В очередную годовщину путча 1991 года размышляем о роли Михаила Горбачёва в крушении СССР.
Мы запомнили гласность, очереди, ускорение, бесконечные партийные Пленумы и заседания, песни Виктора Цоя и свободное телевидение, кровь в Тбилиси, Душанбе, Ереване и республиках Прибалтики, вывод войск из Афганистана и танки в Москве.
Но мы не помним ничего, что говорило бы нам: у Горбачева и его окружения, помимо многочисленных громких лозунгов, был конкретный план, они твердо знали, что делают и зачем. Мы слышали, нравятся они кому-то или нет, про «план Путина», «план Маршалла», «новый курс Рузвельта», и даже «500 дней Явлинского» — но мы никогда не слышали про «план Горбачева», хотя бы для того, чтобы задним числом найти в нем ошибки.
А был ли он вообще?
2
Антиалкогольная кампания
Единого мнения о целесообразности проведения антиалкогольной кампании до сих пор нет даже среди экспертов. Но есть вещи, которые можно считать аксиомой: все плюсы кампании, вроде повышения рождаемости, сработали в долгосрочной перспективе, а все минусы — ударили по стране здесь и сейчас. В середине 80-х СССР уже был не готов к потере 10-12% налоговых поступлений в бюджет. В многочисленных очередях за спиртным и так невысокий престиж руководства упал совсем низко. И, наконец, главное — смотреть на происходящее в стране трезвыми глазами для многих ее граждан было просто невыносимо.
Роль коммунистической партии в жизни страны трактовалась как «руководящая и направляющая». Политическая монополия требовала если не единства мнений в аппарате, то хотя бы единства действий аппарата. При Горбачёве важнейший, идеологический отдел ЦК КПСС раскололся на две группы: одну олицетворял консерватор, тяготеющий к сталинским взглядам Егор Лигачев, другую — радикальный либерал Александр Яковлев.
Работающая в «мирное время» властная система сдержек и противовесов оказалась губительной в период масштабных реформ. Страна дошла до абсурда — утром либеральное крыло партии что-то разрешало, вечером консервативное это же самое пыталось запретить. Сейчас понятно: незнакомая с принципами работы демократической прессы, советская страна пережила бы и передачу «Взгляд» и разоблачительные полосы «Московских новостей», точно так же она пережила бы временное закручивание гаек, но острого конфликта свободы и несвободы, одновременных разрешений и запретов, — нет. Горбачев не мог, а, возможно, и не хотел примирить враждующие партийные группировки и выработать общую программу действий в кризисный период.
К началу Перестройки ни у кого из советских политиков не было опыта публичной борьбы за власть. Этим отчасти оправдывается грандиозный просчет Горбачева в отношении Бориса Ельцина. Когда будущий первый президент России оседлал популистскую волну и стал стремительно «набирать очки», Горбачев и его окружение оказались к этому не готовы. Неловкие очерняющие публикации в партийной прессе (которой уже мало кто верил), некрасивые пикировки на Пленумах Верховного совета, общее «фи», которое демонстративно выразила Советская власть Ельцину, не помешали, а сильно помогли тому в самый короткий срок стать народным героем. На плечах этого народа Ельцин очень скоро и снесет Советский Союз, чтобы пить возмутительно много водки на его развалинах.
Россия — страна с глубокими авторитарными традициями. Все реформы, вне зависимости от их цены (обычно она исчисляется сотнями тысяч жизней русских), реализуются только харизматичными лидерами: Иван Грозный, Петр 1, Екатерина Великая, Сталин.
Горбачев попытался нарушить неизменный ход русской истории. Он начал Перестройку, не имея широкой поддержки населения. Складывается впечатление, что в определенный момент его имидж за рубежом стал его волновать сильнее, чем внутри страны. Горбачева не любили за невнятные публичные выступления, за жену, слишком леди, непохожую на простых советских женщин, за нерешительность и за многое другое.
Вместе с падением рейтинга Горбачева, который он не умел укрепить, падали надежды жителей страны на успех экономических, социальных и политических преобразований. В таких случаях русские говорят: «Не по Сеньке шапка».
Подозрительная наивность Горбачева и части партийной элиты в отношении западных стран удивляет. То, что с большим трудом, потом и кровью завоевывалось военным империализмом предыдущих поколений русских, было разбазарено в считанные годы. Помимо глобального стратегического просчета — мощная, державная Россия никому не нужна (даже среди русских сейчас нет единого мнения, нужна ли она самим русским, а тем более Западу), Горбачев совершил массу тактических ошибок. Допустим, объединение ФРГ и ГДР было неизбежно, но почему же, когда мы еще имели сильное влияние на немцев, а русские дивизии стояли в Берлине, мы не настояли, а ведь немцы согласились бы, на внесении в договор объединения пункта, запрещающего Германии вступать в военно-политические блоки в будущем?
Вся современная проблема расширения НАТО на Восток — суть, недомыслие горбачевской эпохи. Ведь на тех же условиях мы могли «отпустить» страны Восточной Европы — сохранив там свое влияние и не допустив размещения военных баз англосаксонцев. Черноморский флот, русский Крым — это все, даже при самом худшем развитии событий Горбачев не то, что мог, обязан был сохранить для России.
Приватизация, сокращение государственного вмешательства в экономику, сворачивание социальных программ — с приходом к власти в англосаксонских странах Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер неолиберализм стал ведущим практическим направлением в мировой экономике. В США и Великобритании неолиберальные реформы принесли ощутимые плоды.
Россия — страна крайностей, мы традиционно долгое время начисто отрицаем западный опыт, а затем начинаем стремительно и лихорадочно копировать «самые прогрессивные тенденции». Не имея вообще никакого опыта капитализма, мы вдруг взяли за образец и модель самую современную его форму. Ведь, кажется, и ежу понятно: проблемы британской и американской экономик 80-х годов и близко не похожи на трудности советской экономики тех лет. Но именно при Горбачеве в руководстве страны стало формироваться неолиберальное экономическое ядро.
Известно: «Поспешишь — людей насмешишь». В XX веке Россия как минимум дважды трагически спешила: сначала строить социализм в аграрной стране, затем — продвинутый капитализм в Советской империи.
Как следствие, одна часть страны люто ненавидит все советское и социалистическое, хотя вся Западная Европа в последние годы строит более-менее социализм. Другая часть — все либеральное и капиталистическое, хотя абсолютные ценности личной свободы, частной собственности и гражданских прав никто не отменял.
Единственной точкой общественного согласия в России стал бег на месте или застой, а то вдруг опять, не разбирая дороги, куда-нибудь побежим так, что русских вообще не останется. У Горбачева был исторический шанс все изменить.
Он его упустил.
В очередную годовщину путча 1991 года размышляем о роли Михаила Горбачёва в крушении СССР.
Мы запомнили гласность, очереди, ускорение, бесконечные партийные Пленумы и заседания, песни Виктора Цоя и свободное телевидение, кровь в Тбилиси, Душанбе, Ереване и республиках Прибалтики, вывод войск из Афганистана и танки в Москве.
Но мы не помним ничего, что говорило бы нам: у Горбачева и его окружения, помимо многочисленных громких лозунгов, был конкретный план, они твердо знали, что делают и зачем. Мы слышали, нравятся они кому-то или нет, про «план Путина», «план Маршалла», «новый курс Рузвельта», и даже «500 дней Явлинского» — но мы никогда не слышали про «план Горбачева», хотя бы для того, чтобы задним числом найти в нем ошибки.
А был ли он вообще?
2
Антиалкогольная кампания
Единого мнения о целесообразности проведения антиалкогольной кампании до сих пор нет даже среди экспертов. Но есть вещи, которые можно считать аксиомой: все плюсы кампании, вроде повышения рождаемости, сработали в долгосрочной перспективе, а все минусы — ударили по стране здесь и сейчас. В середине 80-х СССР уже был не готов к потере 10-12% налоговых поступлений в бюджет. В многочисленных очередях за спиртным и так невысокий престиж руководства упал совсем низко. И, наконец, главное — смотреть на происходящее в стране трезвыми глазами для многих ее граждан было просто невыносимо.
Роль коммунистической партии в жизни страны трактовалась как «руководящая и направляющая». Политическая монополия требовала если не единства мнений в аппарате, то хотя бы единства действий аппарата. При Горбачёве важнейший, идеологический отдел ЦК КПСС раскололся на две группы: одну олицетворял консерватор, тяготеющий к сталинским взглядам Егор Лигачев, другую — радикальный либерал Александр Яковлев.
Работающая в «мирное время» властная система сдержек и противовесов оказалась губительной в период масштабных реформ. Страна дошла до абсурда — утром либеральное крыло партии что-то разрешало, вечером консервативное это же самое пыталось запретить. Сейчас понятно: незнакомая с принципами работы демократической прессы, советская страна пережила бы и передачу «Взгляд» и разоблачительные полосы «Московских новостей», точно так же она пережила бы временное закручивание гаек, но острого конфликта свободы и несвободы, одновременных разрешений и запретов, — нет. Горбачев не мог, а, возможно, и не хотел примирить враждующие партийные группировки и выработать общую программу действий в кризисный период.
К началу Перестройки ни у кого из советских политиков не было опыта публичной борьбы за власть. Этим отчасти оправдывается грандиозный просчет Горбачева в отношении Бориса Ельцина. Когда будущий первый президент России оседлал популистскую волну и стал стремительно «набирать очки», Горбачев и его окружение оказались к этому не готовы. Неловкие очерняющие публикации в партийной прессе (которой уже мало кто верил), некрасивые пикировки на Пленумах Верховного совета, общее «фи», которое демонстративно выразила Советская власть Ельцину, не помешали, а сильно помогли тому в самый короткий срок стать народным героем. На плечах этого народа Ельцин очень скоро и снесет Советский Союз, чтобы пить возмутительно много водки на его развалинах.
Россия — страна с глубокими авторитарными традициями. Все реформы, вне зависимости от их цены (обычно она исчисляется сотнями тысяч жизней русских), реализуются только харизматичными лидерами: Иван Грозный, Петр 1, Екатерина Великая, Сталин.
Горбачев попытался нарушить неизменный ход русской истории. Он начал Перестройку, не имея широкой поддержки населения. Складывается впечатление, что в определенный момент его имидж за рубежом стал его волновать сильнее, чем внутри страны. Горбачева не любили за невнятные публичные выступления, за жену, слишком леди, непохожую на простых советских женщин, за нерешительность и за многое другое.
Вместе с падением рейтинга Горбачева, который он не умел укрепить, падали надежды жителей страны на успех экономических, социальных и политических преобразований. В таких случаях русские говорят: «Не по Сеньке шапка».
Подозрительная наивность Горбачева и части партийной элиты в отношении западных стран удивляет. То, что с большим трудом, потом и кровью завоевывалось военным империализмом предыдущих поколений русских, было разбазарено в считанные годы. Помимо глобального стратегического просчета — мощная, державная Россия никому не нужна (даже среди русских сейчас нет единого мнения, нужна ли она самим русским, а тем более Западу), Горбачев совершил массу тактических ошибок. Допустим, объединение ФРГ и ГДР было неизбежно, но почему же, когда мы еще имели сильное влияние на немцев, а русские дивизии стояли в Берлине, мы не настояли, а ведь немцы согласились бы, на внесении в договор объединения пункта, запрещающего Германии вступать в военно-политические блоки в будущем?
Вся современная проблема расширения НАТО на Восток — суть, недомыслие горбачевской эпохи. Ведь на тех же условиях мы могли «отпустить» страны Восточной Европы — сохранив там свое влияние и не допустив размещения военных баз англосаксонцев. Черноморский флот, русский Крым — это все, даже при самом худшем развитии событий Горбачев не то, что мог, обязан был сохранить для России.
Приватизация, сокращение государственного вмешательства в экономику, сворачивание социальных программ — с приходом к власти в англосаксонских странах Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер неолиберализм стал ведущим практическим направлением в мировой экономике. В США и Великобритании неолиберальные реформы принесли ощутимые плоды.
Россия — страна крайностей, мы традиционно долгое время начисто отрицаем западный опыт, а затем начинаем стремительно и лихорадочно копировать «самые прогрессивные тенденции». Не имея вообще никакого опыта капитализма, мы вдруг взяли за образец и модель самую современную его форму. Ведь, кажется, и ежу понятно: проблемы британской и американской экономик 80-х годов и близко не похожи на трудности советской экономики тех лет. Но именно при Горбачеве в руководстве страны стало формироваться неолиберальное экономическое ядро.
Известно: «Поспешишь — людей насмешишь». В XX веке Россия как минимум дважды трагически спешила: сначала строить социализм в аграрной стране, затем — продвинутый капитализм в Советской империи.
Как следствие, одна часть страны люто ненавидит все советское и социалистическое, хотя вся Западная Европа в последние годы строит более-менее социализм. Другая часть — все либеральное и капиталистическое, хотя абсолютные ценности личной свободы, частной собственности и гражданских прав никто не отменял.
Единственной точкой общественного согласия в России стал бег на месте или застой, а то вдруг опять, не разбирая дороги, куда-нибудь побежим так, что русских вообще не останется. У Горбачева был исторический шанс все изменить.
Он его упустил.
Все кругом вспоминают про перестройку: кто скорбит по ее похоронам, кто торжествует. Хороший повод поговорить о возможных сценариях декоммунизации, Горбачеве, Ельцине, сравнить обоих, пофантазировать, что бы было, не укрепись тогда на сцене Борис Николаевич.
Казалось бы, обо всем уже за эти годы поговорили, вспоминая перестройку. Но одно все же так до сих пор и не обсудили, не осмыслили. Перестройка прошла, за ней явились годы демократизации и даже, как нас уверяют, свободных выборов. Можно сказать, что постсоветское общество, хотя и в крайне первертированной форме, усвоило базовый набор признаков демократического государства. Кроме одного: оно не поняло, что такое свобода слова. И тут прямая вина перестройки и господина Горбачева. В решающий момент, когда нужно было переставлять советских граждан с царско-сталинской колеи на понятную современному миру стандартную, именно Горбачев допустил ошибку, которая обрекла наше общество топтаться в предбаннике демократии. Он вместо свободы слова стал говорить о гласности.
Помните это слово из перестроечного лексикона? Гласность. То есть открытое освещение тех сфер функционирования государства, которые раньше были скрыты от граждан. Гласность – это отказ от утаивания, замалчивания, перевирания. Это демонстративная позиция. Добровольное взятие на себя государством обязательств по поддержанию открытости. Добровольное, заметьте. Это жест благородства, некоторая уступка прогрессу, красивая поза, но никак не желание просвещать дремучее население.
Вообще тогдашняя политика гласности больше походила на шквальное появление в стране к концу 2000-х разных пресс-служб, которые, как броней, стали закрывать собой все, что мы не должны видеть. Разница лишь в том, что во времена Горбачева в стране было мало специалистов по таким услугам.
Еще гласность – это пиар. Донесение до населения и определенных групп нужной информации.
Какое отношение понятие гласности имеет к свободе слова? Да никакого вообще. Поэтому наши люди рванули в 90-е без представления о том, что такое свобода слова. Его не было и до сих пор нет. Если сейчас спросить жителей нашей стране, что же это за зверь такой, о котором печется весь прогрессивный мир, они в голос ответят: «Это право говорить и думать то, что хочешь».Так в них аукается перестроечная ошибка. Вряд ли злой умысел – именно ошибка. Людям по ошибке не объяснили, что такое свобода слова и зачем она нужна. Вместо нее они получили навязшую на языке гласность, из которой и вылепили свое понимание свободы слова.
Одна бабулька когда-то сказала по телевизору, что гласность – это и есть свобода слова. А именно – право говорить громогласно! Убеждена, что в таком заблуждении пребывают миллионы.
Надо сказать, что я и сама не сразу поняла, что же это такое – та самая свобода слова. Мне понадобились годы интеграции в западное общество и западную культуру. В итоге я наконец догадалась, что свобода слова это не свобода говорить – это неограниченное ничем право распространять информацию. Сегодня восточного человека от западного можно отличить именно по его непониманию этой разницы.
Люди в России свободу слова связывают с безраздельным правом говорить. В 90-е это вылилось в едва ли не трагедию для культуры: желтые газеты, порнография, эротика на экранах, настоящее растление нравов, безвкусица, реклама водки, сигарет и финансовых пирамид. Очень большая доля всего, что делалось тогда в стране плохого, объяснялось волей свободы слова. Она в глазах постсоветского человека действительно предстала этаким прожорливым зверем, которому надо было скармливать все: этику, эстетику, нравственность, даже детей. Невозможность убрать из телевизора водку с сигаретами объясняли свободой слова. Объявления проституток в газетах – тоже. Детские модельные конкурсы и откровенные фотосессии школьниц – ею же. Не было, кажется, в обществе ничего, что бы в час Х не потребовало себе на стол чудовище по имени «свобода слова». Секс в реалити-шоу? Пожалуйста! Матерки на радио? Конечно! Журналисты отрабатывают заказы криминальных авторитетов – и это дань свободе слова. Помните, как шли через СМИ бандитские разборки, рейдерские захваты, журналисты от этих благ немного откусывали себе на поддержание штанов, а чтобы их не стыдили и не звали обслугой, заливали про свободу слова: дескать, это такая священная корова, которая может делать что хочет, и никто ей не смеет возразить.
Сегодня еще можно услышать людей старше сорока, которые чуть ли не с истомой вспоминают: а вот тогда у нас была свобода слова. В том смысле, что тогда можно было громко обо всем говорить. А другие от этого словосочетания вздрагивают, потому что право на информацию и право быть информированным подменено в их сознании тем самым клыкастым чудищем, под чьим именем в стране годами проворачивали нехорошие дела. Не слышали, что ли, от тетушек: «Видели мы вашу свободу слова: сиськи-письки в газетах. Больше не хотим!». Они другой свободы слова не знали, им не рассказывали.
Да, такая свобода была. Но свободы распространять то, что ты сказал, особенно не было. И безусловного права получать эту информацию – тоже. Не было безусловного права публиковать что-либо и не быть при этом наказанным. Свобода слова в ее основном значении – распространения информации – существенно ограничивалась коммерческими, бизнес-интересами. В этом смысле в ней было мало чего интересного. О свободе слова 90-х хорошо и в двух предложениях написал в своей последней книге «Все свободны» Михаил Зыгарь. Да, были конкурирующие телеканалы: Первый и НТВ. Но они были нужны, чтобы обслуживать интересы Березовского – Гусинского. Операция «Мордой в снег» – вот апофеоз постсоветской свободы слова. Ее, так сказать, апофегей. Она распространялась на право «мочить» в телевизоре политического конкурента заказчиков, но отмалчивалась, когда нужно было сообщать о массовых учительских голодовках. Почему сегодняшние ностальгирующие по 90-м интеллигенты этого не запомнили? Потому что их тогда не научили.
Вы знаете, я когда-то знала на малой родине очень дивного человека: вполне здравомыслящий, не сумасшедший, он больше тридцати лет представляется французом. Имея восемь классов образования и профессию слесаря, всю жизнь зовет себя на французский манер и «козыряет» французскими словами. Тарелку он называет la tarelli, а кровать – la krovat. И полдела, что 30 лет ему в Тюмени многие верят и покупаются на образ благородного француза. Он с детства внушил сыну, что говорит с ним на французском. Тот вырос в полной уверенности, что знает язык. Представьте удивленные глаза работодателя, который бы взял такого сотрудника за его знание французского.
Еще вспомнила другую историю: где-то в нашей глубинке уже в 2000-е годы был скандал, там учителем английского языка взяли мужчину, знавшего какой-то редкий язык народов Грузии. И он этому языку детишек научил. Без учебников и прочих подручных средств. Обман вскрылся, когда в деревне появился интернет и дети узнали английские буквы.
Вот у меня такое ощущение, что со свободой слова нас точно также в 1980-е обманули. Внушили, будто мы осваиваем в догоняющем режиме некие мировые ценности, а подложили свинью. И теперь у нас от давнего обмана хронические расстройства.
Вы, к примеру, заметили, что люди с куда большей злостью приняли частную цензуру в соцсетях, чем закрытие и выдавливание из страны СМИ? Баны в Facebook за посты о чернокожих волнуют их больше и искренне возмущают, именно это они связывают с нарушением своего, как им кажется, фундаментального права – свободы высказываться. То есть говорить. Травить байки. Писать, грубо говоря, на заборе. А когда в России в конце 2000-х – начале 2010-х были первые, совершенно не политические дела о вандализме, то есть исписывании краской разных зданий, об этом кричали как о тяжелейших репрессиях. Человек написал на здании кожно-венерологического диспансера «Горите в аду», а он оказался памятником архитектуры. И уже стон стоит – не дали высказаться.
По поводу граффити, которые сегодня стирают, – та же беда. Кричат, что-де в Лондоне граффити – это искусство, а у нас давять свободу слова. Ну так и в Лондоне не все оставляют. Бэнкси вот оставляли. У них даже специальные комиссии придумали, чтобы оценивать, что нужно сохранять, а что не представляет культурной ценности. Когда в России про такую инициативу заговорили, начался шум – давят свободу. В Петербурге это особенно актуально: единицы что-то стоящее рисуют, остальные делают ерунду. Бродского этого, бедолагу, чуть ли не на каждой трансформаторной подстанции изображают: то с ухом кривым, то с носом длинным. Но в представлении массового человека рисование на будке – это свобода слова.
Есть и более тревожный пример: когда начали наказывать за отрицание коронавируса. Человек пишет, что коронавирус не смертелен, что мировые правительства специально убивают экономику и сокращают население, а потом еще всех недобитков вакцинируют. Знаете, почему у нас в том числе такая неудачная вакцинация? Потому что антипрививочникам и отрицателям вирусной пневмонии было раздолье: общество смотрело на их право высказываться как на базовое. А вот в какой-нибудь Германии – нет. Их там и газом поливают, и штрафуют, и насильно задерживают. В Facebook один русскоязычный немец рассказывал, как полиция долго вычисляла, где в его доме в Берлине живет активист антиваксеров, который разбрасывает листовки с призывом не прививаться. Активиста – им оказалась старушка – вычислили и увезли в околоток! Немецкий пользователь рассказал об этом с облегчением: закон восторжествовал, опасность миновала. А наши комментаторы заголосили о правах и о том, что скоро будет фашистский рейх, где всех коронаскептиков поставят к стенке.
Потому что для них право крикнуть что-либо кажется первостепенным. Их так, грубо говоря, Горбачев научил. Не объяснил вовремя, что свобода слова – в другом.
Она заключается не в том, чтобы иметь право думать и говорить что и как угодно. Свобода слова – это свободное распространение любой информации. Любой! Поэтому в Германии ковид-диссидентов ловит полиция, а за анонс их митинга никого штрафовать не смеют, потому что СМИ не должно выступать в роли молотилки, отделяющей зерна от плевел и решающей, что для общества важно, а что нет. Если информация или мнение есть, они должно быть выражено и никто не должен за это пострадать даже в случае, если информация оказалась вредной. Об ответственности должен думать тот, кто говорит, а не тот, кто распространяет, потому что в противном случае распространитель всегда будет бояться.
Вот этому надо было учить. И 1991 год – последний срок, после которого делать это было уже поздно. Людей пустили во взрослую жизнь, уверенных, что они знают правила, а теперь укоряют их в том, что они недостаточно свободолюбивы. Либералы же укоряют, которые в 90-е предпочли так и оставить народ в неведении. Не объяснять им, чем гласность отличается от права распространять и получать общественно значимую информацию.
Закончил холодную войну и развалил СССР: с чем вошел в историю Михаил Горбачев
Но первое, с чем покончил Михаил Сергеевич Горбачев, — гонки на катафалках.
31 августа 202214
Гонки на катафалках
Так прозвали бесконечную череду смертей советских генсеков. Престарелые партийные лидеры помирали столь часто, что в какой-то момент гражданам Союза стало стыдно и смешно одновременно. Даже самые пугливые товарищи принялись рассказывать анекдоты о гонках на катафалках и ждать, когда в Кремле самозародится молодой лидер. 11 марта 1985 года в должность генсека вступил Михаил Сергеевич Горбачев, ему было всего 54, и уже в этот день многие поняли: что-то изменится.
Антиалкогольная кампания
Россия и сейчас сильно пьющая страна, однако не сравнить с тем, что творилось во времена советские. Пили студенты, пили ветераны, пили депутаты, пили актеры, причем не только за кадром. Сейчас иногда жутковато смотреть старые советские фильмы, где даже учителя вдруг начинали пить за здоровье во время школьного собрания.
Масштабы пьянства были катастрофические, с этим начал сражаться еще Андропов. Горбачев объявил о начале новой, решительной антиалкогольной компании через два месяца после прихода к власти.
Идея была отличная, многие искренне ее поддержали, в первую очередь жены и матери алкоголиков, начальники производств, колхозные активисты. Подкачало исполнение. Началась показуха, кампанейщина, вырубка виноградников и массовое самогоноварение. Был нанесен колоссальный удар по экономике, Горбачева прокляли все, кто мог проклинать.
И все же, вопреки распространенному заблуждению, антиалкогольная компания принесла определенные плюсы. Чуть увеличилась продолжительность жизни мужчин, да и в целом изменился моральный вектор у населения.
Ускорение, перестройка
Горбачев принял советскую экономику и производство в состоянии глубочайшей стагнации и даже деградации. Не все советские граждане понимали этот факт, однако в Москве народ открыто говорил: надо что-то делать, иначе люди не переживут очередную «Продовольственную программу».
На первых порах Горбачевым было заявлено об ускорении и интенсификации советского производства. Случилось это быстро, ибо сама программа ускорения была разработана еще до его прихода к власти. Но скоро стало понятно очевидное: ускорять нечего и некуда, нужны меры в разы кардинальнее. От политики ускорения отказались в связи с очевидным провалом.
Фокус переключили на перестройку. Бывалые советские граждане тотчас почуяли, что пахнет новым НЭПом. В телевизоре и газетах пошли разговоры о хозрасчете, кооперативах, демократизации экономики и новом мышлении. Многим стало страшно, а вот молодежь закипела энтузиазмом, как никогда доселе.
Гласность
Михаил Сергеевич Горбачевым первым из советских генсеков пошел в народ, стал говорить на языке простых людей и активно налаживать обратную связь. В 1986 году открытость превратилась в новый государственный приоритет, возник лозунг «Больше гласности! Больше демократии!».
Эффект оказался просто ошеломляющим. Каждый день граждане просыпались в новой стране. На них обрушивались новые невероятные телепередачи, газеты, статьи. Снимались с полок давно запрещенные фильмы, печатались книги опальных писателей и поэтов.
Взлет русского рока — следствие все той же горбачевской гласности. Прекратились также запреты зарубежной рок-музыки. К нам потянулись первые робкие западные гастролеры. А в 1986 году произошло немыслимое: фирма грамзаписи «Мелодия» издала два альбома The Beatles.
Окончание холодной (и горячей) войны
В феврале 1986 года Михаил Сергеевич Горбачев заявил о том, что готовится план вывода советских войск из Афганистана. Сейчас кое-кто воспринимает это как поражение, а тогда для советских граждан это был акт чуда, вызвавший всеобщее облегчение. Ибо бремя войны нес весь народ, и зачем в Афган посылать на гибель сыновей и братьев, не понимал ровным счетом никто.
Окончание афганского вторжения стало первым сигналом миру о том, что СССР серьезно настроен проводить политику разрядки международного напряжения. Горбачев заговорил о политике сближения, сокращении ядерных вооружений, стал принимать иностранных гостей, да и сам зачастил с визитами. Побывал даже в Ватикане.
Чем закончилась международная политика Горбачева, знают все: её символом стало падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года.
Развал Советского Союза
Самый страшный грех, повешенный на Михаила Сергеевича Горбачева народной молвой, — это развал СССР и образование 15 суверенных государств на месте бывших союзных республик.
Виноват он в этом или нет — вопрос даже не дискуссионный, а религиозный. Половина страны верит, что Горбачев погубил великое союзное государство. Другая половина страны верит, что Горбачев лишь ускорил и зафиксировал неизбежное, СССР был обречен в любом случае.
Мы не будем тебя склонять к той или иной точке зрения. Заметим лишь важное: уже в последние годы правления Леонида Ильича Брежнева Советский Союз представлял собой печальное зрелище. Стремительно беднеющая страна с изношенной промышленностью и уставшим населением.
Наверняка СССР можно было сохранить, превратив его в нечто вроде современного Китая. Просто тогда ни у кого не было перед глазами такого успешного примера, все делалось впервые, наугад и в условиях грандиозного внутреннего и внешнего хаоса. Горбачев и его окружение выбрали свой путь, а выбор был небольшой, в основном из совсем уж скверных вариантов.
В конце концов не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. А Горбачев был точно не из бездельников, за что и благодарны ему.
Фото: Getty Images, Legion Media, Станислав Шаклеин/Юрий Абрамочкин/РИА Новости
https://ria.ru/20200423/1570476944.html
Михаил Горбачев: перестройка шла трудно, были и ошибки
Михаил Горбачев: перестройка шла трудно, были и ошибки — РИА Новости, 23.04.2020
Михаил Горбачев: перестройка шла трудно, были и ошибки
Пленум Центрального комитета КПСС, который положил начало процессу перестройки в Советском Союзе, состоялся ровно 35 лет назад — 23 апреля 1985 года… РИА Новости, 23.04.2020
2020-04-23T17:09
2020-04-23T17:09
2020-04-23T17:25
интервью — авторы
перестройка
ссср
михаил горбачев
россия
/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content
/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content
https://cdnn21.img.ria.ru/images/150747/70/1507477009_0:0:3048:1716_1920x0_80_0_0_403736cc8767e1ca2821938e64791661.jpg
Пленум Центрального комитета КПСС, который положил начало процессу перестройки в Советском Союзе, состоялся ровно 35 лет назад — 23 апреля 1985 года. Генеральным секретарем ЦК буквально за месяц до этого стал Михаил Горбачев, и именно его сегодня нередко называют «отцом перестройки». В годовщину исторического пленума бывший советский лидер рассказал РИА Новости о значении выбранного тогда нового курса, о результатах этой политики и о причинах срыва перестройки.— Сегодня исполняется 35 лет со дня проведения апрельского пленума ЦК КПСС. Эту дату принято считать началом перестройки. Михаил Сергеевич, как вы сегодня оцениваете это событие?— Я специально накануне этой годовщины перечитал свой доклад на пленуме. Ведь нас все время обвиняют в том, что мы начали перестройку без плана, без программы. Да, у нас не было — да и не могло быть тогда — точного «расписания поездов», но, перечитав доклад, я еще раз убедился, что мы знали, в каком направлении идти.Мы обращались не только к партии, но и ко всему обществу. Честно признали: «В последние годы усилились неблагоприятные тенденции, возникло немало трудностей». Было сказано, что «жизнь диктует необходимость изменений».— Что из намеченного тогда удалось реализовать и что не удалось? Насколько актуально это сегодня?— С самого начала мы видели два важнейших рычага для ускорения социально-экономического развития страны: научно-технический прогресс и перестройка хозяйственного механизма. И в центр внимания поставили человека. Активизировать человеческий фактор, развивать демократию — люди услышали эти слова, я это увидел в своих поездках по стране. Люди пришли в движение, они перестали бояться, стали говорить о наболевшем, поддержали необходимость перемен.Конструктивной была и внешнеполитическая часть доклада. Мы выразили готовность к диалогу с Западом, с США, с Китаем. И в то же время сказали: «Мы не признаем права какого-либо государства или группы государств на верховенство или навязывание своей воли». Думаю, это актуально и сегодня, и вообще всегда актуально.Что удалось и что не удалось — это большая тема. Но если говорить кратко: удалось то, что за несколько лет изменилось качественное состояние общества, перемены и реформы позволили выйти на тот рубеж, когда возврат в прошлое стал невозможен. Но перестройка шла трудно, были у нас ошибки, это надо признать. Срыв перестройки в 1991 году был результатом действий путчистов ГКЧП и тех, кто воспользовался ситуацией после путча, чтобы развалить страну. Однако это ни в коем случае не перечеркивает значение перестройки.
https://ria.ru/20200423/1570333681.html
https://ria.ru/20200312/1568447955.html
ссср
россия
РИА Новости
internet-group@rian.ru
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
2020
РИА Новости
internet-group@rian.ru
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
Новости
ru-RU
https://ria.ru/docs/about/copyright.html
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
РИА Новости
internet-group@rian.ru
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
https://cdnn21.img.ria.ru/images/150747/70/1507477009_0:0:2732:2048_1920x0_80_0_0_f975c8c326a84cdd5da621c8b798dfbf.jpg
РИА Новости
internet-group@rian.ru
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
РИА Новости
internet-group@rian.ru
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
интервью — авторы, перестройка, ссср, михаил горбачев, россия
Интервью — Авторы, перестройка, СССР, Михаил Горбачев, Россия
Пленум Центрального комитета КПСС, который положил начало процессу перестройки в Советском Союзе, состоялся ровно 35 лет назад — 23 апреля 1985 года. Генеральным секретарем ЦК буквально за месяц до этого стал Михаил Горбачев, и именно его сегодня нередко называют «отцом перестройки». В годовщину исторического пленума бывший советский лидер рассказал РИА Новости о значении выбранного тогда нового курса, о результатах этой политики и о причинах срыва перестройки.
— Сегодня исполняется 35 лет со дня проведения апрельского пленума ЦК КПСС. Эту дату принято считать началом перестройки. Михаил Сергеевич, как вы сегодня оцениваете это событие?
— Я специально накануне этой годовщины перечитал свой доклад на пленуме. Ведь нас все время обвиняют в том, что мы начали перестройку без плана, без программы. Да, у нас не было — да и не могло быть тогда — точного «расписания поездов», но, перечитав доклад, я еще раз убедился, что мы знали, в каком направлении идти.
Мы обращались не только к партии, но и ко всему обществу. Честно признали: «В последние годы усилились неблагоприятные тенденции, возникло немало трудностей». Было сказано, что «жизнь диктует необходимость изменений».
Перестройка в СССР
— Что из намеченного тогда удалось реализовать и что не удалось? Насколько актуально это сегодня?
— С самого начала мы видели два важнейших рычага для ускорения социально-экономического развития страны: научно-технический прогресс и перестройка хозяйственного механизма. И в центр внимания поставили человека. Активизировать человеческий фактор, развивать демократию — люди услышали эти слова, я это увидел в своих поездках по стране. Люди пришли в движение, они перестали бояться, стали говорить о наболевшем, поддержали необходимость перемен.
Конструктивной была и внешнеполитическая часть доклада. Мы выразили готовность к диалогу с Западом, с США, с Китаем. И в то же время сказали: «Мы не признаем права какого-либо государства или группы государств на верховенство или навязывание своей воли». Думаю, это актуально и сегодня, и вообще всегда актуально.
«А народу-то нравится». Зачем Горбачев начал перестройку
Что удалось и что не удалось — это большая тема. Но если говорить кратко: удалось то, что за несколько лет изменилось качественное состояние общества, перемены и реформы позволили выйти на тот рубеж, когда возврат в прошлое стал невозможен. Но перестройка шла трудно, были у нас ошибки, это надо признать. Срыв перестройки в 1991 году был результатом действий путчистов ГКЧП и тех, кто воспользовался ситуацией после путча, чтобы развалить страну. Однако это ни в коем случае не перечеркивает значение перестройки.