Наши ошибки как грязь на ботинках

Хочешь про жизнь? Так давай с середины. С этой минуты начнется тропа.
Только не нужно о старых ошибках. Выбрось лопату, довольно копать!
Что ты там ищешь в просроченных мыслях, словно бродяга, не евший с утра?
Жизнь никогда не шагает обратно. Ей наплевать, что случилось вчера.

Наши ошибки, как грязь на ботинках, были и будут, пока мы в пути.
Страшно не это, а годы на месте. Страшно вообще никуда не идти.
Страшно, когда мы хороним надежды, вместо созвездий целуем стекло.
Страшно цепляться за чистый ботинок, если взамен предлагают крыло.

Хочешь про жизнь? Оглянись и послушай. Жизнь – она всюду и прямо сейчас.
Самое ценное стоит немного — прятать не нужно себе под матрас.
Солнце, влюбленность, мечты не своруют, как и тепло, что ты носишь в груди,
Главное, пробуй, рискуй и не бойся. Главное, сам у себя не кради.

(c) Deacon

В городе, имя чье даже не вспомнится,
В час, когда солнцем все окна распахнуты,
В парке, цветущем сиренью и свежестью,
Двое устроили партию в шахматы.
Старец, похожий насквозь на волшебника,
Белобородый, седой и пронзительный,
Должен был первым начать эту партию,
Но, улыбнувшись, шепнул снисходительно:
— В этот раз первой пусть двинется черная.
Ты ведь так любишь играть не по правилам.
Я уступаю!
Противник прищурился:
— Дань уважения бывшему ангелу?
«Ангел», мужчина, красивый до вымысла,
Острый, холодный и полный величия,
Глянув на доску, внезапно оскалился:
— Что ж… Если так, то начну с Безразличия.

* * * *

Черная пешка сама передвинулась,
Точно невидимой лентой ведомая.
И на шоссе, в километре от города
Вдруг оказалась собака бездомная.
Скрипнули шины, и выбор водителя
Стал таковым: либо зверя бродячего,
Либо машину, совсем еще новую,
Только с салона, с печатью «оплачено».
Выбор был сделан. Машины по-прежнему
Мчались вперед, на подбор близорукие.
А на обочине зверь окровавленный
Тихо скулил, свою лапу баюкая.

* * * *

Старец молчал, сохраняя спокойствие,
Но и вокруг всё притихло задумчиво.
Пение птиц испарилось над городом,
Листья застыли в гнетущем беззвучии.
«Ангел» с насмешкой следил за противником:
— Знаешь, мне даже не нужно подначивать…
Ты ведь их слышишь до боли отчетливо.
Вот, например: «ну, она же бродячая!»
Или вот это: «возиться нет времени!»
«Я тут причем? А потом мне оплачивать?»
«Жалко обивку, пусть кто-нибудь следующий!»
«День у собачки не слишком удачливый…»
Знаешь, отец, эти мысли правдивее,
Нежели в храме, пропитанном ладаном.
Люди во всем обвиняют Лукавого,
А на шоссе где искать виноватого?

* * * *

Белая пешка по-прежнему медлила,
Точно считала секунды молчания.
Старец вздохнул и с улыбкой усталою
Тихо ответил: Мой ход – сострадание!
А на шоссе, в километре от города,
Старенький Опель свернул на обочину,
И паренек, испещренный веснушками,
В страхе подумал: «Влетит же от отчима!
Вместо того, чтобы ехать по вызову,
Я тут с собакой нашел приключения.
Вот же бедняга!»
— Дотерпишь до клиники?
Там подлатают. Дождись уж лечения.

* * * *

Старец с улыбкой смотрел на противника,
Теплой, как солнце, и все еще любящей:
— Сын мой, пока на земле есть сочувствие,
Ты так и будешь проигрывать в будущем.
«Ангел» в ответ прикурил и, нахмурившись,
Вдруг произнес с нескрываемой горечью:
— Знаешь, твой ход все длиннее по времени,
Мне же не нужно с утра и до полночи.
Люди лишь в церкви до неба невинные,
Светлость их мыслей? Там даже не поровну.
Старец кивнул:
— Только люди меняются!
— Верно, отец. Но не в лучшую сторону.

(c) Deacon

Раз не хочешь о нас, значит, нужно о ком-то,
кто ни разу на нас не похож.
Например, о таких, кто зовёт себя богом,
но не ценит себя ни на грош.
Они верят, что им подчиняется время,
раз оно на ремне под стеклом,
И они его тратят, так глупо и быстро,
что не помнят, куда всё ушло.

Миллионы чудес они свозят на свалку,
миллиарды для них не видны.
Те же птицы поют как-то слишком… бесплатно,
и, по сути, вообще не нужны.
Полевые цветы – не чета орхидеям,
в местном солнце нет лоска и чар.
Почему-то всё то, что являлось бесценным,
превратилось в обычный товар.

Они носят в сердцах бесконечные зимы,
потому что так проще прожить.
Онеметь ли, оглохнуть, а, может, исчезнуть
или где-то забыться во лжи,
Не смотреть, что вокруг, а идти по отметке,
потому что так кто-то сказал.
Если даже в душе заколочены ставни,
то логично, что слепы глаза.

Они строят соборы, чтоб кланяться свету,
но при этом не могут без тьмы.
У них наши сердца,
наши руки и лица.
Но, конечно же,
Это не мы.

(c) Deacon

Эдуард Асадов «Стихи о рыжей дворняге»

Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
— Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела…

т.руп волны снесли под коряги…
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце — чистейшей породы!

Эдуард Асадов «Той, которая любит верно»

Я, наверное, так любил,
Что скажите мне в эту пору,
Чтоб я гору плечом свалил,-
Я пошел бы, чтоб сдвинуть гору!

Я, наверное, так мечтал,
Что любой бы фантаст на свете,
Мучась завистью, прошептал:
— Не губи! У меня же дети…

И в тоске я сгорал такой,
Так в разлуке стремился к милой,
Что тоски бы моей с лихвой
На сто долгих разлук хватило.

И когда через даль дорог
Эта нежность меня сжигала,
Я спокойно сидеть не мог!
Даже писем мне было мало!

У полярников, на зимовке,
Раз, в груди ощутив накал,
Я стихи о ней написал.
Молодой, я и сам не знал,
Ловко вышло или не ловко?

Только дело не в том, наверно,
Я светился, как вешний стяг,
А стихи озаглавил так:
«Той, которая любит верно!»

Почему на земле бывает
Столько горького? Почему?
Вот живет человек, мечтает,
Вроде б радости достигает…
Вдруг — удар! И конец всему!

Почему, когда все поет,
Когда вот он я — возвратился!
Черный слух, будто черный кот
Прыгнув, в сердце мое вцепился!

Та же тропка сквозь сад вела,
По которой ко мне она бегала.
Было все: и она была,
И сирень, как всегда цвела,
Только верности больше не было.

Каждый май прилетают скворцы.
Те, кто мучился, верно знают,
Что, хотя остаются рубцы,
Раны все-таки зарастают…

И остался от тех годов
Только отзвук беды безмерной,
Да горячие строки стихов:
«Той, которая любит верно!»

Я хотел их спалить в огне:
Верность женская — глупый бред!
Только вдруг показалось мне
Будто кто-то мне крикнул:- Нет!

Не спеши! И взгляни пошире:
Пусть кому-то плевать на честь,
Только женская верность в мире
Все равно и была и есть!

И увидел я сотни глаз,
Заблестевших из дальней тьмы:
— Погоди! Ты забыл про нас!
А ведь есть на земле и мы!

Ах, какие у них глаза!
Скорбно-вдовьи и озорные,
Женски гордые, но такие,
Где все правда: и смех и слеза.

И девичьи — всегда лучистые
То от счастья, то от тоски,
Очень светлые, очень чистые,
Словно горные родники.

И поверил я, и поверил!
— Подождите!- я говорю.-
Вам, кто любит, и всем, кто верен,
Я вот эти стихи дарю!

Пусть ты песня в чужой судьбе,
И не встречу тебя, наверно.
Все равно. Эти строки тебе:
«Той, которая любит верно!»

Эдуард Асадов «Трусиха»

Шар луны под звездным абажуром
Озарял уснувший городок.
Шли, смеясь, по набережной хмурой
Парень со спортивною фигурой
И девчонка — хрупкий стебелёк.

Видно, распалясь от разговора,
Парень, между прочим, рассказал,
Как однажды в бурю ради спора
Он морской залив переплывал,

Как боролся с дьявольским теченьем,
Как швыряла молнии гроза.
И она смотрела с восхищеньем
В смелые, горячие глаза…

А потом, вздохнув, сказала тихо:
— Я бы там от страха умерла.
Знаешь, я ужасная трусиха,
Ни за что б в грозу не поплыла!

Парень улыбнулся снисходительно,
Притянул девчонку не спеша
И сказал:- Ты просто восхитительна,
Ах ты, воробьиная душа!

Подбородок пальцем ей приподнял
И поцеловал. Качался мост,
Ветер пел… И для нее сегодня
Мир был сплошь из музыки и звёзд!

Так в ночи по набережной хмурой
Шли вдвоем сквозь спящий городок
Парень со спортивною фигурой
И девчонка — хрупкий стебелек.

А когда, пройдя полоску света,
В тень акаций дремлющих вошли,
Два плечистых темных силуэта
Выросли вдруг как из-под земли.

Первый хрипло буркнул:- Стоп, цыпленки!
Путь закрыт, и никаких гвоздей!
Кольца, серьги, часики, деньжонки —
Все, что есть,- на бочку, и живей!

А второй, пуская дым в усы,
Наблюдал, как, от волненья бурый,
Парень со спортивною фигурой
Стал спеша отстегивать часы.

И, довольный, видимо, успехом,
Рыжеусый хмыкнул:- Эй, коза!
Что надулась?! — И берет со смехом
Натянул девчонке на глаза.

Дальше было всё как взрыв гранаты:
Девушка беретик сорвала
И словами:- Мр.азь! Фашист проклятый!-
Как огнём детину обожгла.

— Комсомол пугаешь? Врешь, подонок!
Ты же враг! Ты жизнь людскую пьёшь!-
Голос рвется, яростен и звонок:
— Нож в кармане? Мне плевать на нож!

За убийство — стенка ожидает.
Ну, а коль от раны упаду,
То запомни: выживу, узнаю!
Где б ты ни был, все равно найду!

И глаза в глаза взглянула твердо.
Тот смешался:- Ладно… тише, гром…-
А второй промямлил:- Ну их к чёрту! —
И фигуры скрылись за углом.

Лунный диск, на млечную дорогу
Выбравшись, шагал наискосок
И смотрел задумчиво и строго
Сверху вниз на спящий городок,

Где без слов по набережной хмурой
Шли, чуть слышно гравием шурша,
Парень со спортивною фигурой
И девчонка — слабая натура,
«Трус» и «воробьиная душа».

Автор доподлинно неизвестен, но во многих источниках указано, что это тоже Асадов.

Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей.

Как много тех, с кем можно просто жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить…
С кем можно ездить отдыхать на море,
И, как положено – и в радости, и в горе
Быть рядом… Но при этом не любить…

Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать.

Как мало тех, с кем можно помолчать,
Кто понимает с полуслова, с полувзгляда,
Кому не жалко год за годом отдавать,
И за кого ты сможешь, как награду,
Любую боль, любую казнь принять…

Вот так и вьётся эта канитель —
Легко встречаются, без боли расстаются…
Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.
Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться.

Как много тех, с кем можно лечь в постель…
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И жизнь плетёт нас, словно канитель…
Сдвигая, будто при гадании на блюдце.

Мы мечемся: – работа… быт… дела…
Кто хочет слышать- всё же должен слушать…
А на бегу- заметишь лишь тела…
Остановитесь… чтоб увидеть душу.

Мы выбираем сердцем – по уму…
Порой боимся на улыбку- улыбнуться,
Но душу открываем лишь тому,
С которым и захочется проснуться..

Как много тех, с кем можно говорить.
Как мало тех, с кем трепетно молчание.
Когда надежды тоненькая нить
Меж нами, как простое понимание.

Как много тех, с кем можно горевать,
Вопросами подогревать сомнения.
Как мало тех, с кем можно узнавать
Себя, как нашей жизни отражение.

Как много тех, с кем лучше бы молчать,
Кому не проболтаться бы в печали.
Как мало тех, кому мы доверять
Могли бы то, что от себя скрывали.

С кем силы мы душевные найдем,
Кому душой и сердцем слепо верим.
Кого мы непременно позовем,
Когда беда откроет наши двери.

Как мало их, с кем можно – не мудря.
С кем мы печаль и радость пригубили.
Возможно, только им благодаря
Мы этот мир изменчивый любили

Наверное, самое известное стихотворение Константина Симонова.

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

я закрою глаза, сосчитаю до ста.

ветер в форточку,
прятки,
лето.

я тебя отыскал, из кладовки достав.
я в те годы всегда знал, где ты.

разольёшься улыбкой острее копья.
«ну, теперь мне водить, похоже!»
сосчитавши до ста
точно так же, как я,
ты найдёшь меня быстро.

тоже.

а сейчас водит кто? что моё, что твоё
настоящее на пепелище.

мы теперь, mon ami, в той в кладовке вдвоём,

и никто нас уже не ищет.

(c) оченьхорошо
Руслан Ермолаев

посмотрю на часы, а после на календарь.

ничего не хочу, ничего не прошу. как встарь
я ступаю за новой надеждой на
те же грабли.
ничего не хочу, ничего не прошу.

ни капли.

но сломал бы все пальцы и выдрал себе хребет,
лишь бы только машина быстрее везла к тебе,
чтоб телами сплетёнными рухнули на матрас.

ничего не хочу, ничего не прошу.
лишь нас.

(с) оченьхорошо

Автор доподлинно неизвестен, но во многих источниках указано, что это тоже Асадов.

Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей.

Как много тех, с кем можно просто жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить…
С кем можно ездить отдыхать на море,
И, как положено – и в радости, и в горе
Быть рядом… Но при этом не любить…

Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать.

Как мало тех, с кем можно помолчать,
Кто понимает с полуслова, с полувзгляда,
Кому не жалко год за годом отдавать,
И за кого ты сможешь, как награду,
Любую боль, любую казнь принять…

Вот так и вьётся эта канитель —
Легко встречаются, без боли расстаются…
Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.
Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться.

Как много тех, с кем можно лечь в постель…
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И жизнь плетёт нас, словно канитель…
Сдвигая, будто при гадании на блюдце.

Мы мечемся: – работа… быт… дела…
Кто хочет слышать- всё же должен слушать…
А на бегу- заметишь лишь тела…
Остановитесь… чтоб увидеть душу.

Мы выбираем сердцем – по уму…
Порой боимся на улыбку- улыбнуться,
Но душу открываем лишь тому,
С которым и захочется проснуться..

Как много тех, с кем можно говорить.
Как мало тех, с кем трепетно молчание.
Когда надежды тоненькая нить
Меж нами, как простое понимание.

Как много тех, с кем можно горевать,
Вопросами подогревать сомнения.
Как мало тех, с кем можно узнавать
Себя, как нашей жизни отражение.

Как много тех, с кем лучше бы молчать,
Кому не проболтаться бы в печали.
Как мало тех, кому мы доверять
Могли бы то, что от себя скрывали.

С кем силы мы душевные найдем,
Кому душой и сердцем слепо верим.
Кого мы непременно позовем,
Когда беда откроет наши двери.

Как мало их, с кем можно – не мудря.
С кем мы печаль и радость пригубили.
Возможно, только им благодаря
Мы этот мир изменчивый любили

Прекрасные строки… Антуанетта спасибо!) Очень люблю Асадова

двор,
без пятнадцати громкий выстрел
с трагичной участью.
лаем тревожил полночи с мыслью:
«я так соскучился».

просто собака без злобы, силы
и с мордой па́яца.
мимо меня в дом других водила:
«он не кусается».

пёс ни о чём, без породы всякой
и даже имени.
но я у ног умолял: «хозяйка,
не усыпи меня».

ты меня била тогда, а я же,
любя, поскуливал.
знаю: в шкафу карабин заряжен
не солью — пулями.

нос от ударов ногами порван,
у пасти вмятина.
ночью я слышал щелчок затвора —
ты шла стрелять меня.

тихо поскрипывал пол дощатый
с кровавой метиной.

я попросил у тебя пощады —
ружьё ответило.

(с) оченьхорошо

Прекрасные строки… Антуанетта спасибо!) Очень люблю Асадова

Хочешь, привезу книгу?

Ничего себе! Буду очень благодарна)) Печатные — это же особый антураж)))

Трогательное стихотворение великого режиссёра Эльдара Рязанова, написанное им супруге перед смертью:

Жизнь скоро кончится… Меня не станет…
И я в природе вечной растворюсь.
Пока живут в тебе печаль и память,
Я снова пред тобою появлюсь.

Воскресну для тебя, и не однажды:
Водою, утоляющею жажду,
Прохладным ветром в невозможный зной,
Огнем камина ледяной зимой.

Возникну пред тобой неоднократно, —
Закатным, легким, гаснущим лучом
Иль стаей туч, бегущих в беспорядке,
Лесным ручьем, журчащим ни о чем.

Поклонится с намеком и приветом
Кровавая рябиновая гроздь,
Луна с тобою поиграет светом
Иль простучит по кровле теплый дождь.

Ночами бесконечными напомнит листва,
Что смотрит в окна наших комнат…
Повалит наш любимый крупный снег —
Ты мимолетно вспомнишь обо мне.

Потом я стану появляться реже,
Скромнее надо быть, коль стал ничем.
Но вдруг любовь перед тобой забрезжит…
И тут уж я исчезну насовсем.

Ничего себе! Буду очень благодарна)) Печатные — это же особый антураж)))

Тоже люблю только печатные читать, это запах, шуршание, загнуть страничку, закладку положить, цитату обвести, обмениваться с людьми

Сергей Есенин «Песнь о собаке»

Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила с.ука,
Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать…
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег.

Сергей Есенин «Корова»

Дряхлая, выпали зубы,
Свиток годов на рогах.
Бил ее выгонщик грубый
На перегонных полях.

Сердце неласково к шуму,
Мыши скребут в уголке.
Думает грустную думу
О белоногом телке.

Не дали матери сына,
Первая радость не прок.
И на колу под осиной
Шкуру трепал ветерок.

Скоро на гречневом свее,
С той же сыновней судьбой,
Свяжут ей петлю на шее
И поведут на убой.

Жалобно, грустно и тоще
В землю вопьются рога…
Снится ей белая роща
И травяные луга.

Сергей Есенин «Собаке Качалова (» Дай, Джим, на счастье лапу мне»)

Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.
И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.

Прекрасная советская поэтесса Белла Ахмадулина

«Дождь в лицо и ключицы»

Дождь в лицо и ключицы,
и над мачтами гром.
Ты со мной приключился,
словно шторм с кораблем.

То ли будет, другое…
Я и знать не хочу —
разобьюсь ли о горе,
или в счастье влечу.

Мне и страшно, и весело,
как тому кораблю…

Не жалею, что встретила.
Не боюсь, что люблю.