Ошибки адмирала макарова

Гибель адмирала Степана Макарова в Порт-Артуре стала символом стратегически непоследовательной политики Российского государства на Дальнем Востоке и переломной точкой эпохи

«Неугомонный русский гений»

Так Александр Ливен, командир крейсера «Диана» в годы Русско-японской войны 1904—1905 годов, назвал Степана Макарова на страницах своей книги «Дух и дисциплина в нашем флоте».

Макаров был необычайно талантлив и к тому же, что не слишком частое явление в России, был еще и неутомимым, даже неугомонным тружеником. Он оставил после себя очень значительное военно-прикладное, океанографическое, техническое и прочее научное наследство.

Линейный корабль «Великий князь Константин». Источник: shipwiki.ru

Свою первую серьезную научную работу «Инструмент Адкинса для определения девиации на море» Степан Макаров опубликовал в восемнадцать лет. Причем не где-нибудь, а в «Морском сборнике» — авторитетнейшем научном журнале того времени.

В 1870 году в том же «Морском сборнике» Макаров предложил ввести в систему борьбы за живучесть корабля специальный пластырь, при помощи которого можно оперативно заделать пробоину в корпусе корабля. В принципиальных моментах эта технология, предложенная впервые Макаровым, сохраняется до сего дня.

В дальнейшем, уже в ходе своей систематической научной деятельности в Петербурге Макаров уделяет огромное внимание именно теории непотопляемости кораблей, фактически формирует в этом дискурсе новую научную дисциплину.

Огромный пласт научной и экспериментальной деятельности Степана Макарова на флоте — создание торпедного оружия и специальных кораблей-торпедоносцев (в то время их называли миноносцами, а торпеды — самоходными минами). В ходе Русско-турецкой войны 1877—1878 годов ему удалось реализовать свои идеи на корабле «Великий князь Константин», превращенном в первую на русском флоте матку торпедоносцев.

Теорию и практику боевого применения торпед Степан Макаров обобщил в блестящем, революционном для своего времени труде «Правила проведения ночных атак минных катеров».

Трехлетнее кругосветное плавание Макарова на корвете «Витязь» в период 1886—1889 годов было завершено капитальным трудом «»Витязь» и Тихий океан». Затем логично последовала эпопея по созданию первого специализированного русского ледокола «Ермак» и основательные океанографические работы на нем в Северном Ледовитом океане.

Любопытно, что главный труд Макарова по проблеме применения военно-морских сил в крупном конфликте — «Рассуждения по вопросам морской тактики» — был переведен на японский язык в Токио перед самой войной. Главный флотоводец микадо, адмирал Того самым внимательным образом ознакомился с книгой.

Обложка книги Степана Макарова «Ермак во льдах», 1901 год

Жил Макаров, как и подобает каждому неворующему гражданину в России, очень скромно. Сохранилось весьма примечательное в этом смысле его письмо жене, отправленное из Харбина 19 февраля 1904 года.

«Я телеграфировал Федору Карловичу [морской министр Авелан. — Н. Л.] о выдаче тебе 5400 руб., — писал адмирал в пути на свою последнюю войну. — Пожалуйста, еще раз прошу тебя поберечь деньги, я тебе ничего не смогу перевести впоследствии. В первые два месяца с меня будут вычитывать все увеличение жалованья, так как я оставил тебе доверенность на 1200 рублей. Месяц я не получу здесь береговых почти ни копейки. Только потом начнет кое-что оставаться, но надо приберечь».

«Меня не пошлют туда, пока не случится там несчастья»

Эти слова о себе и о Порт-Артуре адмирал Степан Макаров написал своему другу, барону Фердинанду Врангелю еще в 1903 году. Если бы в тот год Макарова отправили в Порт-Артур командовать Тихоокеанской эскадрой, у него было бы хотя и немного, но все же достаточно времени, чтобы осмотреться, войти в курс дела, не загонять собственное здоровье. Ведь в декабре 1903 года Макаров встретил свой 55-летний юбилей. Увы, даже этого малого времени на осмысление задач Тихоокеанской эскадры и методов их достижения российская бюрократическая машина Макарову не дала: «неугомонные гении» бывают потребны в России только во времена революций и тяжких войн с внешним врагом.

В отечественной историографии вице-адмирал Макаров традиционно считается выдающимся флотоводцем. Однако реальный послужной список адмирала свидетельствует о другом: Макаров никогда и ни одним из флотов России до 1904 года не командовал, опыта боевого флотоводца-практика у него не было. Адмирала, ввиду его репутации неугомонного реформатора и близкого простому матросу командира, попросту никогда не назначали на высокие командные посты.

Вид на Порт-Артур, 1904 год. Фото: РИА Новости

Макаров много, даже очень много ходил на кораблях, причем большей частью в качестве капитана. Среди армии «кабинетных адмиралов» России он выделялся как настоящий «морской волк». Но вот не флотом даже, а экспедиционным соединением кораблей — эскадрой — Степан Осипович командовал всего лишь один раз в жизни, и то очень короткое время: с ноября 1894 по май 1895, то есть всего полгода. Фактически это был один морской переход эскадры из Средиземного моря во Владивосток, и только этим переходом исчерпывался собственный опыт Макарова как флотоводца.

Представляется очевидным, что именно недостаток опыта реального флотовождения в изменившихся условиях начала ХХ века и стал главной причиной трагической гибели русского адмирала Макарова 31 марта (13 апреля) 1904 года.

Макаров в Порт-Артуре: первые инициативы

Макаров прибыл в Порт-Артур 7 марта 1904 года. Его харизматичный стиль руководства сразу же ощутили на себе все. Адъютант адмирала впоследствии напишет об этих днях: «Часто у нас не было времени даже для еды или сна; и все же это была превосходная жизнь. Что особенно характерно для Макарова, так это ненависть к рутине, ненависть к старой системе перекладывания ответственности на других, к попыткам избежать независимости в действиях».

Борьба Макарова за проявление личной инициативы офицеров и матросов была де-факто борьбой за изменение всего традиционного стиля взаимоотношений на русском флоте, построенных в основном на печальной максиме «я — начальник, ты — дурак». Макаров не мог реально изменить ситуацию за какой-то единственный месяц, который он командовал Тихоокеанской эскадрой. Однако существенных сдвигов в мобилизационных возможностях эскадры удалось добиться.

Первым мероприятием Макарова в Порт-Артуре стала организация надежной связи в крепости — без чего в принципе немыслима современная война: постоянная проводная связь соединила штаб со всеми главными орудиями фортов.

Для экипажей кораблей наступили тяжелые учебные будни: флот стал учиться наконец точно стрелять, быстро входить и выходить с внутреннего рейда базы на внешний рейд.

Вход в базу флота, с целью противодействия японским миноносцам, был максимально заужен: два старых судна, груженные валунами, были затоплены по обе стороны входа в порт, кроме того, были выставлены постоянные минные заграждения.

Гибель миноносца «Стерегущий», иллюстрация с афиши благотворительного концерта в Мариинском театре, 1904 год. Источник: sovposters.ru

В день приезда в Порт-Артур адмирал Макаров поднял свой вымпел на бронепалубном крейсере «Аскольд». В свете последующих событий видится, что это первое решение было правильным: «Аскольд» был новейшим кораблем (вступил в строй в 1902 году), скоростным, маневренным, очень хорошо вооруженным. Его осадка была почти на три метра меньше, нежели осадка броненосца «Петропавловск», на котором впоследствии погиб Макаров, в плане минозащиты это был более безопасный корабль. К сожалению, руководствуясь, наверное, устоявшейся традицией, адмирал Макаров вскоре перенес свой вымпел на бронированный гигант «Петропавловск».

Бросок на крейсере «Новик»

Стиль руководства адмирала Макарова лучше всего характеризуют цифры. Всего за один месяц его командования Тихоокеанская эскадра шесть раз выходила в Желтое море на проведение боевых операций против японского флота. А за все остальное время Русско-японской войны, то есть за два года — всего три раза: один раз еще до прибытия Макарова в Порт-Артур и два раза при его бездарном преемнике, контр-адмирале Вильгельме Витгефте.

Первое боестолкновение русских кораблей с японскими произошло 9 марта 1904 года: четыре русских миноносца приняли бой с четырьмя миноносцами микадо. Это сражение окончилось вничью. Однако уже следующее морское сражение завершилось не в пользу русских.

Евгений Столица. «Вице-адмирал С. О. Макаров и художник-баталист В. В. Верещагин в каюте броненосца «Петропавловск», 1904 год»

Ранним утром 10 марта 1904 года эскадренные миноносцы «Решительный» и «Стерегущий», возвращаясь в базу после ночного разведрейса, столкнулись с отрядом японских миноносцев «Акэбоно», «Садзанами», «Синономэ» и «Усугумо».

Русские корабли попытались прорваться в Порт-Артур, но удалось это только «Решительному». Эсминец «Стерегущий» был поражен японским снарядом, потерял скорость и был вынужден принять свой последний бой. Героически погибли на своих постах командир «Стерегущего», лейтенант А. С. Сергеев, принявший у него командование лейтенант Н. С. Головизнин, мичман К. В. Кудревич.

Подавив огневую мощь эсминца, японцы завели на корабль буксирный трос, однако в это время на горизонте показались дымы русских крейсеров: «Баян» и «Новик» шли на выручку «Стерегущего». Японцы сбросили трос и, не приняв боя, ушли. Около девяти часов утра израненный «Стерегущий» затонул. При отходе японцы подняли с воды четырех оставшихся в живых русских моряков. Все они выжили в японском плену, а по возвращении в Россию были награждены Георгиевскими крестами.

Внутренний рейд Порт-Артура, 1904 год. Источник: wwportal.com

В рейде по спасению «Стерегущего» на малом бронепалубном крейсере «Новик» участвовал сам Макаров. Можно отдать должное героизму адмирала, но вряд ли скоропалительный личный выход в море всего на двух кораблях соответствовал стратегическим интересам русской морской обороны в Порт-Артуре. В этом районе моря, помимо японских четырех миноносцев, уже находились два японских крейсера «Токива» и «Титосэ», а главное — на подходе были основные силы эскадры Того. Макаров явно шел на неоправданный риск, ставя под угрозу даже не столько свою жизнь, сколько стратегию победы над японским флотом.

К сожалению, неоправданный риск стал «фирменным знаком» Макарова в Порт-Артуре.

Адмирал Макаров, вероятно, не от хорошей организации работы своего штаба часто вынужден был совмещать работу проектировщика, казначея, младшего лейтенанта, адъютанта и радиотехника. Оставаясь при всем том еще и главным стратегом Тихоокеанской эскадры.

Подмена планомерной работы штабистов собственными импульсивностью и энергией, столь характерными для Макарова, находила, конечно, горячий отклик в сердцах моряков, вызывала неподдельное уважение к командующему. Однако физическая и моральная усталость адмирала, ставшая неизбежным следствием этой досадной подмены, и явилась, как представляется, основной предпосылкой к трагедии 31 марта 1904 года.

«Спящий огонь» взволнован

В среде японских моряков адмирал Того Хэйхатиро получил неформальное имя «Спящий огонь». Того, как никто иной, умел держать себя в руках, но все офицеры, близко знавшие его, были уверены в невероятной внутренней энергетике адмирала, в подспудном огне воинской страсти, кипящей в его груди.

Резкое усиление активности русской Тихоокеанской эскадры очень встревожило адмирала Того. Боевой потенциал японской армии на материке всецело зависел от флотских поставок живой силы, снаряжения и боеприпасов из Японии. Если бы русской эскадре удалось организовать планомерное рейдерство, а именно на это, вполне очевидно, был нацелен ее адмирал, — Япония проиграла бы войну, так и не начав ее в полную силу.

По мнению известного военного историка А. В. Шишова уже во второй половине марта 1904 года в штабе Того было принято решение сконцентрировать усилия на минной войне, ставя главной ее целью подрыв наиболее боеспособных кораблей русской эскадры.

Адмирал Того Хэйхатиро. Источник: sakhalin-znak.ru

Агентурная работа японской разведки, как об этом уже рассказывалось на РП, была организована на исключительно высоком уровне, в том числе и в Порт-Артуре. Как полагают специалисты, агентурные данные позволили японским специалистам очень точно определить место постановки минной банки. На это минное поле мог в принципе попасть любой русский корабль, однако первым на него вошел флагманский броненосец Макарова, который всегда возглавлял строй.

Узкий выход с внутреннего рейда Порт-Артура поставил перед Макаровым задачу добиться такого режима крейсирования под защитой береговых батарей, который бы обеспечил возможность вести стрельбу с кораблей при одновременном концентрировании сил эскадры. Так возникла знаменитая «макаровская восьмерка», которую выходящие с внутреннего рейда русские корабли описывали напротив строго локального участка побережья — от восточного румба Крестовой горы до южного румба горы Белого волка. «Восьмерка» была хороша тем, что при любых эволюциях каждый русский корабль мог стрелять одним полным бортом. Слабость же ее была в абсолютно шаблонном, повторяемом из раза в раз маршруте крейсерства. Стоило только перекрыть главные реперные точки этого маршрута минными банками, и подрыв наиболее глубоко сидящих русских кораблей становился неизбежен.

Против мин существовало, впрочем, эффективное «противоядие» — качественная, методичная работа тральщиков, благо ограниченный, фактически постоянный маршрут «восьмерки» резко сужал масштабы работы.

Предчувствие смерти

Накануне своей гибели адмирал Макаров направил своему сыну Вадиму единственное письмо из Порт-Артура. Это почти мистическое послание стоит того, чтобы задуматься не только над тем, какими особенными были взаимоотношения адмирала с сыном, но и над тайной Божьей воли.

«Дорогой мой сыночек! Это мое первое письмо, посланное именно тебе, а не в отрывках в письмах к маме, как бывало ранее. Ты уже подросток, почти юноша. Но я обращаюсь к тебе с другого конца России как уже к взрослому мужчине. Письмо посылаю своему старому другу в Кронштадт. Он найдет способ передать его тебе в руки. Тут идет жестокая война, очень опасная для Родины, хотя и за пределами ее границ. Русский флот, ты знаешь, творил и не такие чудеса, но я чувствую, о чем ты пока никому не скажешь, что нам, и мне в том числе, словно бы что-то мешает — не адмирал Того, нет, а как бы сбоку подталкивают, как бы подкрадываются сзади.

Кто? Не знаю! Душа моя в смятенье, чего я никогда не испытывал. Начинаю уже чего-то улавливать, но смутно пока. Вот Верещагин Василий Васильевич что-то пытается объяснить, но сбивчиво, как все художники и поэты… Вот такое у меня настроение, сынок. Но знаешь об этом пока ты один. Молчи, как положено мужчине, но запомни».

«Того стоял почти бездыханно»

Накануне 31 марта 1904 года Макаров спал плохо. Его адъютант свидетельствует, что несколько дней кряду адмирал практически не снимал вицмундира — видимо, мучила бессонница.

Другой очевидец так написал об этой ночи: «…В лучах прожектора Крестовой горы обрисовались силуэты нескольких судов, наши прожекторы до них «не хватали» около двух миль. Особенно мешала разобрать, в чем дело, сетка мелкого дождя, освещенная прожекторами. Казалось, что подозрительные силуэты не то стоят на месте, не то бродят взад и вперед по тому же месту».

Сегодня уже известно, что таинственные «силуэты» были японским минным крейсером «Корио-мару», осуществлявшим масштабную минную постановку во всех реперных точках «макаровской восьмерки». Всего было выставлено 48 мин глубинной детонации.

Гибель броненосца «Петропавловск». Источник: roshero.ru

Ночью Макарову доложили об обнаружении неизвестных судов на внешнем рейде. Почему для доклада о таком рядовом, по сути, событии нужно было поднимать с постели командующего, а не его дежурного заместителя, остается непонятным.

Макаров не дал разрешения открыть по «силуэтам» огонь береговых батарей: в море находился отряд эсминцев, отправленный для разведки японских сил у островов Эллиот. Адмирал опасался обстрелять своих моряков. Отчего до командиров эсминцев не был своевременно доведен код прожекторного сигнала «Я — свой», который они должны были в обязательном порядке отдать при подходе к внешнему рейду, также остается неясным.

Утром 3 марта (13 апреля) 1904 года стал осуществляться план адмирала Того по выманиванию русского флота с внутреннего рейда базы.

К Порт-Артуру подошли шесть крейсеров под командованием адмирала Дева. Они имитировали один отряд, ушедший далеко от основных сил. Того во главе эскадренных броненосцев находился в этот момент всего в 45 милях к югу. Другая группа кораблей адмирала Камимуры ждала русских у корейского побережья, на случай если они вздумали бы прорываться во Владивосток.

Когда Макарову доложили о подходе японских крейсеров, он якобы дал указание немедленно протралить противоминными тралами выход из внутреннего рейда и акваторию «восьмерки». Почему это абсолютно обязательное мероприятие не было проведено — опять-таки неясно. Возможно, снова сказался непрофессионализм русских штабистов, но не менее возможно, что приказ был самим же Макаровым отменен.

В невероятной спешке русские корабли стали выходить на внешний рейд. Броненосец «Петропавловск» вел за собой армаду из четырех линкоров, четырех крейсеров и девяти эсминцев.

Макаров в своей знаменитой старой — «счастливой» — куртке с меховым воротником был на мостике. Невдалеке от него стояли русский живописец Василий Верещагин, представитель дома Романовых в Порт-Артуре, великий князь Кирилл, капитан шхуны «Манжур» Краун.

В 09:15 адмирал Макаров увидел в подзорные трубы броненосцы Того. Японский командующий, в свою очередь, хорошо различал огромный русский флагман. Офицер штаба Куре Косигава, стоявший рядом с Того, отметил впоследствии в своих воспоминаниях, что главный адмирал микадо «был до такой степени неестественно недвижим, что казался бездыханным». Того мучительно, уподобляясь «спящему огню», ждал чего-то.

В 09:43 Того увидел на горизонте колоссальный взрыв, выбросивший на высоту в два раза превышающую высоту мачт, вулканический столб зеленовато-бурого дыма. Многие японские офицеры сняли фуражки. Того отдал команду приспустить флаги на всех кораблях, а всем офицерам надеть знаки траура. «Спящий огонь» отдавал почести своему погибшему противнику как подлинному самураю.

«Внезапно корма линейного корабля поднялась прямо в небо, — с содроганием свидетельствовал очевидец гибели «Петропавловска» лейтенант Семенов. — Это случилось так быстро, что не выглядело так, как тонущий корабль, но как если бы корабль неожиданно развалился на две части…».

Эскадренный броненосец «Петропавловск» утонул в течение всего двух минут. Причина этого в крайне опасном месте подрыва мины: как раз напротив артиллерийского погреба главного калибра — сдетонировал весь боезапас, за ним взорвались котлы.

Вместе с Макаровым погиб художник Верещагин, а также еще 635 офицеров и матросов. Великого князя Кирилла подобрали с воды, вместе с ним спасли еще 80 человек экипажа.

«Случилось нечто большее, чем просто гибель Макарова, — пишет современный исследователь Анатолий Уткин. — Судьба начала отворачиваться от страны, проделавшей такой долгий путь к Тихому океану. Туман обреченности с этого времени начинает обволакивать Россию на Дальнем Востоке. Прежняя эйфория молодого гиганта никогда уже более не возвратится».

Японский поэт Исикава Такубоку, потрясенный мистикой неожиданной гибели русского флагмана, написал в 1904 году проникновенные строки.
Друзья и недруги, отбросьте прочь мечи,
Не наносите яростных ударов!
Замрите со склоненной головой
При звуках имени его: Макаров.

Борис Юлин о деятельности адмирала Макарова, его ошибках, гибели и влиянии на ход русско-японской войны.

Текстовый вариант:

Здравствуйте! Сегодня я хотел бы поговорить снова о русско-японской войне, точнее, об одной из легенд, связанных с русско-японской войной. Дело в том, что очень часто при проигранных сражениях, при проигранных войнах создаются довольно своеобразные мифы, которые призваны показать, что война проиграна не по объективным причинам, а из-за какой-то субъективной мелочи, своеобразного фатального невезения, которое и привело к поражению в войне. То есть если бы не произошло того-то и того-то, ох, мы бы им показали! Или, допустим, если такой-то военачальник остался на своем посту, то мы бы выиграли этот период войны или вообще всю войну.

Подобные легенды существуют во всех странах, во всех армиях, а с русско-японской войной у нас больше всего связана такая легенда с именем адмирала Макарова. Что же, собственно говоря, происходило вскоре после начала войны, которая была для России совершенно неудачной? То есть потери русской эскадры, то есть крейсер «Варяг», погибший в Чемульпо вместе с канонерской лодкой «Кореец», повреждения броненосцев «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсера «Паллада» в Порт-Артуре, успешная высадка японских войск в Корее, – все это в какой-то мере деморализовало русский флот в начале русско-японской войны.

И вот на смену прежнему командующему – адмиралу Старку в Порт-Артур прибывает новый командующий Тихоокеанским флотом адмирал Макаров. До русско-японской войны Макаров был начальником Кронштадтского порта. Он отличился, будучи еще молодым офицером, в русско-турецкую войну, командуя пароходом «Великий князь Константин», который проводил операции с минными катерами, атакуя турецкие корабли прямо в их базах. Макаров занимался разработкой нового оружия, пытался продвигать в русском флоте идею малого безбронного судна вместо броненосцев, то есть небольшого крейсера с тяжелыми пушками. Он занимался активно разработками и продвижением минного оружия и вообще был весьма продвинутой, харизматичной личностью. Но мнение о том, что Макаров был великим флотоводцем, которое часто идет, оно не соответствует действительности. Макаров никогда, ни в одном сражении не командовал до русско-японской войны ни эскадрой, ни отрядом кораблей. Поэтому судить о том, каким он был флотоводцем, в принципе невозможно. То есть он ни разу не командовал эскадрой в бою.

И вот адмирал Макаров прибывает в Порт-Артур. Он получает под свое командование эскадру, в которой есть пять эскадренных броненосцев и броненосный крейсер, не считая бронепалубных крейсеров и эсминцев. Он получает очень большие полномочия, он развивает бурную деятельность, то есть совершает многочисленные учебные выходы, чтобы поднять выучку эскадры, внушает своим подчиненным наступательный образ мыслей. То есть чтобы настроить эскадру на наступательные действия, на инициативу. Собственно говоря, о деятельности Макарова хорошо написал лейтенант с броненосца «Севастополь» Черкасов. Он записал в своем дневнике: «Адмирал Макаров усиленно проявляет свою деятельность и готовит эскадру к бою. Его приказы прекрасно и хорошо написаны. Они вполне соответствуют данному положению. Если все командиры проникнутся его идеями и точно и толково будут выполнять намеченный им план, то мне кажется, что с наличным числом кораблей мы свободно побьем не только японский, но и соединенный англо-японский флот, если только англичане вздумают сюда впутаться».

Очень красивые слова, которые, в принципе, могут звучать так логично в устах лейтенанта, но которые не могут всерьез восприниматься при оценке всей ситуации во время войны. Дело в том, что любая деятельность имеет определенную цену. В результате активных учений со стороны адмирала Макарова действительно боеготовность кораблей росла, выучка экипажей росла, но во время одного из шести выходов с внутреннего рейда, которые при адмирале Макарове осуществлялись всей эскадрой, броненосец «Севастополь» был поврежден таранным ударом броненосца «Пересвет», то есть как раз-таки сказалась недостаточная подготовка. Броненосец «Севастополь» был поставлен в ремонт, то есть выведен из строя.

Активные выходы миноносцев привели к гибели эсминца «Страшный». Кроме того, был потерян эсминец «Сильный» во время отражения атак брандеров. То есть задачи корабли при охране порт-артурского рейда выполняли, при дальних выходах выполнения задачи нет, но в то же время есть потери. Затем, собственно говоря, непосредственно при гибели адмирала Макарова был потерян точно также ‒ во время выхода ‒- эсминец «Стерегущий». При этом японский флот продолжал действовать достаточно активно.

И, собственно говоря, сама гибель адмирала Макарова. Ее рассматривают как трагическую случайность, но это продолжение все той же самой активности и в то же время недостатка боевого опыта у самого адмирала Макарова. То есть японская эскадра подходит к Порт-Артуру. Это как раз один из обстрелов Порт-Артура перекидной стрельбой через Ляотишань. И адмирал Макаров выводит русскую эскадру в открытое море, ну, не в открытое море – на внешний рейд. Так как японские силы превосходят русские силы по численности, то адмирал Макаров начинает маневрировать, ходя фактически «восьмеркой», под прикрытием береговой батареи. Японцы не вступают в бой. Но когда японцы появляются в следующий раз под Порт-Артуром, и адмирал Макаров снова выводит корабли в море. Он снова начинает маневрировать под прикрытием береговой батареи.

Японцы – они тоже не слепые, они активно действуют. Они имеют преимущество на море, и, видя, что противник маневрирует в определенном районе под прикрытием береговых батарей, они это учитывают. И капитан второго ранга Ода, который командовал минно-заградительными силами в японском флоте, выставляет на конечной точке «восьмерки», по которой ходил Макаров, минную банку. И вот во время очередного выхода в виду японского флота флагманский броненосец «Петропавловск» подрывается на мине и гибнет. Именно во время этого подрыва гибнет и адмирал Макаров.

Многие воспринимают этот подрыв на мине и гибель Макарова как трагическую, невероятную случайность, которая как раз-таки и дала японцам господство на море и которая привела к поражению России в войне на море. Но Макаров повторял свои действия в виду противника. Это ошибка. Противник этой ошибкой воспользовался. Поэтому броненосец «Петропавловск» подорвался вполне естественно и логично. Потери русского флота в этот момент были практически неизбежны. Более того, при возвращении обратно в Порт-Артур подорвался еще один русский броненосец – «Победа», он был выведен из строя, хотя и не погиб.

И вот, допустим, адмирал Макаров остается в живых (в конце концов, часть личного состава с «Петропавловска» спасли). Что он может противопоставить японцам, которые вскоре начали высадку в Бицзыво, то есть недалеко от Порт-Артура? Он может противопоставить два броненосца, «Пересвет» и «Полтаву», которые слабее японцев и которых всего два, и броненосный крейсер «Баян». У японцев в это время в районе Порт-Артура, когда они проводили высадку, шесть броненосцев и четыре броненосных крейсера. То есть соотношение: более чем трехкратное превосходство японцев. Мог бы Макаров отразить высадку? Нет, не мог. Он, конечно, заявлял до своей гибели, что в случае высадки японцев русский флот вступит в сражение при любом соотношении сил. Но в этом случае эскадра бы окончательно погибла.

Факт остается какой? Что, при всей харизматичности, при важной деятельности, направленной на выучку личного состава и поднятию его морального духа, Макаров принял эскадру из пяти броненосцев, а после его гибели эскадра насчитывала два боеспособных броненосца, и отражать высадку японцев было просто нечем. Поэтому гипотетическое сохранение адмирала Макарова, если бы он не погиб, к чему бы привело? Неизвестно. Может быть, к тому, что первая тихоокеанская эскадра закончилась бы задолго до боя в Желтом море. Может быть, это принесло какие-то успехи. Но одна личность адмирала Макарова не могла серьезно повлиять на ход боевых действий, потому что Россия вступила в войну неподготовленной и с гораздо худшей мотивацией, чем Япония. Именно поэтому ожидать серьезного перелома из-за деятельности одного адмирала было достаточно тяжело. Хотя при этом все равно, конечно, нужно признать, что Макаров был гораздо энергичней, чем остальные адмиралы, и ему гораздо больше доверяли моряки, и он сумел даже внушить в определенный момент веру в победу. Как сами японцы говорили образно, Макаров на фоне своих коллег выглядел как благородный журавль среди домашних петухов.

Конечно, гибель Макарова – это большая трагедия. Кроме того, с ним погибли ведущие специалисты, такие как Мякишев – известный оптик, такие как Шульц, который являлся отличным минером, и погиб великий русский художник Верещагин. То есть это все – большая трагедия для России. Но рассуждать о том, что если бы Макаров остался жив, мы бы выиграли русско-японскую войну, достаточно бессмысленно.

Во вторник была годовщина гибели С.О. Макарова, В.В. Верещагина и сотен русских моряков. Все они стали жертвой дьявольского «Цакуга-плана» за авторством Симамуры Хаяо, Акиямы Санэюки и Того Хэйхатиро. Поражение 31 марта/13 апреля сыграло очень важную роль в дальнейших событиях русско-японской войны, аккуратно перечислить все негативные последствия этого поражения сложно. Это, естественным образом, порождает вопрос: а что, если нет? Который чаще всего формулируется уже: а что, если бы Макаров не погиб? Попробуем ответить.

Начнём с методики. Позаимствуем богатый фантастический инструментарий. В стандартных сценариях с путешествием во времени можно выделить два основных подхода. Первый назовём «эффект бабочки». У этого словосочетания, на самом деле, есть два смысла. Один — его, вероятно, можно назвать исходным — состоит в том, что небольшие изменения прошлого могут привести к радикальным изменениям в будущем. Не специалист в фантастике, но вроде бы это восходит к рассказу Брэдбери — а его название, в свою очередь, к китайской поговорке.

После выхода душераздирающего фильма этот смысл сменился иным. Теперь под «эффектом бабочки» можно понимать так же идею о том, что любое, сколь угодно благое изменение прошлого может привести к ухудшению будущего. Затейливым манифестом этой идеи стала одна из серий «Гриффинов», в которой предотвращение терактов 9/11 привело к гражданской войне в США с применением ядерного оружия.

Название упомянутой серии — Back to the Pilot — отсылает нас к другом эпическому произведению. Авторы «Назад в будущее» бросили вызов товарищам по жанру. Поставив под сомнение негативную догму. В рамках этой концепции прошлое можно и нужно менять так, чтобы настоящее и будущее изменились к лучшему.

Приведённые ниже рассуждения будут соответствовать этим двум концепциям.

Эффект бабочки

Начнём с мрачного. Положим, Макаров не погиб. Более того, положим, что уцелели и «Петропавловск», и «Победа». Никакой «Седьмой атаки» в её минном варианте не было. Ну, скажем, идея минной постановки на траектории макровской «восьмёрки» не пришла в дьявольские головы — или, например, Того счёл её слишком рискованной. Более того — оставим за скобками и третью атаку брандеров. Сделав важную оговорку: успешное отражение этой атаки как минимум отчасти было связано с мерами по охране входа, принятыми адмиралом Е.И. Алексеевым после гибели Макарова. Иными словами, «эффект бабочки» мог заключаться просто в том, что японцам удалось бы забаррикадировать вход в Порт-Артур. Но в этом варианте не так много драмы.

Двинемся дальше. Ближайшим по времени масштабным событием, потенциальной развилкой была высадка 2-й японской армии на Ляодун. Сроки этой операции были фактически продиктованы японским армейским командованием — она была увязана с выходом 1-й армии на Ялу. То есть она должна была состояться тогда, когда состоялась. Гибель Макарова и «Петропавловска» на сроки высадки не повлияли.

Самым важным оказывается вопрос о том, что сделал бы Макаров — будь он жив, при броненосцах, в Порт-Артуре. Ответ на этот вопрос, как ни странно для альтернативы, известен достаточно хорошо. Макаров планировал, в случае высадки на Ляодун, дать японскому флоту сражение. По этому поводу есть несколько свидетельств, самым важным из которых является секретное предписание Макарова командующему Владивостокским отрядом крейсеров контр-адмиралу К.П. Иессену от 4/17 марта 1904 г., начинающееся следующими словами:

Из прилагаемой к сему копии секретного протокола совещания, бывшего сего числа, вы увидите, что готовится большая высадка японских войск в Инкоу и что было бы весьма важно нашему флоту атаковать японский флот в то время, когда он будет конвоировать десантный флот или активно действовать на [Порт]-Артур во время перевозки десанта.

К сожалению, в опубликованном сбонике документов периода командования Макарова имеются лакуны. Отчасти связанные, видимо, с тем, что переписка погибла вместе с «Петропавловском» — хотя из приведённого выше текста следует, что тот же самый протокол мог сохраниться в РГА ВМФ. Но не суть. Намерение Макарова было, видимо, достаточно серьёзным, поскольку у нас есть мнение Алексеева, высказанное им в письме от 10/23 марта 1904 г.:

Милостивый Государь, Степан Осипович. Капитан 1 ранга Эбергардъ, согласно Вашего приказания, передал мне предположение Вашего Превосходительства, в случае высадки японских войск в Инкоу, выйти с эскадрой и вступить в бой с охраняющим их флотом, и желание Ваше — получить мое мнение по этому вопросу.

В виду этого, считаю долгом подтвердить свое мнение, высказанное уже и ранее в моем предписании вице-адмиралу Старку за № 143 от 7 Февраля сего года и в письме Вашему Превосходительству от 5 сего Марта за № 350, что выход флота, для противодействия неприятельским высадкам на побережье Ляотунга, признаю—как крайнюю меру, так как результат боя с значительно превосходящими силами неприятеля грозит большими и крайне чувствительными и тяжелыми для нас потерями. Избежать же таких серьезных последствий, могущих повлиять на ход всей кампании и расстроить планы посылки подкреплений эскадре из Балтийского моря,— возможно только временным усилением наших главных морских сил, присоединением к ним крейсерского отряда из Владивостока. Успешно же выполнить такое присоединение крейсеров можно лишь при условии выбора наиболее благоприятного момента для этого маневра, и, при этом, успех зависит в значительной доле от уверенности и решительности начальника отряда.

Таким образом, Алексеев вполне разумно предполагает, что генеральное сражение при сложившемся соотношении сил грозит неудачей. Тем не менее, он считает, что с присоединением к порт-артурской эскадре Владивостокского отряда эта ситуация изменится. Теперь самое время прочитать второй абзац предписания Макарова Иессену:

Для этой операции было бы весьма важно, чтобы крейсера вверенного вам отряда соединились с главными силами нашего флота, что удобнее всего сделать, когда японский флот с главными своими силами сосредоточится в Печилийском заливе. По всей вероятности, для прикрытия десанта в Инкоу японцы возьмут все суда, которые окажутся свободными, и в это время на нашем пути меньше, чем когда-либо, шансов встретить большое сопротивление, а против незначительных сил вы будете достаточно сильным.

Здесь стоит заметить, что, если высадка на Ляодун не была следствием успешной «Седьмой атаки», то изменение дислокации японских сил, с посылкой 2-го и 4-го боевых отрядов в Корейский пролив, очевидно, было. Как минимум, точно известно, что вторая бомбардировка Владивостока была непосредственно связана с этим успехом. Это позволяет нам сделать следующие основные допущения: в изменённом сценарии отряды Камимуры и Уриу остаются в Жёлтом море. Прорыв отряда Иессена в Порт-Артур, видимо, становится возможным.

Это позволяет оформить итоговый сценарий: генеральное «сражение у Талиенваня» примерно на шестой-седьмой день японской десантной операции. Сражение при очень невыгодном, на самом деле, соотношении сил. У Того было бы 6 броненосцев и 8 броненосных крейсеров против 5 и 4 у Макарова. Соотношение по артиллерии в бортовом залпе выглядело бы так:

305-мм: 12 против 24.

254-мм: 8 против 1.

203-мм: 8 против 30.

152-мм: 54 против 102.

Оставим за скобками бронепалубные крейсера — хотя Макаров и планировал использовать их как интегральную часть линии — равно как и вопрос о повреждении «Севастополя». Подобного рода детали лишают альтернативы поучительности, и при этом обсуждение их бессмысленно: очевидно, что «погрешность» в альтернативных сценариях слишком велика, чтобы вдаваться в отдельные детали.

Действительно заслуживающим внимания оказывается вопрос о потенциале минных атак. Собственно, план Макарова на 30-31 марта (12-13 апреля) позволяет нам предположить порядок его действий в альтернативном сражении. Он, видимо, выделил бы сильную группу миноносцев для атаки противника в районе высадки, а утром вышел бы к месту высадки с главными силами.

Реальный опыт использования Макаровым миноносцев — обернувшийся гибелью «Стерегущего» и «Страшного» — не даёт основания для оптимистичных оценок. Главные проблемы — отсутствие надёжной разведывательной информации, неопытность командиров миноносцев (в первую очередь «соколов») — остались бы и в альтеративном сценарии. При этом проблемы с разведкой были принципиальными: Макаров не считал возможным рисковать ценными крейсерами (в которых он видел корабли для сражения) в «море, занятым сильнейшим неприятелем». В таком случае наши миноносцы могли отправиться не к Эллиотам, а к Бидзыво — где, в случае большой удаче, пустили бы на дно какой-нибудь «Каймон». Успешная атака 1-2 японских броненосных кораблей была бы очень крупной удачей — но этого было бы недостаточно для изменения баланса главных сил.

Наконец, стоит заметить, что, хотя русская эскадра могла дать бой относительно недалеко от базы, уйти в гавань «в случае чего» было бы непросто. Если эскадра вышла в море с полной водой, то в следующие 8-10 часов возможности вернуться на внутренний рейд у крупных кораблей не было бы. Таким образом, если бы бой пошёл успешно для японцев, отход к Порт-Артуру стал бы спасением только в том случае, если бы Того снова не пожелал вступать в бой с нашими батареями (а он, как известно, этого правила придерживался не строго).

Итого. Если бы Макаров к моменту высадки на Ляодун был жив, и имел в своём распоряжении те же силы, что имел 31 марта/13 апреля, то одним из наиболее вероятных сценариев было генеральное сражение в начале мая (ст. стиля). При очень невыгодном для нас соотношении сил, то есть — грозящее решительным поражением. И это сражение прошло бы при участии Владивостокского отряда крейсеров, то есть японцы имели бы реальную возможность уничтожить все наши силы на Дальнем Востоке. Да, последствия «Седьмой атаки» для нас были очень тяжёлыми — но последствия такого поражения были бы тяжелее. Главное: японская армия, за устранением необходимости в скорейшем взятии Порт-Артура, могла бы устремится к Ляояну быстрее и в больших силах, и дать сражение до наступления периода дождей — и, вероятно, с желаемым «седанским» результатом. Нафантазировать другие ужасы — северо-восточная Корея, Владивосток, Сахалин — каждый может самостоятельно.

Назад в будущее

Оптимистичный сценарий связан не только с приключениями Марти Макфлая, но и с исходным смыслом «эффекта бабочки». Допустим, что, по сравнению с реальными событиями, случилось одно изменение. Не вполне «малое», но — много меньшее, по сравнению с теми, которые мы внесли выше. Допустим, что «Петропавловск» подорвался на мине, но не погиб. Вполне скромное и реальное предположение — взрыв погребов действительно был несчастливой случайностью.

Мы «отменяем «только одно, возможно, главное последствие катастрофы 31 марта: наш флот сохраняет надёжное управление. Подчеркну: речь не о сравнении личных качеств и талантов С.О. Макарова и В.К. Витгефта. Речь о сохранении уставной схемы командования главными силами флота. После гибели «Петропавловска» и до конца войны эти силы находились в руках неопытных командующих (Витгефта, Вирена, Рожественского) с относительно слабыми штабами. В нашем сценарии эта проблема решается.

Можно предположить, что временная потеря «Петропавловска» и «Победы» остудила бы Макарова. Вряд ли он рискнул бы боем, имея пару броненосцев на ходу (а, возможно, и один — «Севастополь» надо было чинить). Он почти наверняка, в отличие от Витгефта, послал бы миноносцы для атаки японского десанта — что, впрочем, едва ли было бы хорошо (см. выше). Будем считать, что он так же смог бы организовать минную постановку на пути блокадных сил японцев. Здесь тоже есть основания для сомнений. Японцы — Того — вообще говоря, ходили «одним и тем же курсом» в виду Артура с самого начала войны. Макаров мог сделать то, что сделал Витгефт, много раньше. Но, как утверждает Э.Н. Щенснович, не хотел ставить мины у Порт-Артура, чтобы не стеснять движения нашего флота. Допустим, Щенснович что-то напутал, или Макаров изменил мнение — и 2/15 мая случилось.

Понятно, что расписывать все возможные действия Макарова во время осады бессмысленно — и едва ли возможно. Ключевое сводится к простому. Наша эскадра сохранила более надёжное управление. При управлении менее надёжном, и при почти полном отсутствии планирования наша эскадра имела хорошие шансы на прорыв 28 июля/10 августа. Существенное улучшение с нашей стороны — без изменений со стороны японцев — позволяет предположить, что «при живом Макарове» прорыв во Владивосток значительных сил удался бы. Допустим, ему удался бы отвлекающий манёвр, или он решился бы начать прорыв ближе к ночи, или добился бы успеха более агрессивными действиями в бою — не суть. Полагаю, что прорыв при Макарове был возможен и даже вероятен. Это, в свою очередь, делало весьма вероятным итоговое сосредоточение во Владивостоке в 1905 г. превосходящих сил флота. С блестящими вытекающими.

* * *

Приведённое выше можно воспринимать как игру досужего ума (занятие более чем благородное). Впрочем, в этой лжи полно намёков. О них и поговорим в заключение.

Первый сценарий есть повод ещё раз порассуждать о фундаментальных причинах наших поражений. Точнее, о причине №1 — превосходстве японцев в силах на поле боя на протяжении всей войны. Как мы говорили ранее, гибель Макарова и была результатом события случайного  — взрыва погребов «Петропавловска». Однако, собственно японский план был следствием действий Макарова, а действия Макарова были следствием сочетания двух факторов — превосходства японцев и желания Макарова поддерживать активность главных сил. Последнее — субъективный фактор, первое — объективный. Сохранение этого сочетания, как я попытался показать, делало возможной гибель Макарова в ещё более тяжёлой ситуации — и лишь немного позднее.

Второй сценарий позволяет лишний раз указать на ещё одну важную проблему, возникшую перед нашим флотом по ходу войны: дезорганизацию управления. За разговорами о талантах (или неталантах) Витгефта и Рожественского теряется важное: ни тот, ни другой не должны были лично вести флот в бой. Были люди опытнее и сильнее, но Макаров погиб, Скрыдлов застрял во Владивостоке, а Чухнин воевал с «Очаковым». Измерение «качества высшего командного состава» нашего флота через оценку Вигефта и Рожественского есть ошибка. Им достались чужие роли, и это было следствием неудачного хода боевых действий.

Наконец, рассмотрение этой ситуации со стороны японцев — опять же, для первого сценария — позволяет проиллюстрировать интересную проблему «несмертельного удара». Стратегия «мёртвой синицы», избранная Того, пост-фактум выглядит безупречно: сведя к минимуму риск для своих главных сил, Того наносил нашему флоту один удар за другим, постепенно укрепляя собственное превосходство за счёт частных побед, и надёжно удерживая инициативу. Однако, эта же стратегия создавала риски для флота — можно было не успеть до прихода Рожественского — и проблемы для армии, которая вынуждена была не только выделить значительные силы против Порт-Артура, но и штурмовать крепость, с тяжёлыми потерями.

Удары Того фактически лишали его шанса на ранний успех в генеральном сражении: даже Старк был готов «сходить к Чемульпо», ну а Макаров был намерен дать генеральное сражение при высадке на Ляодуне. Эта же проблема последствий «несмертельного удара» встала в полный рост перед Ямамото в 1942 г. Она, впрочем, возникала и в иных интересных ситуациях — например, в случае с «Тирпицем» в 1943-1944 гг., и даже в случае с атакой на Таранто, следствием которой стала передислокация уцелевших итальянских линкоров и очень неудачная операция по переброске «харрикейнов» на Мальту. Всё это — лишний повод задуматься об ограничениях «ударного оружия» и последствиях нанесения противнику «непредсказуемого» ущерба.

Начало здесь.

Однако адмирал Макаров не пользовался бы и десятой частью того авторитета среди моряков, если бы он ограничился научными изысканиями и теоретическими наработками. Но Макаров был настоящим тружеником моря. Обстоятельства надолго лишили Макарова возможности выигрывать морские сражения (а какой офицер, с другой стороны, мечтал бы перманентно воевать?) — между Русско-Турецкой и Русско-Японской войнами Россия не воевала. Но адмирал Макаров, как никто, понимал, что победы в морских сражениях куются в мирное время. Чтобы выигрывать сражения — флот должен плавать. Мореходные и боевые качества кораблей должны проверяться в море. А успех в бою в первую очередь зависит от экипажей, от слаженности действий, от того, что называют «сплаванностью». Единственный же способ достичь сплаванности — это плавать.

Степан Осипович Макаров в мундире вице-адмирала.
Этот чин Степан Осипович получил в 1896 году.
В этом же чине он и погиб.

Плавал Макаров много. И с военными, и с научными целями. После Русско-Турецкой войны он некоторое время служил на пароходе, состоявшем в распоряжении русского посла, и часто ходил Черноморскими проливами — что дало ему возможность исследовать течения Босфора. Затем, уже в 1880-е годы, командуя бронированным корветом «Витязь», он совершил кругосветное плавание, в течение почти трёх лет плавал в водах Тихого океана. В ходе тихоокеанского путешествия Макаровым, как пишет адмирал Ю. Пантелеев, производились гидрологические исследования: замерялись температуры и плотность воды, изучались морские течения. И всё это сочеталось с выполнением чисто военных задач, ибо флот и в мирное время стоит на страже своей страны, флот и в мирное время — в повышенной боеготовности, чтобы в любую минуту обрушить мощь своей артиллерии на врага, рискнувшего атаковать морские рубежи России. Патрулирование, учебные стрельбы, манёвры, захождение в иностранные порты ради демонстрации военно-морской силы — вот повседневный быт флотского офицера. Примечательно, что за служебными делами и длительными путешествиями Макаров не забыл о личной жизни: в 1879 году, по окончании войны с турками, он женился. Его избранницей стала дочь морского офицера, кавалерственная дама Ордена Святой Екатерины Капитолина  Николаевна Якимовская. В этом браке родились две дочери — Ольга и Александра — и сын Вадим, впоследствии воевавший в рядах Белой Армии Колчака.

Капитолина Николаевна Макарова, супруга адмирала

В начале царствования императора Николая Второго, в 1894 году, осложнились отношения с Японией, активизировавшей свою захватническую политику на Дальнем Востоке. На смену традиционному японскому изоляционизму пришёл империализм. Чтобы обуздать аппетиты восточного соседа, а заодно — защитить русские поселения в крае, решено было отправить на Тихий океан эскадру во главе с контр-адмиралом Макаровым. Эскадра совершила длительное плавание из Средиземного моря и, прибыв в Нагасаки, поступила в распоряжение адмирала Тыртова.

Портрет С.О. Макарова в чине контр-адмирала.
По возвращении в Кронштадт он был произведён в следуюший чин.

В этих условиях Макарову оставалось только надеяться на себя — и делать то, что возможно. Он посетил каждый корабль, говорил с матросами, с офицерами, даже с портовыми рабочими — и во всех старался вселить уверенность в грядущей победе. Ему верили — авторитет Макарова на флоте был непререкаем. Одно его прибытие в Порт-Артур давало твёрдую надежду, что флот окрепнет и перейдёт к активным действиям. Макаров не обманул ожиданий. В первые же дни его командования флотом два миноносца были высланы на разведку. Увы, дело кончилось столкновением с превосходящими силами японцев, в ходе которого один из миноносцев — «Стерегущий» был потоплен. Примечательно, что Макаров, услышав про нападение на «Стерегущий», немедленно поспешил к нему на выручку с двумя крейсерами. Конечно, отбить «Стерегущий» он уже успеть не мог. Но сам факт, что командующий лично поспешил на помощь гибнущему миноносцу, произвёл на флоте неизгладимое впечатление.

Флагманский корабль адмирала Макарова в Порт-Артуре — броненосец «Петропавловск»

Гибель броненосца «Петропавловск»

Японская миниатюра, изобразившая гибель Макарова так, как представил себе художник.

А японские живописцы (к сожалению, имя автора данной работы мне неизвестно) написали картину, посвящённую последним минутам Макарова. Воображение художника воссоздало то, что скрыто от глаз строгого историка. На картине мы видим палубу «Петропавловска», почти полностью скрывшуюся под водой. Матросы — кто уже за бортом, беспомощно идёт ко дну, кто — ещё пытается спастись, выбраться на ту часть палубы, которая ещё держится над поверхностью океана, но гибель неизбежна. И над всем этим хаосом и ужасом неколебимо возвышается фигура Макарова. Адмирал собран и решителен. Он как будто ещё собирается продолжать командовать гибнущим кораблем, он как будто обдумывает, что можно сделать для спасения экипажа. Он сам уже по колено в воде, но в его лице нет ни тени страха и ни тени покорности неумолимому року.

Что ж — с точки зрения японской традиции Макаров удостоился высшей чести для воина. Он погиб на своём посту, исполняя свой долг, с оружием в руках, как подобает самураю. Доселе японцы уважали Макарова как грамотного специалиста, потом — как достойного противника. Но в миг его гибели они, сквозь тьму вражды, неожиданно увидели в нём родственную душу. И отдали прощальную честь русскому адмиралу.

Макаров отошёл на Суд Божий в расцвете сил. Ему не было и шестидесяти. Его мысль неустанно работала. Практически до самой кончины в водах Тихого океана Макаров продолжал свои научные исследования, инженерные и военно-теоретические разработки. Он мечтал о покорении Северного Морского пути. Нет никаких сомнений: переживи он Русско-Японскую войну, его работа продолжилась бы, с ещё большей пользы для русского флота и с ещё большей славой для русской географической науки. Да, есть у войны и такая неприятная сторона. Люди талантливые погибают на ней в расцвете творческих сил, не завершив своей работы. Более того: неумолимая логика вооружённого противостояния заставляет именно их, талантливых, уничтожать в первую очередь, ибо гениальный враг гораздо опаснее, чем просто враг. Японцев сложно винить в гибели Макарова. Да, безусловно, они виноваты в том, что развязали эту кровавую войну, в том, что безо всякого повода со стороны России вероломно напали на неё. Но после того, как война была объявлена, японским офицерам оставалось лишь выполнять свой долг перед родиной и императором. Ещё гаже и ещё глупее выглядят попытки некоторых коммунистических авторов переложить ответственность за гибель Макарова на «бездарное» царское правительство, якобы, затеявшее бесполезную авантюру на Дальнем Востоке. Но дальневосточная политика не была авантюрой — она диктовалась требованиями экономического развития России и открывала ей доступ не только к рынкам сбыта, но и к источникам сырья, которого так не хватало нашей промышленности. Винить царское правительство в гибели Макарова — то же самое, что винить в гибели «Молодой Гвардии» правительство советское. Макаров пал жертвой неумолимой логики войны. Пал, не завершив своих научных исследований. Это и вызывает безысходную боль. И это же заставляет задуматься всякий раз, прежде чем принять решение о начале новой войны — ведь в её пламени обречены сгореть новые Макаровы.

Вечная память и Царствие Небесное рабу Божию Стефану!