в котором изменяется судебный акт, определивший данное исправительное учреждение, засчитывать за два дня в колонии-поселении; один день отбытого наказания в колонии общего режима до дня, в котором изменяется судебный акт, определивший данное исправительное учреждение, засчитывать за полтора дня в колонии строгого режима», – предложил он.

Читайте также

Адвокат АК «Судебный адвокат» Валерий Саркисов посчитал, что постановление КС касается большого количества граждан, в особенности осужденных в последнее время за совершение неосторожных преступлений в области нарушения правил дорожного движения и безопасности транспорта. «Дело в том, что после всем известного уголовного дела по обвинению актера Михаила Ефремова в судебной практике наметился явный перекос в части назначения наказания лицам, впервые осужденным к лишению свободы за совершение преступлений, предусмотренных ст. 264 УК РФ. Пользуясь дискреционными полномочиями, предоставленными п. “а” ч. 1 ст. 58 УК, суды определяют для отбытия наказания колонию общего режима, причем нередко в нарушение закона делают это немотивированно. При изменении такого неправосудного приговора в апелляции или чаще в кассации время ошибочного нахождения осужденного в колонии общего режима не засчитывается по льготным правилам, так как буквальное толкование норм ст. 72 УК этого не предусматривает», – пояснил он. Адвокат полагает, что теперь суды получили правовое основание для льготного зачета ошибочно отбытого осужденным срока наказания в колонии общего режима вместо колонии-поселения, и это событие переоценить невозможно.

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, Г.А. Гаджиева, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова,

руководствуясь статьей 125 (пункт «а» части 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 47.1, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в заседании без проведения слушания дело о проверке конституционности статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданина А.В. Ерохина. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые заявителем законоположения.

Заслушав сообщение судьи-докладчика С.П. Маврина, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. В соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации:

лицо, которое без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований приобрело или сберегло имущество (приобретатель) за счет другого лица (потерпевшего), обязано возвратить последнему неосновательно приобретенное или сбереженное имущество (неосновательное обогащение), за исключением случаев, предусмотренных статьей 1109 данного Кодекса; правила, предусмотренные его главой 60, применяются независимо от того, явилось ли неосновательное обогащение результатом поведения приобретателя имущества, самого потерпевшего, третьих лиц или произошло помимо их воли (статья 1102);

не подлежат возврату в качестве неосновательного обогащения заработная плата и приравненные к ней платежи, пенсии, пособия, стипендии, возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, алименты и иные денежные суммы, предоставленные гражданину в качестве средства к существованию, при отсутствии недобросовестности с его стороны и счетной ошибки (подпункт 3 статьи 1109).

1.1. Конституционность приведенных законоположений оспаривает гражданин А.В. Ерохин, который проходил военную службу по контракту, заключенному 16 января 1997 года, уволен 17 ноября 2019 года и исключен из списков личного состава воинской части 21 декабря 2019 года. В период с января 2012 года по октябрь 2016 года ежемесячная надбавка за выслугу лет выплачивалась ему в размере 40% оклада денежного содержания, в то время как исходя из фактической продолжительности выслуги лет А.В. Ерохина размер надбавки должен был составлять до 6 марта 2015 года — 25%, а затем — 30% этого оклада.

Решением Читинского гарнизонного военного суда от 23 апреля 2020 года, оставленным без изменения апелляционным определением 2-го Восточного окружного военного суда от 9 июля 2020 года, удовлетворены исковые требования федерального казенного учреждения «Объединенное стратегическое командование Восточного военного округа» в защиту интересов федерального казенного учреждения «Единый расчетный центр Министерства обороны Российской Федерации» о взыскании с А.В. Ерохина излишне выплаченных ему денежных средств в размере 234 109 руб. 69 коп. (с учетом того, что до увольнения с военной службы из его денежного довольствия на основании его личного заявления было удержано 18 455 руб. 24 коп.). Суды пришли к выводу, что переплата явилась следствием неправильного исчисления причитающейся А.В. Ерохину надбавки за выслугу лет, в то время как в решении суда апелляционной инстанции упоминается выписка из приказа командира воинской части от 23 июля 2014 года, согласно которой данная надбавка была установлена А.В. Ерохину в размере 25% оклада денежного содержания (т.е. именно исходя из фактической продолжительности его выслуги лет на тот момент).

Определением Кассационного военного суда от 1 октября 2020 года указанные судебные постановления оставлены без изменения, а определением судьи Верховного Суда Российской Федерации от 15 января 2021 года А.В. Ерохину отказано в передаче жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции. Однако, несмотря на содержащийся в решении суда апелляционной инстанции вывод о том, что А.В. Ерохин достоверно знал о факте переплаты и, получая ежемесячную надбавку за выслугу лет в необоснованно начисленном размере, проявил тем самым недобросовестность, судья Верховного Суда Российской Федерации не расценил его действия как недобросовестные, но констатировал, что несвоевременное внесение достоверной информации в базу данных (специальное программное обеспечение «Алушта» (далее — СПО «Алушта»), повлекшее неправильный расчет и излишнюю выплату военнослужащему денежных средств, свидетельствует о наличии счетной ошибки.

По мнению А.В. Ерохина, оспариваемые законоположения не соответствуют статьям 1 (часть 1), 2, 15 (часть 1), 17 (часть 1), 18, 19 (части 1 и 2), 35 (части 1 и 3), 45 (часть 1) и 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации в той мере, в какой они по смыслу, придаваемому им правоприменительной практикой, позволяют взыскивать с лиц, проходивших военную службу, в качестве неосновательного обогащения излишне выплаченные им суммы ежемесячной надбавки за выслугу лет, не признавая таковую ни заработной платой, ни платежами, приравненными к ней, при отсутствии как недобросовестности со стороны этих лиц, так и счетной ошибки.

1.2. Вопрос о соответствии Конституции Российской Федерации пункта 1 статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации уже рассматривался Конституционным Судом Российской Федерации, но лишь применительно к ситуации, когда излишние дополнительные выплаты в составе денежного довольствия военнослужащего, проходящего военную службу по контракту, были произведены вследствие неправильного их установления приказом уполномоченного должностного лица, изданным в нарушение нормативных правовых актов о денежном довольствии военнослужащих, и при этом несообщение военнослужащим вышестоящему должностному лицу о фактах незаконного получения надбавок к денежному довольствию расценивалось как его недобросовестное поведение. Такой подход был обусловлен предметом жалоб, послуживших поводом к рассмотрению соответствующего дела, и оценкой конституционности названных законоположений исключительно в процедуре конкретного нормоконтроля.

Исходя из этого в Постановлении от 11 января 2022 года N 1-П Конституционный Суд Российской Федерации признал взаимосвязанные положения пункта 1 статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации не противоречащими Конституции Российской Федерации, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования они не предполагают взыскания с военнослужащего, проходящего военную службу по контракту, а равно и с лица, уволенного с военной службы, в качестве неосновательного обогащения начисленных и выплаченных таким лицам в период прохождения указанной службы денежных средств в виде дополнительных выплат в составе денежного довольствия на основании содержащего нарушения нормативных правовых актов о денежном довольствии военнослужащих приказа уполномоченного должностного лица при отсутствии недобросовестности со стороны военнослужащего и счетной ошибки. Кроме того, Конституционный Суд Российской Федерации указал, что недобросовестность военнослужащего не должна презюмироваться исходя лишь из предполагаемого знания им содержания нормативных правовых актов о денежном довольствии военнослужащих и несообщения им непосредственному командиру (начальнику) и (или) вышестоящему должностному лицу об отсутствии правовых оснований для начисления таких выплат. В качестве же счетной ошибки не должны рассматриваться действия (бездействие) должностных лиц, ответственных за начисление и выплату военнослужащим, проходящим военную службу по контракту, денежного довольствия, приводящие к получению конкретным военнослужащим в составе денежного довольствия тех или иных дополнительных выплат (в том числе в установленном приказом уполномоченного должностного лица размере), право на которые — в силу действующих в соответствующий период нормативных правовых актов — данному военнослужащему предоставлено не было.

Между тем в отличие от ситуации, сложившейся у заявителей, в отношении которых вынесено названное Постановление, в деле А.В. Ерохина — оспаривающего конституционность не только пункта 1 статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации, но и пункта 2 статьи 1102 данного Кодекса, также примененного судами, — из приложенных к его жалобе судебных постановлений не представляется возможным установить, по какой именно причине и (или) на каком фактическом основании ежемесячная надбавка за выслугу лет начислялась и выплачивалась ему в размере 40% оклада денежного содержания. Более того, из судебных постановлений по его делу не усматривается и тот факт, что должностными лицами, ответственными за начисление и выплату денежного довольствия военнослужащим, проходящим военную службу по контракту, проводилась проверка в целях установления лиц, по чьей вине надбавка за выслугу лет выплачивалась А.В. Ерохину в большем размере, чем ему было положено по закону.

Тем самым в деле А.В. Ерохина взаимосвязанные положения статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации позволили взыскать с лица, уволенного с военной службы по контракту, в качестве неосновательного обогащения излишне выплаченные ему в период военной службы денежные средства в виде ежемесячной надбавки за выслугу лет, причем независимо от того, что именно (акт уполномоченного должностного лица об установлении размера соответствующей выплаты, действия или бездействие лиц, непосредственно осуществляющих исчисление и перечисление военнослужащим денежного довольствия, внесение необходимых для этого сведений в программное обеспечение и т.п.) послужило действительной причиной неправильного начисления надбавки и ее выплаты в большем размере. При таких обстоятельствах имеются основания констатировать наличие признаков нарушения названными законоположениями в их истолковании судами (в частности, в решениях по конкретному делу) конституционных прав А.В. Ерохина.

Применительно к вопросу о допустимости жалоб граждан на нарушение конституционных прав и свобод Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно указывал, что рамки его компетенции по рассмотрению такого рода жалоб предполагают необходимость конституционного судопроизводства в случаях, когда без проверки конституционности оспариваемого закона нарушенные права и свободы не могут быть восстановлены (определения от 10 ноября 2002 года N 281-О, от 25 декабря 2007 года N 946-О-О, от 1 апреля 2014 года N 642-О и др.). По смыслу приведенной правовой позиции, в ситуации, свидетельствующей о наличии признаков нарушения конституционных прав и свобод заявителя, обратившегося в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой, и о невозможности восстановить их иначе, чем посредством отправления конституционного правосудия, такая жалоба подлежит принятию к рассмотрению Конституционным Судом Российской Федерации.

Отмечая исчерпание А.В. Ерохиным внутригосударственных средств судебной защиты его прав и признавая его жалобу допустимой, Конституционный Суд Российской Федерации приходит к выводу, что вопрос о восстановлении прав заявителя может быть разрешен исключительно посредством проверки конституционности примененных в его деле статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации с учетом смысла, приданного данным законоположениям судебным толкованием, в том числе в решениях по конкретному делу.

1.3. В деле А.В. Ерохина статья 1102 и подпункт 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации применены судами при разрешении вопроса о взыскании с него излишне выплаченных в период военной службы денежных средств в результате начисления в большем размере лишь одной из дополнительных выплат, включаемых в состав денежного довольствия военнослужащих, проходящих военную службу по контракту, — ежемесячной надбавки за выслугу лет. Тем не менее Конституционный Суд Российской Федерации при определении предмета рассмотрения по настоящему делу, основываясь на ранее высказанных им правовых позициях, исходит из того, что каждая из таких дополнительных выплат, предусмотренных Федеральным законом от 7 ноября 2011 года N 306-ФЗ «О денежном довольствии военнослужащих и предоставлении им отдельных выплат», актами Президента Российской Федерации или Правительства Российской Федерации, является неотъемлемой составляющей денежного довольствия, приравненного к заработной плате, а потому в случае излишнего начисления любой из подобных выплат на отношения, связанные с взысканием с военнослужащего соответствующих денежных средств, в том числе после увольнения его с военной службы, в равной мере распространяется подпункт 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации.

Таким образом, с учетом требований статей 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», конкретизирующих статью 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу являются взаимосвязанные положения статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации в той мере, в какой на их основании решается вопрос о взыскании с военнослужащего, в том числе после увольнения его с военной службы по контракту, денежных средств, являющихся дополнительными выплатами в составе его денежного довольствия и определяемых при этом в качестве неосновательного обогащения, полученного данным военнослужащим в период прохождения указанной службы, вне зависимости от действительной причины их неправильного начисления (выплаты в повышенном размере).

2. В силу принципов верховенства права и справедливости, уважения человека труда и самого труда (преамбула; статья 4, часть 2; статья 75, часть 5; статья 75.1 Конституции Российской Федерации) выплата военнослужащим, проходящим военную службу по контракту, денежного довольствия, являющегося основным средством их материального обеспечения и стимулирования исполнения обязанностей военной службы (часть 1 статьи 2 Федерального закона «О денежном довольствии военнослужащих и предоставлении им отдельных выплат»), должна осуществляться в строгом соответствии с законом, т.е. в порядке, размере и на условиях, им предусмотренных, а правовое регулирование в данной сфере должно гарантировать достаточный уровень такого обеспечения с учетом особого рода деятельности военнослужащих и специфических условий прохождения военной службы.

Сказанное предполагает неуклонное соблюдение законодательных и иных нормативных правовых актов о денежном довольствии военнослужащих как командиром (начальником) воинского подразделения, ответственным за надлежащее расходование денежных средств, при издании им приказов (директив) об установлении военнослужащим тех или иных выплат, входящих в состав их денежного довольствия, так и иными лицами, в служебные обязанности которых входит обеспечение исчисления и перечисления указанных выплат (в том числе совершение расчетных операций, оформление платежных документов, внесение (передача) необходимых для этого сведений в программное обеспечение и т.п.). Ненадлежащее исполнение названными лицами возложенных на них обязанностей, повлекшее за собой получение конкретным военнослужащим в составе его денежного довольствия излишних денежных средств (выплату тех или иных причитающихся ему надбавок в большем, чем положено, размере), служит, по общему правилу, основанием для привлечения виновных к юридической ответственности в соответствии с законодательством, включая такой ее вид, как материальная ответственность.

Что же касается признания излишне выплаченных военнослужащему в составе его денежного довольствия денежных средств неосновательным обогащением и взыскания их с него, в том числе после увольнения с военной службы, то в силу принципов правового государства, верховенства права, справедливости и поддержания доверия граждан к закону и действиям государства (преамбула; статья 1, часть 1; статья 2; статья 4, часть 2; статья 17, часть 1; статья 18; статья 55, части 2 и 3, Конституции Российской Федерации) правовое регулирование соответствующих отношений, равно как и правоприменительная практика должны гарантировать, что военнослужащий, не обладающий достаточными знаниями о содержании нормативного регулирования, определяющего структуру и размеры отдельных составляющих его денежного довольствия, и добросовестно полагающийся на правильность расчета полученных им сумм, произведенного лицами, обеспечивающими начисление и выплату денежного довольствия, не будет претерпевать неблагоприятные последствия имущественного характера в виде удержания (взыскания) необоснованно выплаченных ему денежных средств и, по существу, нести ответственность за ненадлежащее исполнение названными лицами возложенных на них обязанностей. Исходя из этого, в случае обнаружения факта выплаты военнослужащему, проходящему военную службу по контракту, излишних денежных средств в составе его денежного довольствия должен быть исключен формальный подход к установлению и оценке фактических обстоятельств (причин), в действительности обусловивших такого рода переплату, что, в свою очередь, в обязательном порядке предполагает выявление воинским должностным лицом, ответственным за соблюдение законодательства при начислении и выплате денежного довольствия и за расходование бюджетных средств (а в случае возникновения спора — судом), конкретных лиц, действия (бездействие) которых повлекли за собой неправильное начисление военнослужащему тех или иных выплат.

2.1. Как указал Конституционный Суд Российской Федерации, любая из выплат, входящих в состав денежного довольствия военнослужащих, проходящих военную службу по контракту (в том числе ежемесячная надбавка за выслугу лет), — по смыслу подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации — не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения при отсутствии недобросовестности (противоправных действий) со стороны самого военнослужащего или счетной (арифметической) ошибки (постановления от 26 марта 2021 года N 8-П и от 11 января 2022 года N 1-П).

Данное законоположение не раскрывает понятия недобросовестности применительно к вопросу о взыскании с гражданина в качестве неосновательного обогащения выплаченной ему заработной платы и приравненных к ней платежей (включая денежное довольствие военнослужащих, проходящих военную службу по контракту). Однако это само по себе не свидетельствует о неопределенности подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации, который в контексте своего конституционно-правового предназначения не предполагает формального подхода к оценке поведения военнослужащего, притом что его недобросовестность — в силу вытекающего из статей 1 (часть 1), 15 (части 1 и 2), 17 (части 1 и 3), 18, 21 (часть 1) и 49 Конституции Российской Федерации принципа добросовестности участников правоотношений — во всяком случае не должна презюмироваться. Сказанное означает, что при решении вопроса о взыскании с военнослужащего, проходящего военную службу по контракту, излишне выплаченных ему денежных средств в составе денежного довольствия вывод о наличии недобросовестности с его стороны, являющейся непосредственной причиной переплаты, может быть, по общему правилу, сделан лишь при установлении — на основе тщательного анализа всех обстоятельств — таких фактов, которые безусловно свидетельствуют о совершении им действий (бездействия), заведомо направленных на получение излишних выплат.

В то же время не исключена возможность взыскания с военнослужащего, в том числе после увольнения с военной службы, излишне выплаченных ему денежных средств, когда непосредственной причиной переплаты послужили не его действия (бездействие), однако сумма полученного им денежного довольствия явно и очевидно превышает его разумные ожидания в отношении подлежащей выплате ему суммы. Но в деле А.В. Ерохина превышение суммы фактически полученной им ежемесячной надбавки за выслугу лет над полагавшейся ему по закону — исходя из продолжительности его военной службы — составляло в разные периоды всего от 10% до 15% оклада денежного содержания. Учитывая величину денежного довольствия заявителя по занимаемой им воинской должности, включающего наряду с окладом месячного денежного содержания ряд дополнительных выплат, сумма излишне выплачиваемой ему надбавки за выслугу лет не составляла и не могла составлять значительную часть фактически получаемых им ежемесячно денежных средств, а их общая сумма не могла очевидно превышать ту сумму, которая в действительности полагалась к выплате А.В. Ерохину в качестве денежного довольствия.

Что же касается понятия «счетная ошибка», то оно также не конкретизировано законодателем. В правоприменительной практике, сложившейся еще до принятия Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 11 января 2022 года N 1-П, в качестве счетной ошибки, как правило, понималась и понимается в настоящее время ошибка, допущенная при проведении арифметических подсчетов сумм, причитающихся к выплате (данная позиция, в частности, была высказана в письме Федеральной службы по труду и занятости от 1 октября 2012 года N 1286-6-1).

Вместе с тем в условиях применения автоматизированной системы расчета денежного довольствия военнослужащих, проходящих военную службу по контракту, с использованием специализированного программного обеспечения вероятность арифметической ошибки при исчислении размера соответствующих выплат практически исключена. Равным образом крайне мала и вероятность совершения такого рода ошибки при непосредственной выплате военнослужащему денежного довольствия, притом что на сегодняшний день оно выплачивается преимущественно путем перевода денежных сумм на счет военнослужащего в банке. В то же время, как показывает практика, получение конкретным военнослужащим в качестве денежного довольствия излишних денежных средств зачастую может быть обусловлено тем, что лицо, обеспечивающее исчисление и перечисление соответствующих выплат, ненадлежащим образом оформило необходимые платежные документы и (или) внесло в указанное программное обеспечение недостоверные сведения, необходимые для расчета тех или иных выплат.

С учетом данного обстоятельства в настоящее время судебная практика по спорам с участием военнослужащих и лиц, уволенных с военной службы, в основном исходит из того, что в качестве счетной ошибки не может расцениваться ненадлежащее исполнение уполномоченными должностными лицами обязанностей по соблюдению требований законодательства при начислении и выплате военнослужащему, проходящему военную службу по контракту, денежного довольствия, правильному оформлению документов, а также внесение недостоверных сведений в систему СПО «Алушта» (определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 14 января 2019 года N 34-КГ18-20, определения Судебной коллегии по делам военнослужащих Верховного Суда Российской Федерации от 13 июля 2021 года N 228-КГ21-3-К10, от 11 августа 2021 года N 228-КГ21-2-К10, от 29 сентября 2021 года N 228-КГ21-4-К10 и др.).

Такой подход согласуется с конституционными принципами верховенства права и справедливости, уважения человека труда и самого труда, поскольку исключает возложение на военнослужащего, в том числе после увольнения его с военной службы, бремени неблагоприятных последствий имущественного характера в виде удержания (взыскания) с него необоснованно начисленных и выплаченных ему в качестве денежного довольствия денежных средств — при отсутствии недобросовестного поведения с его стороны или счетной (арифметической) ошибки — в тех случаях, когда неправильное начисление ему тех или иных выплат было вызвано именно ненадлежащим исполнением своих служебных обязанностей лицом (лицами), обеспечивающим исчисление и перечисление денежного довольствия.

2.2. Вместе с тем в судебной практике имеют место случаи возложения на военнослужащих и лиц, уволенных с военной службы по контракту, обязанности возвратить необоснованно полученные ими суммы в виде дополнительных выплат в составе денежного довольствия независимо от того, чьи именно действия (бездействие) повлекли выплату конкретному военнослужащему излишних денежных средств (подтверждением тому является, в частности, дело А.В. Ерохина).

В Постановлении от 11 января 2022 года N 1-П Конституционный Суд Российской Федерации прямо указал на недопустимость взыскания с военнослужащего, проходящего военную службу по контракту, а равно и с лица, уволенного с военной службы, в качестве неосновательного обогащения начисленных и выплаченных таким лицам в период прохождения указанной службы денежных средств в виде дополнительных выплат в составе денежного довольствия, если основанием для их неправильного начисления послужил содержащий нарушения нормативных правовых актов о денежном довольствии военнослужащих приказ уполномоченного должностного лица, притом что отсутствуют как недобросовестность со стороны самого военнослужащего, так и счетная ошибка.

Между тем в ситуациях, подобных сложившейся в деле А.В. Ерохина, как приказ (иной акт) уполномоченного должностного лица об установлении военнослужащему тех или иных дополнительных выплат и их размеров, изданный с нарушением законодательства, так и действия (бездействие) лиц, обеспечивающих исчисление и перечисление денежного довольствия, выразившиеся в ненадлежащем исполнении этими лицами возложенных на них обязанностей, фактически имеют одинаковое правовое значение, поскольку влекут неправильное (не соответствующее достоверным сведениям) начисление денежного довольствия, а потому и одинаковые неблагоприятные последствия для военнослужащего в виде взыскания с него (в том числе после увольнения с военной службы) в качестве неосновательного обогащения излишне выплаченных ему денежных средств, несмотря на отсутствие недобросовестности с его стороны или счетной ошибки. Содержание же понятия «счетная ошибка» в таких случаях нередко произвольно расширяется, и — вопреки Постановлению Конституционного Суда Российской Федерации от 11 января 2022 года N 1-П, а также сформировавшемуся в правоприменительной практике (включая практику Верховного Суда Российской Федерации по спорам с участием военнослужащих и лиц, уволенных с военной службы) пониманию счетной ошибки — в качестве таковой необоснованно квалифицируются, по сути, любые действия (бездействие) лиц, обеспечивающих выплату денежного довольствия, повлекшие получение военнослужащим излишних денежных средств.

Изложенное позволяет распространить выраженные Конституционным Судом Российской Федерации в Постановлении от 11 января 2022 года N 1-П правовые позиции на все случаи неправильного начисления военнослужащему какой-либо из составляющих денежного довольствия (ее выплаты в повышенном размере) при отсутствии недобросовестности с его стороны или счетной ошибки.

Следовательно, если получение военнослужащим в составе денежного довольствия излишних денежных средств было вызвано ненадлежащим исполнением своих служебных обязанностей лицом (лицами), обеспечивающим исчисление и перечисление денежного довольствия (включая совершение расчетных операций, оформление платежных документов, внесение (передачу) необходимых для этого сведений в программное обеспечение и т.п.), то на самого военнослужащего — при отсутствии недобросовестного поведения с его стороны или счетной ошибки — не может быть возложено бремя неблагоприятных имущественных последствий в виде взыскания с него необоснованно начисленных и выплаченных ему денежных средств (в том числе после увольнения с военной службы). Иное не только противоречило бы конституционным принципам верховенства права и справедливости, уважения человека труда и самого труда, но и нарушало бы баланс публичных и частных интересов, а также означало бы выходящее за рамки конституционно допустимых ограничений прав и свобод ущемление гарантированных статьями 35 (части 1 и 2), 37 (часть 3), 45 (часть 1) и 46 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации прав военнослужащих.

Таким образом, взаимосвязанные положения статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации — по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования — не предполагают взыскания в качестве неосновательного обогащения с военнослужащего, проходящего военную службу по контракту, а равно и с лица, уволенного с военной службы, денежных средств, излишне выплаченных ему в результате начисления в большем размере дополнительных выплат, входящих в состав его денежного довольствия, если действительной причиной их неправильного начисления (выплаты в повышенном размере) послужили действия (бездействие) лиц, обеспечивающих исчисление и перечисление военнослужащим денежного довольствия, при отсутствии недобросовестности со стороны военнослужащего или счетной ошибки, а потому названные законоположения не могут рассматриваться как не согласующиеся с конституционными предписаниями.

При этом в условиях применения автоматизированной системы расчета денежного довольствия военнослужащих, проходящих военную службу по контракту, с использованием специализированного программного обеспечения, а также перечисления причитающихся им сумм денежного довольствия преимущественно в безналичной форме федеральный законодатель не лишен возможности определить содержание понятия «счетная ошибка», в том числе с учетом необходимости его использования для целей взыскания с военнослужащего, а равно и с лица, уволенного с военной службы, в качестве неосновательного обогащения денежных средств, излишне выплаченных ему в составе денежного довольствия в период указанной службы.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьями 6, 47.1, 71, 72, 74, 75, 78, 79 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать взаимосвязанные положения статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации не противоречащими Конституции Российской Федерации, поскольку они — по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования — не предполагают взыскания в качестве неосновательного обогащения с военнослужащего, проходящего военную службу по контракту, а равно и с лица, уволенного с военной службы, денежных средств, излишне выплаченных ему в результате начисления в большем размере дополнительных выплат, входящих в состав его денежного довольствия, если действительной причиной их неправильного начисления (выплаты в повышенном размере) послужили действия (бездействие) лиц, обеспечивающих исчисление и перечисление военнослужащим денежного довольствия, при отсутствии недобросовестности со стороны военнослужащего или счетной ошибки.

2. Выявленный в настоящем Постановлении конституционно-правовой смысл статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации является общеобязательным, что исключает любое иное истолкование данных законоположений в правоприменительной практике.

3. Судебные решения по делу гражданина Ерохина Андрея Викторовича, принятые на основании статьи 1102 и подпункта 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным в настоящем Постановлении, подлежат пересмотру в установленном порядке с учетом изложенных в нем правовых позиций.

4. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу со дня официального опубликования, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

5. Настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации» и на «Официальном интернет-портале правовой информации» (www.pravo.gov.ru).

Конституционный Суд

Российской Федерации

---