Я долго домогался Полли Эспай. Позвольте уточнить, что моё желание этой молодой женщины по природе не было эмоциональным. Конечно, она была девушкой, способной возбудить чувства, но я не таков был, чтобы позволить своему сердцу управлять моей головой. Полли была нужна мне по дальновидно рассчитанной, целиком умозрительной причине.
Я был первокурсником юридического факультета. Через несколько лет я должен был стать практикующим юристом и был хорошо осведомлён о важности правильного выбора жены для будущей карьеры юриста. Успешные юристы, как я заметил, были почти без исключения женаты на красивых, грациозных, умных женщинах. Полли, за одним исключением, прекрасно соответствовала этим характеристикам.
Она была красива. Она ещё не достигла своих очаровательных пропорций, но я был уверен, что время пополнит их недостаток. Задатки этого уже имелись.
Она была грациозна. Грациозной я называю существо, полное изящества. У неё была прямая осанка, лёгкость походки, самообладание, что ясно указывало на породистость. Её поведение за столом было безупречно.
А вот умной она не была. Скорее, она была противоположной направленности. Но я верил, что под моим руководством она поумнеет. В любом случае, стоило попытаться.
В конце концов, легче красивую глупую девицу сделать умной, чем уродливую умную -красивой.
Моё первое свидание с Полли было по своей природе наблюдением; я хотел выяснить, как много работы мне предстоит, чтобы подтянуть её к требуемым мной стандартам. Прежде всего, я пригласил её на обед.
«Классно, замечательный обед», — сказала она, когда мы вышли из ресторана. Затем я пригласил её в кино. «Клёво, чудо, а не кино», — сказала она, когда мы вышли из кинотеатра. А затем я пригласил её домой. «Улёт! Я провела сенсационнейшее время», — сказала она, когда желала мне доброй ночи.
Я вернулся в свою комнату с тяжестью на сердце. Я глубоко недооценил сложность своей задачи. Недостаток знаний у этой девушки был ужасающим. Прежде всего её надо было научить думать. Это выливалось в проект немалых размеров, и сначала я попытался вернуть её Пете [Петя Белов — парень, который искал расположения Полли]. Но потом я поразмыслил о её явном физическом шарме и о том, как она входит в комнату, как управляется с ножом и вилкой, и решил предпринять усилие.
Я подошёл к этому, как мне это свойственно во всём, системно. Я преподнёс ей курс логики. Так случилось, что я как студент юридического факультета сам в это время проходил курс логики, поэтому мог касаться фактов «кончиками пальцев». «Полли,- сказал я ей, когда встретил её на нашем следующем свидании,- сегодня мы пойдём в бар и поговорим».
«О-о, клёво», — ответила она. Одно скажу я об этой девушке: едва ли вы найдёте другую столь покладистую.
Мы пришли в бар, университетское место свиданий, и сели под старым дубом; она выжидающе посмотрела на меня и спросила: «Так о чём мы будем говорить?».
«О логике».
Она подумала с минуту и решила, что это её устраивает. «Шик», — сказала она.
«Логика, — прокашлявшись заявил я, — это наука о мышлении. Перед тем как суметь правильно мыслить, мы должны сначала научиться узнавать частые логические ошибки. Эти ошибки мы и рассмотрим сегодня».
«Вау-вау», — вскрикнула она, радостно хлопнув в ладоши.
Я вздрогнул, но храбро продолжил. «Прежде всего давай рассмотрим логическую ошибку, называемую Dicto Simpliciter».
«Тип-топ!», — подстегнула она, усиленно хлопая ресницами.
«Dicto Simpliciter означает аргумент, основанный на ничем не ограниченном обобщении. Например: физические упражнения полезны. Следовательно, все должны заниматься зарядкой».
«Я согласна,- сказала Полли серьёзно. Я считаю зарядку замечательной. Я думаю, она формирует тело и всё прочее».
«Полли», — мягко возразил я, — аргумент является ошибкой. Физические упражнения полезны — это неограниченное обобщение. Например, если у вас больное сердце, физические упражнения могут оказаться вредными, а не полезными. Многим людям доктора предписывают не делать физических упражнений. Вы должны уточнить обобщение. Следует сказать, что обычно физические упражнения полезны, или что физические упражнения полезны для большинства людей. Иначе совершается ложный вывод Dicto Simpliciter. Понятно?»
«Нет, — призналась она, — но это кайфово. Продолжай! Продолжай!»
«Будет лучше, если ты перестанешь тянуть меня за рукав», — заявил я ей, и когда она успокоилась, продолжил: «Следующий ложный вывод, который мы рассмотрим, называется Поспешное обобщение (Hasty Generalisation). Слушай внимательно: ты не умеешь говорить по-французски; я не умею говорить по-французски; Петя Белов не умеет говорить по-французски. Следовательно, можно сделать вывод, что никто в университете Миннесоты не умеет говорить по-французски».
«Правда?, — удивилась Полли. — Никто?»
Я подавил своё отчаяние. «Полли, это ложный вывод, логическая ошибка. Обобщение делается слишком поспешно. Слишком мало примеров для подтверждения такого вывода».
«Называй ещё логические ошибки! — с волнением попросила Полли. Это даже интереснее, чем дискотека».
Я поборол вновь нахлынувшее отчаяние. Я ничего не добился с этой девицей, абсолютно ничего. Видимо, я не умею быть настойчивым. И я продолжил: «Следующим будет Post Hoc sed Propter Hoc (После этого, но не вследствие этого) (лат.). Послушай: давай не возьмём Билла на наш пикник. Каждый раз, как мы берём его с собой, идёт дождь».
«Я знаю ещё таких! — воскликнула Полли. — девушку из моего городка, её зовут Эула Беккер. Это всегда срабатывает. Стоит взять её на пикник…»
«Полли! — прервал я резко. — Это ложный вывод. Эула Беккер — не причина дождя. У неё нет связи с дождём. Ты виновата в Post Hoc, если порицаешь Эулу Беккер в связи с дождём».
«Я никогда больше не буду, — пообещала она покаянно. — Ты злишься на меня?»
Я вздохнул. «Нет, Полли, я не злюсь».
Тогда расскажи мне ещё о логических ошибках».
«Хорошо. Давай рассмотрим Противоречивые предпосылки (Contradictory Premises).
«Да, давай», — чирикнула она, радостно моргнув.
Я нахмурился, но двинулся вперёд. «Вот пример противоречивых предпосылок: если Бог может всё, может ли он создать такой тяжёлый камень, что сам будет не в состоянии поднять его?»
«Конечно!» — мигом ответила она.
«Но, если он может всё, он может поднять камень», — отметил я.
«Да-а, — произнесла она задумчиво. — Догадываюсь, он не может создать такой камень».
«Но он может всё», — напомнил я ей.
Полли почесала свою хорошенькую пустую головку. «Я совершенно запуталась», — признала она.
«Ещё бы. Потому что, когда предпосылки аргумента противоречат одна другой, нет и аргумента. Если имеется непреодолимая сила, не может быть не сдвигаемого объекта. Если есть не сдвигаемый объект, нет непреодолимой силы. Ясно?»
«Расскажи мне побольше о таких необычных вещах», — горячо попросила она.
Я взглянул на часы. «Думаю, на сегодня хватит. Сейчас я провожу тебя домой, и ты ещё раз вспомнишь всё, что узнала сегодня. Завтра вечером позанимаемся ещё».
Я доставил её в женское общежитие, и она заверила меня, что провела потрясающий вечер, а я мрачно пошагал в своё жилище. Казалось очевидным, что мой проект близок к провалу. Девушка имеет голову, непроницаемую для логики.
Но потом я передумал. Раз уж я потерял один вечер, я могу потерять и ещё один. Кто знает? Может быть, в потухшем кратере её сознания ещё тлеют горячие угольки. Может быть, я смогу каким-то образом раздуть из них пламя. Признаться, эта перспектива внушала мало надежды, но я решил сделать ещё одну попытку.
Сидя под дубом следующим вечером, я объявил: «Сегодня перед нами следующая логическая ошибка, называемая Из сострадания (Ad Misericordiam) (лат.).
Полли вздрогнула от восторга.
«Слушай внимательно, — сказал я. — Человек хочет устроиться на работу. Когда начальник спрашивает его об имеющейся квалификации, он отвечает, что дома у него жена и шестеро детей, жена безнадёжно тяжело больна, детям нечего есть, нечего носить, нет ни башмаков у них, ни постельного белья в доме, ни угля в подвале для топки печи, а на носу зима».
По слезе скатилось с каждой из розовых щёчек Полли. «О, это ужасно, ужасно», — расплакалась она.
«Да, это ужасно, — согласился я, — но это не аргумент. Мужчина совсем не ответил на вопрос начальника о его умениях, квалификации. Вместо этого он апеллировал к симпатии начальника. Он совершил логическую ошибку Ad Misericordiam. Понятно?
«Есть у тебя носовой платок?» — всплакнув, спросила она.
Я вручил ей носовой платок и попытался отвлечь её от всхлипываний, пока она вытирала глаза. «Дальше, — сказал я тщательно контролируемым тоном, — мы обсудим Ложную аналогию (False Analogy) (лат.). Вот пример: во время экзаменов нужно позволять студентам заглядывать в учебники. В конце концов, хирурги используют рентгеновские лучи для помощи им во время операции, у юристов есть записи с кратким изложением дела во время суда, у строителей есть синьки чертежей, чтобы руководствоваться ими при постройке дома. Почему же студенты не могут смотреть в учебники во время экзамена?»
«Вот самая клёвая идея, — воскликнула она с энтузиазмом, — что я услышала за столько лет!»
«Полли, — сказал я раздражённо, -это совершенно ложный аргумент. Доктора, юристы и строители не проходят испытание, чтобы проверить, многому ли они научились, а студенты проходят испытание. Это разные ситуации, и нельзя проводить аналогию между ними».
«И всё-таки я считаю, это хорошая идея», — заявила Полли.
«Чушь», — пробормотал я и продолжил упрямо: «Теперь мы рассмотрим Гипотезу, противоречащую факту».
«Звучит забавно», — отреагировала Полли.
«Слушай: если бы мадам Кюри не случилось оставить фотографическую пластину в комоде с куском уранинита, сегодня мир не знал бы о радии».
«Правда, правда, — сказала Полли, кивая головой, — ты видел кино? О, оно потрясло меня. Вальтер Пиджен такой сказочный. Я имею в виду, он поражает меня».
«Если бы ты могла забыть мистера Пиджена на некоторое время, — произнёс я холодно, — я мог бы показать, что это утверждение ложное. Может быть, кто-то другой открыл бы радий. Могло произойти множество событий. Нельзя начинать с гипотезы, которая не является правдивой, а затем выводить из неё любые приемлемые выводы».
«Следовало бы вводить Вальтера Пиджена в кинофильмы почаще, — заявила Полли. — Едва ли я видела его ещё».
Ещё один шанс, решил я. Но только один. Это предел того, что человек может вынести. «Следующая логическая ошибка называется Отравление колодца».
«Круто!» — прожурчала она.
«Два человека участвовали в дебатах. Первый встаёт и говорит: „Мой оппонент — известный лжец. Нельзя верить ни одному его слову“, …Теперь, Полли, подумай. Подумай серьёзно. Что здесь неправильно?»
Я внимательно наблюдал за ней, когда она сосредоточенно нахмурила густые брови. Внезапно проблеск разума — я увидел это впервые — появился в её глазах. «Это несправедливо, — сказала она с возмущением, — Совсем не справедливо. Какие шансы у второго человека, если первый называет его лжецом до того, как он начал говорить?»
«Правильно! — воскликнул я. На сто процентов правильно. Это несправедливо. Первый человек отравил колодец перед тем, как кто-либо мог выпить из него. Он подставил подножку своему оппоненту до того, как тот смог даже начать… Полли, я горжусь тобой».
«Подумаешь», — пробормотала она, вспыхнув от удовольствия.
«Видишь, моя дорогая, эти вещи не так трудны. Всё, что требуется — это сконцентрироваться. Думай — наблюдай — оценивай. Теперь соберись, давай переберём всё, что узнали».
«Начинай», — сказала она, взмахнув рукой.
Смягчённый осознанием того, что Полли оказалась не полной кретинкой, я начал длинный терпеливый пересказ того, что рассказал ей. Снова и снова я приводил примеры, показывал изъяны, продолжал долбёжку без остановки. Это походило на рытьё тоннеля. Прежде всего это была работа, пот и тьма. Я не имел представления, когда доберусь до света и доберусь ли. Но упорствовал. Я долбил и скрёбся, и прорывался, и наконец был вознаграждён. Я увидел проблеск света. Затем проблеск стал больше, и проникло солнце, и всё стало ярким.
Это заняло пять изнуряющих ночей, но оно того стоило. Я сделал из Полли логика; я научил её мыслить. Моя работа была завершена. Наконец она стала достойной меня. Она была подходящей женой для такого, как я, надлежащей хозяйкой моих владений, подходящей матерью для моих благовоспитанных детей.
Не надо думать, что я относился к этой девушке без любви. Напротив. Как Пигмалион полюбил прекрасную женщину, которую он сформировал, так я полюбил свою. Я решил открыть ей свои чувства во время нашей следующей скорой встречи. Пришло время изменить наши отношения от академических на романтические.
«Полли, сказал я, когда в следующий раз мы уселись под нашим дубом, — сегодня мы не будем говорить о логических ошибках».
«А, вот как», — произнесла она разочарованно.
«Моя дорогая, — сказал я, одаряя её улыбкой, — мы провели вместе пять вечеров. Мы блестяще продвинулись вперёд. Ясно, что мы хорошо подходим друг другу».
«Поспешное обобщение», — отчётливо произнесла Полли
«Прошу прощения», — сказал я.
«Поспешное обобщение, — повторила она. — Как можешь ты заявлять, что мы хорошо подходим друг другу, на основе только пяти свиданий?»
Я хмыкнул с изумлением. Дорогое дитя хорошо усвоило свои уроки. «Дорогая, — сказал я, — успокоительно похлопывая её по руке, — пять свиданий — это много. В конце концов, ни к чему съедать целый пирог, чтобы убедиться в том, как он вкусен».
«Ложная аналогия, — быстро ответила Поли. Я — не пирог. Я — девушка».
Я хмыкнул с несколько меньшим изумлением. Возможно, дорогое дитя слишком хорошо усвоило свои уроки. Я решил изменить тактику. Ясно, что лучшим подходом было простое, сильное, прямое признание в любви. Я помедлил минуту, пока мой массивный мозг подобрал подходящие слова. Затем я начал:
«Поли, я люблю тебя. Ты для меня целый мир, и Луна, и звёзды и созвездия космического пространства. Пожалуйста, дорогая, скажи, что ты предана мне, ибо, если это не так, жизнь для меня не имеет смысла. Я буду томиться, перестану есть. Буду ходить, глядя в землю, еле волоча ноги, с ввалившимися глазами».
Теперь, подумал я, сложив руки, это должно сработать.
«Ad Misericordiam», — сказала Полли.
Я стиснул зубы. Я не был Пигмалионом; я был Франкенштейном, и мой монстр впился мне в горло. Откровенно говоря, я боролся с приливом паники, поднимающейся во мне. Но любой ценой мне пришлось сохранить самообладание.
«Хорошо, Полли, — сказал я, натужно улыбнувшись, — ты, конечно, выучила логические ошибки».
«Ты абсолютно прав», — подтвердила она с энергичным кивком.
«А кто ознакомил тебя с ними, Полли?
«Ты».
«Правильно. Значит ты в долгу у меня, не так ли, дорогая? Если бы не я, ты бы и не узнала никогда о логических ошибках».
«Гипотеза, противоречащая факту», — мгновенно откликнулась она.
Я стёр испарину со своих бровей. «Полли, — проворчал я, нельзя же воспринимать всё это так буквально. Я имею в виду, что это просто учебный материал. Ты же знаешь, что всё, выученное в школе, не имеет ничего общего с жизнью».
Dicto Simpliciter, — сообщила она, шутливо показывая на меня пальцем.
Это было слишком. Я вскочил, взревев по-бычьи. «Будешь ты или не будешь моей?»
«Не буду», — ответила она.
«Почему?» — спросил я.
«Потому что сегодня я обещала Пете Белову, что буду его девушкой».
Я долго домогался Полли Эспай. Позвольте уточнить, что моё желание этой молодой женщины по природе не было эмоциональным. Конечно, она была девушкой, способной возбудить чувства, но я не таков был, чтобы позволить своему сердцу управлять моей головой. Полли была нужна мне по дальновидно рассчитанной, целиком умозрительной причине.
Я был первокурсником юридического факультета. Через несколько лет я должен был стать практикующим юристом и был хорошо осведомлён о важности правильного выбора жены для будущей карьеры юриста. Успешные юристы, как я заметил, были почти без исключения женаты на красивых, грациозных, умных женщинах. Полли, за одним исключением, прекрасно соответствовала этим характеристикам.
Она была красива. Она ещё не достигла своих очаровательных пропорций, но я был уверен, что время пополнит их недостаток. Задатки этого уже имелись.
Она была грациозна. Грациозной я называю существо, полное изящества. У неё была прямая осанка, лёгкость походки, самообладание, что ясно указывало на породистость. Её поведение за столом было безупречно.
А вот умной она не была. Скорее, она была противоположной направленности. Но я верил, что под моим руководством она поумнеет. В любом случае, стоило попытаться.
В конце концов, легче красивую глупую девицу сделать умной, чем уродливую умную -красивой.
Моё первое свидание с Полли было по своей природе наблюдением; я хотел выяснить, как много работы мне предстоит, чтобы подтянуть её к требуемым мной стандартам. Прежде всего, я пригласил её на обед.
«Классно, замечательный обед», — сказала она, когда мы вышли из ресторана. Затем я пригласил её в кино. «Клёво, чудо, а не кино», — сказала она, когда мы вышли из кинотеатра. А затем я пригласил её домой. «Улёт! Я провела сенсационнейшее время», — сказала она, когда желала мне доброй ночи.
Я вернулся в свою комнату с тяжестью на сердце. Я глубоко недооценил сложность своей задачи. Недостаток знаний у этой девушки был ужасающим. Прежде всего её надо было научить думать. Это выливалось в проект немалых размеров, и сначала я попытался вернуть её Пете [Петя Белов — парень, который искал расположения Полли]. Но потом я поразмыслил о её явном физическом шарме и о том, как она входит в комнату, как управляется с ножом и вилкой, и решил предпринять усилие.
Я подошёл к этому, как мне это свойственно во всём, системно. Я преподнёс ей курс логики. Так случилось, что я как студент юридического факультета сам в это время проходил курс логики, поэтому мог касаться фактов «кончиками пальцев». «Полли,- сказал я ей, когда встретил её на нашем следующем свидании,- сегодня мы пойдём в бар и поговорим».
«О-о, клёво», — ответила она. Одно скажу я об этой девушке: едва ли вы найдёте другую столь покладистую.
Мы пришли в бар, университетское место свиданий, и сели под старым дубом; она выжидающе посмотрела на меня и спросила: «Так о чём мы будем говорить?».
«О логике».
Она подумала с минуту и решила, что это её устраивает. «Шик», — сказала она.
«Логика, — прокашлявшись заявил я, — это наука о мышлении. Перед тем как суметь правильно мыслить, мы должны сначала научиться узнавать частые логические ошибки. Эти ошибки мы и рассмотрим сегодня».
«Вау-вау», — вскрикнула она, радостно хлопнув в ладоши.
Я вздрогнул, но храбро продолжил. «Прежде всего давай рассмотрим логическую ошибку, называемую Dicto Simpliciter».
«Тип-топ!», — подстегнула она, усиленно хлопая ресницами.
«Dicto Simpliciter означает аргумент, основанный на ничем не ограниченном обобщении. Например: физические упражнения полезны. Следовательно, все должны заниматься зарядкой».
«Я согласна,- сказала Полли серьёзно. Я считаю зарядку замечательной. Я думаю, она формирует тело и всё прочее».
«Полли», — мягко возразил я, — аргумент является ошибкой. Физические упражнения полезны — это неограниченное обобщение. Например, если у вас больное сердце, физические упражнения могут оказаться вредными, а не полезными. Многим людям доктора предписывают не делать физических упражнений. Вы должны уточнить обобщение. Следует сказать, что обычно физические упражнения полезны, или что физические упражнения полезны для большинства людей. Иначе совершается ложный вывод Dicto Simpliciter. Понятно?»
«Нет, — призналась она, — но это кайфово. Продолжай! Продолжай!»
«Будет лучше, если ты перестанешь тянуть меня за рукав», — заявил я ей, и когда она успокоилась, продолжил: «Следующий ложный вывод, который мы рассмотрим, называется Поспешное обобщение (Hasty Generalisation). Слушай внимательно: ты не умеешь говорить по-французски; я не умею говорить по-французски; Петя Белов не умеет говорить по-французски. Следовательно, можно сделать вывод, что никто в университете Миннесоты не умеет говорить по-французски».
«Правда?, — удивилась Полли. — Никто?»
Я подавил своё отчаяние. «Полли, это ложный вывод, логическая ошибка. Обобщение делается слишком поспешно. Слишком мало примеров для подтверждения такого вывода».
«Называй ещё логические ошибки! — с волнением попросила Полли. Это даже интереснее, чем дискотека».
Я поборол вновь нахлынувшее отчаяние. Я ничего не добился с этой девицей, абсолютно ничего. Видимо, я не умею быть настойчивым. И я продолжил: «Следующим будет Post Hoc sed Propter Hoc (После этого, но не вследствие этого) (лат.). Послушай: давай не возьмём Билла на наш пикник. Каждый раз, как мы берём его с собой, идёт дождь».
«Я знаю ещё таких! — воскликнула Полли. — девушку из моего городка, её зовут Эула Беккер. Это всегда срабатывает. Стоит взять её на пикник…»
«Полли! — прервал я резко. — Это ложный вывод. Эула Беккер — не причина дождя. У неё нет связи с дождём. Ты виновата в Post Hoc, если порицаешь Эулу Беккер в связи с дождём».
«Я никогда больше не буду, — пообещала она покаянно. — Ты злишься на меня?»
Я вздохнул. «Нет, Полли, я не злюсь».
Тогда расскажи мне ещё о логических ошибках».
«Хорошо. Давай рассмотрим Противоречивые предпосылки (Contradictory Premises).
«Да, давай», — чирикнула она, радостно моргнув.
Я нахмурился, но двинулся вперёд. «Вот пример противоречивых предпосылок: если Бог может всё, может ли он создать такой тяжёлый камень, что сам будет не в состоянии поднять его?»
«Конечно!» — мигом ответила она.
«Но, если он может всё, он может поднять камень», — отметил я.
«Да-а, — произнесла она задумчиво. — Догадываюсь, он не может создать такой камень».
«Но он может всё», — напомнил я ей.
Полли почесала свою хорошенькую пустую головку. «Я совершенно запуталась», — признала она.
«Ещё бы. Потому что, когда предпосылки аргумента противоречат одна другой, нет и аргумента. Если имеется непреодолимая сила, не может быть не сдвигаемого объекта. Если есть не сдвигаемый объект, нет непреодолимой силы. Ясно?»
«Расскажи мне побольше о таких необычных вещах», — горячо попросила она.
Я взглянул на часы. «Думаю, на сегодня хватит. Сейчас я провожу тебя домой, и ты ещё раз вспомнишь всё, что узнала сегодня. Завтра вечером позанимаемся ещё».
Я доставил её в женское общежитие, и она заверила меня, что провела потрясающий вечер, а я мрачно пошагал в своё жилище. Казалось очевидным, что мой проект близок к провалу. Девушка имеет голову, непроницаемую для логики.
Но потом я передумал. Раз уж я потерял один вечер, я могу потерять и ещё один. Кто знает? Может быть, в потухшем кратере её сознания ещё тлеют горячие угольки. Может быть, я смогу каким-то образом раздуть из них пламя. Признаться, эта перспектива внушала мало надежды, но я решил сделать ещё одну попытку.
Сидя под дубом следующим вечером, я объявил: «Сегодня перед нами следующая логическая ошибка, называемая Из сострадания (Ad Misericordiam) (лат.).
Полли вздрогнула от восторга.
«Слушай внимательно, — сказал я. — Человек хочет устроиться на работу. Когда начальник спрашивает его об имеющейся квалификации, он отвечает, что дома у него жена и шестеро детей, жена безнадёжно тяжело больна, детям нечего есть, нечего носить, нет ни башмаков у них, ни постельного белья в доме, ни угля в подвале для топки печи, а на носу зима».
По слезе скатилось с каждой из розовых щёчек Полли. «О, это ужасно, ужасно», — расплакалась она.
«Да, это ужасно, — согласился я, — но это не аргумент. Мужчина совсем не ответил на вопрос начальника о его умениях, квалификации. Вместо этого он апеллировал к симпатии начальника. Он совершил логическую ошибку Ad Misericordiam. Понятно?
«Есть у тебя носовой платок?» — всплакнув, спросила она.
Я вручил ей носовой платок и попытался отвлечь её от всхлипываний, пока она вытирала глаза. «Дальше, — сказал я тщательно контролируемым тоном, — мы обсудим Ложную аналогию (False Analogy) (лат.). Вот пример: во время экзаменов нужно позволять студентам заглядывать в учебники. В конце концов, хирурги используют рентгеновские лучи для помощи им во время операции, у юристов есть записи с кратким изложением дела во время суда, у строителей есть синьки чертежей, чтобы руководствоваться ими при постройке дома. Почему же студенты не могут смотреть в учебники во время экзамена?»
«Вот самая клёвая идея, — воскликнула она с энтузиазмом, — что я услышала за столько лет!»
«Полли, — сказал я раздражённо, -это совершенно ложный аргумент. Доктора, юристы и строители не проходят испытание, чтобы проверить, многому ли они научились, а студенты проходят испытание. Это разные ситуации, и нельзя проводить аналогию между ними».
«И всё-таки я считаю, это хорошая идея», — заявила Полли.
«Чушь», — пробормотал я и продолжил упрямо: «Теперь мы рассмотрим Гипотезу, противоречащую факту».
«Звучит забавно», — отреагировала Полли.
«Слушай: если бы мадам Кюри не случилось оставить фотографическую пластину в комоде с куском уранинита, сегодня мир не знал бы о радии».
«Правда, правда, — сказала Полли, кивая головой, — ты видел кино? О, оно потрясло меня. Вальтер Пиджен такой сказочный. Я имею в виду, он поражает меня».
«Если бы ты могла забыть мистера Пиджена на некоторое время, — произнёс я холодно, — я мог бы показать, что это утверждение ложное. Может быть, кто-то другой открыл бы радий. Могло произойти множество событий. Нельзя начинать с гипотезы, которая не является правдивой, а затем выводить из неё любые приемлемые выводы».
«Следовало бы вводить Вальтера Пиджена в кинофильмы почаще, — заявила Полли. — Едва ли я видела его ещё».
Ещё один шанс, решил я. Но только один. Это предел того, что человек может вынести. «Следующая логическая ошибка называется Отравление колодца».
«Круто!» — прожурчала она.
«Два человека участвовали в дебатах. Первый встаёт и говорит: „Мой оппонент — известный лжец. Нельзя верить ни одному его слову“, …Теперь, Полли, подумай. Подумай серьёзно. Что здесь неправильно?»
Я внимательно наблюдал за ней, когда она сосредоточенно нахмурила густые брови. Внезапно проблеск разума — я увидел это впервые — появился в её глазах. «Это несправедливо, — сказала она с возмущением, — Совсем не справедливо. Какие шансы у второго человека, если первый называет его лжецом до того, как он начал говорить?»
«Правильно! — воскликнул я. На сто процентов правильно. Это несправедливо. Первый человек отравил колодец перед тем, как кто-либо мог выпить из него. Он подставил подножку своему оппоненту до того, как тот смог даже начать… Полли, я горжусь тобой».
«Подумаешь», — пробормотала она, вспыхнув от удовольствия.
«Видишь, моя дорогая, эти вещи не так трудны. Всё, что требуется — это сконцентрироваться. Думай — наблюдай — оценивай. Теперь соберись, давай переберём всё, что узнали».
«Начинай», — сказала она, взмахнув рукой.
Смягчённый осознанием того, что Полли оказалась не полной кретинкой, я начал длинный терпеливый пересказ того, что рассказал ей. Снова и снова я приводил примеры, показывал изъяны, продолжал долбёжку без остановки. Это походило на рытьё тоннеля. Прежде всего это была работа, пот и тьма. Я не имел представления, когда доберусь до света и доберусь ли. Но упорствовал. Я долбил и скрёбся, и прорывался, и наконец был вознаграждён. Я увидел проблеск света. Затем проблеск стал больше, и проникло солнце, и всё стало ярким.
Это заняло пять изнуряющих ночей, но оно того стоило. Я сделал из Полли логика; я научил её мыслить. Моя работа была завершена. Наконец она стала достойной меня. Она была подходящей женой для такого, как я, надлежащей хозяйкой моих владений, подходящей матерью для моих благовоспитанных детей.
Не надо думать, что я относился к этой девушке без любви. Напротив. Как Пигмалион полюбил прекрасную женщину, которую он сформировал, так я полюбил свою. Я решил открыть ей свои чувства во время нашей следующей скорой встречи. Пришло время изменить наши отношения от академических на романтические.
«Полли, сказал я, когда в следующий раз мы уселись под нашим дубом, — сегодня мы не будем говорить о логических ошибках».
«А, вот как», — произнесла она разочарованно.
«Моя дорогая, — сказал я, одаряя её улыбкой, — мы провели вместе пять вечеров. Мы блестяще продвинулись вперёд. Ясно, что мы хорошо подходим друг другу».
«Поспешное обобщение», — отчётливо произнесла Полли
«Прошу прощения», — сказал я.
«Поспешное обобщение, — повторила она. — Как можешь ты заявлять, что мы хорошо подходим друг другу, на основе только пяти свиданий?»
Я хмыкнул с изумлением. Дорогое дитя хорошо усвоило свои уроки. «Дорогая, — сказал я, — успокоительно похлопывая её по руке, — пять свиданий — это много. В конце концов, ни к чему съедать целый пирог, чтобы убедиться в том, как он вкусен».
«Ложная аналогия, — быстро ответила Поли. Я — не пирог. Я — девушка».
Я хмыкнул с несколько меньшим изумлением. Возможно, дорогое дитя слишком хорошо усвоило свои уроки. Я решил изменить тактику. Ясно, что лучшим подходом было простое, сильное, прямое признание в любви. Я помедлил минуту, пока мой массивный мозг подобрал подходящие слова. Затем я начал:
«Поли, я люблю тебя. Ты для меня целый мир, и Луна, и звёзды и созвездия космического пространства. Пожалуйста, дорогая, скажи, что ты предана мне, ибо, если это не так, жизнь для меня не имеет смысла. Я буду томиться, перестану есть. Буду ходить, глядя в землю, еле волоча ноги, с ввалившимися глазами».
Теперь, подумал я, сложив руки, это должно сработать.
«Ad Misericordiam», — сказала Полли.
Я стиснул зубы. Я не был Пигмалионом; я был Франкенштейном, и мой монстр впился мне в горло. Откровенно говоря, я боролся с приливом паники, поднимающейся во мне. Но любой ценой мне пришлось сохранить самообладание.
«Хорошо, Полли, — сказал я, натужно улыбнувшись, — ты, конечно, выучила логические ошибки».
«Ты абсолютно прав», — подтвердила она с энергичным кивком.
«А кто ознакомил тебя с ними, Полли?
«Ты».
«Правильно. Значит ты в долгу у меня, не так ли, дорогая? Если бы не я, ты бы и не узнала никогда о логических ошибках».
«Гипотеза, противоречащая факту», — мгновенно откликнулась она.
Я стёр испарину со своих бровей. «Полли, — проворчал я, нельзя же воспринимать всё это так буквально. Я имею в виду, что это просто учебный материал. Ты же знаешь, что всё, выученное в школе, не имеет ничего общего с жизнью».
Dicto Simpliciter, — сообщила она, шутливо показывая на меня пальцем.
Это было слишком. Я вскочил, взревев по-бычьи. «Будешь ты или не будешь моей?»
«Не буду», — ответила она.
«Почему?» — спросил я.
«Потому что сегодня я обещала Пете Белову, что буду его девушкой».
$config[ads_netboard] not found
Оглавление:
- Вопросы и Ответы
В своем рассказе «Любовь — это заблуждение» автор Макс Шульман рассказывает о попытке молодого человека использовать логику как преимущество в поисках любви. По иронии судьбы, однако, он становится жертвой собственных заблуждений. Используя сложную дикцию и сатирический тон, Шульман доказывает, что в некоторых случаях логика неприменима.
«Органическая химия — это изучение органов; неорганическая химия — это изучение внутренней части органов». — Макс Шульман
Предзнаменование было ясно с самого начала, что высокомерие и нарциссизм главного героя неизбежно приведут к его падению. Хотя главный герой не очень симпатичный персонаж, высокомерие Шульмана, превратившееся в насмешку, заставляет читать «до самого конца», чтобы увидеть, преуспеет ли вообще главный герой в своих усилиях.
То, как главный герой думает, что, поскольку он хорошо понимает, он легко может быть подходящим парнем и мужем, само по себе является логической ошибкой. Это еще раз доказывает, что даже самых умных можно перехитрить, когда дело касается любви и романтики.
Ирония и лицемерие ситуации в этой истории блестяще и хорошо построено. Мне нравится, как Шульман демонстрирует, что логика и эмоции, особенно любовь, несовместимы. И любовь, и логика могут содержать истину, но объединить эти две идеи так, чтобы они могли оправдывать друг друга, просто невозможно.
В логическом смысле можно сделать вывод, что любовь — это заблуждение. Не потому, что это чистая выдумка, а потому, что это работает. Любовь иногда игнорирует явные признаки ошибки. Обычно он не распознает наиболее очевидные предупреждения, потому что ослеплен тем, что он только хочет видеть.
Хотя в ней есть все качества заблуждения, любовь определенно не заблуждение. И это не просто обман. Это намного больше, чем просто иметь кого-то, чтобы завершить наши работы. Для многих это может быть их спасательный круг, их сдача. Потому что в этом неспокойном мире любовь — единственное, что может принести нам счастье и стабильность. Было бы несправедливо считать это заблуждением только из-за того, насколько это необъяснимо и непредсказуемо.
В рассказе главный герой должен понимать, что для создания эмоциональной связи требуется нечто большее, чем просто знания, логика или разум. Любовь и логика — две несравнимые идеи. Невозможно жить без обоих, но это было бы тщетной попыткой рассуждать о любви.
Вопросы и Ответы
Вопрос: В чем причина желания рассказчика Полли в фильме Макса Шульмана «Любовь — это заблуждение»?
Ответ: Рассказчик хотел показать Полли. Ему нравилась идея иметь партнера, чтобы он мог быть грозным в обществе. Наличие жены может означать, что человек способен нести ответственность за пределами себя, что является качеством, связанным с уважением, властью и успехом.
Вопрос: «Любовь — заблуждение» Макса Шульмана — это стихотворение или роман?
Ответ: Это небольшой рассказ.
© 2018 Кейт Гальван
автор: Макс Шульман
Был я умен и логичен. Сообразителен, расчетлив, проницателен, ловок и хитер – все это было обо мне. Мой мозг обладал мощностью динамо-машины, точностью химических весов, остротой скальпеля. И – только подумайте! – мне было всего 18.
Не часто случается, чтобы у такого молодого парня был такой мощный интеллект. Возьмите, к примеру, Пити Беллоуза, моего соседа по комнате в университете. Один и тот же возраст, одни и те же условия, но он же тупой, как пробка. Неплохой парень, понимаете, но ничего больше. Эмоциональный тип. Нестабильный. Впечатлительный. Хуже всего, модник. Модные веяния, смею утверждать, есть отрицание разума. Чтобы тебя сметала каждая новинка, а ты поддавался идиотизму лишь потому, что все остальные так поступают – это для меня апогей глупости. Но не для Пити.
Однажды я нашел Пити лежащим на кровати с выражением такой боли на лице, что я сразу же понял, что у него аппендицит. «Не двигайся», – сказал я. «Не принимай слабительное. Я позову доктора».
«Енот», – слабо пробормотал он.
«Енот?»- переспросил я, остановившись.
«Я хочу енотовую шубу», – простонал он.
Я понял, что проблема была не в его физическом состоянии, а в психическом. «Почему ты хочешь енотовую шубу?»
«Я должен был знать», – воскликнул он, стуча по вискам. «Я должен был знать, что они вернутся, когда вернется чарльстон. Я, как дурак, потратил все деньги на учебники, а теперь не могу купить енотовую шубу».
«То есть ты хочешь сказать», – недоверчиво произнес я, «что все и правда снова стали носить енотовые шубы?»
«Все Крутые Парни Кампуса носят их. Где ты был вообще?»
«В библиотеке», – сказал я, называя место, куда Крутые Парни Кампуса не часто заглядывали.
Он вскочил и стал мерить шагами комнату. «Мне нужна енотовая шуба», – страстно сказал он. «Мне она нужна!»
«Но почему, Пити? Посмотри на это рационально. Енотовые шубы антисанитарны. Они линяют. Они плохо пахнут. Они слишком тяжелые. Они уродливые. Они –».
«Ты не понимаешь», – с нетерпением перебил он. «Это то, что нужно сделать. Разве ты не хочешь быть модным?»
«Нет», – честно ответил я.
«Что ж, а я хочу», – заявил он. «Я бы все отдал за енотовую шубу. Все!»
Мой мозг, этот точный инструмент, начал работать на полную мощность. «Все?» – спросил я, прищурившись, глядя на него.
«Все», – подтвердил он звенящим голосом.
Я задумчиво потер подбородок. Так вышло, что я знал, где достать енотовую шубу. У моего отца была такая в его студенческие годы; она лежала в сундуке на чердаке нашего дома. Так вышло, что у Пити было что-то, что я хотел. Было не в прямом смысле, но, по крайней мере, он был первым из претендентов на этой. Я имею ввиду его девушку, Полли Эспи.
Я долгое время жаждал ее. Позвольте мне подчеркнуть, что моя жажда этой молодой женщины не была эмоциональна по своей природе. Она, несомненно, могла пробудить чувства, но я был не из тех, кто позволяет сердцу управлять умом. Я хотел Полли по одной причине, точно рассчитанной и совершенно разумной.
Я был первокурсником на юридическом факультете. Через несколько лет я начну практиковать. Я прекрасно осознавал, насколько важную роль в карьере юриста играет правильная жена. Все успешные адвокаты, за которыми я наблюдал, практически без исключений были женаты на красивых, элегантных, умных женщинах. За исключением одного пункта, Полли идеально подходила на эту роль.
Она была красива. Ее фигура еще не походила на фигуры девушек из журналов, но я чувствовал, что время это исправит. У нее были задатки.
Она была элегантна. Под элегантностью я подразумеваю грациозность. У нее была прямота осанки, легкость и манеры, свидетельствовавшие о лучшем воспитании. За столом ее манеры были изящны. Я видел ее в Уютном Уголке Университета, когда она ела местный деликатес – бутерброд с начинкой из тушеного мяса, подливки, рубленых орехов и квашеной капусты – и даже не испачкала пальцы.
Но вот умной она не была. Скорее, даже, наоборот. Но я верил, что под моим руководством она поумнеет. В любом случае, стоило попробовать. В конце концов, проще сделать красивую глупую девушку умной, чем некрасивую умную девушку красивой.
«Пити», – сказал я, «любишь ли ты Полли Эспи?»
«Думаю, она ничего», – ответил он, «но не знаю, можно ли назвать это любовью. А что?»
«Есть ли у тебя», – спросил я, «какая-нибудь договоренность с ней? Я имею ввиду, постоянно ли вы встречаетесь?»
«Нет, мы видимся время от времени, но это не серьезно. А что?»
«Есть ли», – спросил я, «другой парень, который ей очень нравится?»
«Не знаю о таком. А что?»
Я кивнул, довольный. «Другими словами, если ты исчезнешь с горизонта, то дорога будет открыта. Я прав?»
«Думаю, да. К чему ты ведешь?»
«Да нет, ни к чему», – невинно сказал я и достал из шкафа чемодан.
«Куда ты собираешься?» – спросил Пити.
«Домой на выходные», – я бросил в чемодан пару вещей.
«Послушай», – сказал он, отчаянно сжимая мою руку, «ты не мог бы взять у своего старика немного денег, пожалуйста, и одолжить мне, чтобы я смог купить енотовую шубу?»
«У меня есть идея получше», – казал я и загадочно подмигнул, а затем застегнул чемодан и ушел.
***
«Послушай», – сказал я Пити, вернувшись в понедельник утром. Я открыл чемодан и достал что-то огромное, волосатое, попахивающее, что-то, что мой отец носил в 1925.
«Вот это да!» – благоговейно прошептал Пити. Он погрузил сначала руки в енотовую шубу, а затем и лицо. «Вот это да» – повторил он раз пятнадцать или двадцать.
«Хочешь ее забрать?» – спросил я.
«О да», – закричал он, прижимая к себе засаленную шкуру. Затем в его глазах появился огонек осмотрительности. «Что ты хочешь за нее?»
«Твою девушку», – сказал я, не рассусоливая.
«Полли?» – прошептал он, ужаснувшись. «Ты хочешь Полли?»
«Именно».
Он отбросил шубу. «Ни за что», – решительно сказал он.
Я пожал плечами. «Ладно. Если ты не хочешь быть модным, думаю, это твое дело».
Я сел на стул и сделал вид, что читаю, но краем глаза наблюдал за ним. Его терзали сомнения. Сначала он смотрел на шубу с видом бродяжки, стоящего у витрины кондитерской. Потом он отвернулся, и даже его челюсть выражала решимость. Потом снова посмотрел на шубу, и лицо его выражало еще большее желание. Потом отвернулся, но уже не с такой решимостью. Он крутился туда и сюда, желание нарастало, а решимость таяла. В конце концов, он не отвернулся вообще; он просто стоял и смотрел на шубу с безумным вожделением.
«Да я в Полли вроде и не влюблен», – сказал он неразборчиво. «И мы не встречаемся даже».
«Точно», – пробормотал я.
«Что мне Полли, да и что я ей?»
«Да вообще ничего», – сказал я.
«Просто повеселились – всего несколько раз встретились, и всего-то».
«Примерь шубу», – сказал я.
Он повиновался. Воротник шубы высился над ушами, а сама она складками спадала до ботинок. Он был похож на кучу мертвых енотов. «Отлично сидит», – сказал он счастливо.
Я встал со стула. «По рукам?» – спросил я, протягивая руку.
Он сглотнул. «По рукам», – сказал он и пожал мою руку.
***
Первое свидание с Полли у нас было на следующий вечер. Это было что-то вроде исследования, я хотел понять, сколько мне предстоит трудиться, чтобы ее ум соответствовал моим стандартам. Сначала я пригласил ее на ужин. «Вот так вкусненький ужин», – сказала она, когда мы вышли из ресторана. Потом я повел ее в кино. «Вот так отличненький фильм», – сказала она, когда мы вышли из кинотеатра. И потом я повел ее домой. «Вот так хорошенький вечерок», – сказала она, когда мы прощались.
Я вернулся к себе, и на сердце у меня было тяжко. Я серьезно недооценил объем работы. Невежественность этой девочки просто ужасала. Недостаточно будет просто дать ей информацию. Первым делом ее нужно научить думать. Это представлялось мне проектом немаленьких масштабов, и сначала я хотел вернуть ее Пити. Но затем я подумал о ее физическом очаровании и о том, как она входила в комнату и как держала нож и вилку, и я решил приложить усилия.
Я подошел к этой задаче, как и ко всем, систематически. Я устроил для нее курс логики. Так вышло, что я, как студент юридического факультета, и сам проходил логику, поэтому прекрасно владел информацией. «Полл», – сказал я, когда мы встретились на следующем свидании, «сегодня мы пойдем на холм и поговорим».
«Ооо, чудненько», – ответила она. В одном нужно отдать ей должное: вы вряд ли сможете найти кого-то сговорчивее ее.
Мы пошли на холм, излюбленное место парочек в кампусе, сели под старым дубом и она выжидающе посмотрела на меня. «О чем мы будем говорить?» – спросила она.
«О логике».
Она минуту подумала, и решила, что ей нравится. «Супер», – сказала она.
«Логика», – сказал я, прочищая горло, «это наука о мышлении. Прежде, чем мы сможем правильно думать, нужно научиться узнавать основные логические ошибка. Об этом мы сегодня и поговорим».
«Ну ничего себе!» – воскликнула она, радостно хлопая в ладоши.
Я вздрогнул, но набрался смелости и продолжил. «Сначала мы рассмотрим ошибку, которая называется «Широкое обобщение».
«Супер», – подгоняла она меня, нетерпеливо хлопая ресницами.
«Широкое обобщение» означает, что утверждение основано на необоснованном обобщении. Например: Спорт это хорошо. Поэтому все должны заниматься спортом».
«Я согласна», – серьезно сказала Полли. «Ну, в смысле спорт это прекрасно. Я имею ввиду, что он укрепляет тело и всякое такое».
«Полли», – нежно сказал я, «это утверждение ошибочно. «Спорт это хорошо» – это необоснованное обобщение. Например, если у кого-то больное сердце, спорт это плохо, а не хорошо. Многим людям врачи предписывают не заниматься спортом. Ты должна сделать свое обобщение правомочным. Ты должна сказать: «Спорт это обычно хорошо или хорошо для большинства людей». Иначе ты совершишь ошибку необоснованного обобщения. Понимаешь?»
«Нет»,- призналась она. «Но это супер. Еще давай, еще!»
«Будет лучше, если ты прекратишь дергать меня за рукав», – сказал я ей, и когда она успокоилась, я продолжил. «Теперь мы рассмотрим ошибку, которая называется «Поспешное обобщение». Слушай внимательно: ты не говоришь по-французски. Пити Беллоуз не говорит по-французски. Поэтому я должен заключить, что никто в Университете Миннесоты не говорит по-французски».
«Что, правда?» – удивленно спросила Полли. «Вообще никто?»
Я подавил раздражение. «Полли, это ошибка. Обобщение сделано слишком поспешно. Слишком мало примеров для того, чтобы обосновать его».
«Знаешь еще такие ошибки?» – затаив дыхание, спросила она. «Это даже веселее, чем танцевать».
Я отогнал накатившее отчаяние. Я ничего не мог добиться от этой девушки, вообще ничего. Но я ничто, если не могу стоять на своем. Я продолжил. «Затем идет «Ошибка пост-фактум». Слушай: давайте не будем брать Билла на пикник. Каждый раз, когда мы его берем, идет дождь».
«Ой, я тоже знаю такого человека», – воскликнула она. «У меня есть знакомая – Юла Бекер, так ее зовут. Всегда так получается. Каждый раз, когда мы берем ее на пикник-».
«Полли», – резко сказал я, «это ошибка. Юла Бекер не причина дождя. Она вообще с ним никак не связана. Ты виновна в ошибке пост-фактум, если винишь Юлу Бекер».
«Я больше так не буду», – сокрушенно пообещала она. «Ты злишься?»
Я вздохнул. «Нет, Полли, я не злюсь».
«Тогда расскажи мне еще».
«Хорошо. Давай попробуем разобраться с «Противоречащими основаниями».
«Да, давай», – прощебетала она, счастливо моргая.
Я снова вздрогнул, но бросился в бой. «Вот пример противоречащих оснований: если Бог все может, может ли он создать камень такой тяжелый, что он не сможет его поднять?»
«Конечно», – послушно ответила она.
«Но если он может все, то он может поднять камень», – подчеркнул я.
«Да», – сказала она задумчиво. «Тогда, наверное, он не может создать такой камень».
«Но он может все», – напомнил я.
Она почесала ее красивую, пустую голову. «Я запуталась», – призналась она.
«Конечно, ты запуталась. Потому что когда условия спора противоречат друг другу, он не может состояться. Если существует непреодолимая сила, существование нерушимого объекта невозможно. Если существует нерушимый объект, невозможна непреодолимая сила. Понимаешь?»
«Расскажи мне еще таких веселых штук», – нетерпеливо сказала она.
Я посмотрел на часы. «Думаю, сегодня мы на этом закончим. Я сейчас провожу тебя домой, а ты повторишь то, что мы прошли. А завтра вечером продолжим».
Я отвел ее в спальню девочек, где она заверила меня, что вечер был отличненький, и я угрюмо поплелся в свою комнату. Пити храпел на кровати, а енотовая шуба лежала в ногах, как большой мохнатый зверь. В какой-то момент мне захотелось разбудить его и сказать, чтобы он забирал свою девушку обратно. Казалось, что мой проект обречен на провал. У этой девчонки была логиконепроницаемая голова.
Но потом я подумал об этом еще немного. Я потратил один вечер. Я могу потратить и еще один. Кто знает? Может где-нибудь в потухших кратерах ее разума все еще теплятся искорки. Может мне удастся как-нибудь разжечь их. Признаюсь, надежды было мало, но я решил попытаться еще раз.
***
На следующий вечер, сидя под дубом, я сказал: «Сегодня наша первая ошибка будет называться «Апелляция к чувствам».
Она задрожала от радости.
«Слушай внимательно», – сказал я. «Мужчина пришел устраиваться на работу. Когда начальник спрашивает его, что он умеет, он отвечает, что дома его ждет жена и шестеро детей, жена – беспомощная калека, а детям нечего есть, у них нет одежды и обуви, в доме нет кроватей, в подвале – угля, а зима совсем близко».
Слеза скатилась по щеке Полли. «Ох, это ужасно, ужасно», – всхлипнула она.
«Да, ужасно», – согласился я, «но это не довод. Мужчина не ответил на вопрос о своих навыках. Вместо этого он постарался вызвать симпатию. Он совершил ошибку «Апелляции к чувствам». Понимаешь?»
«У тебя есть носовой платок?» – прорыдала она.
Я дал ей платок и постарался не закричать, пока она вытирала глаза. «Следующая ошибка», – сказал я, контролируя свой тон, «о которой мы поговорим, называется «Ложная аналогия». Вот пример: студентам должны разрешить пользоваться учебниками на экзаменах. У хирургов есть рентген, он помогает им во время операций, у юристов есть материалы, которые помогают им во время судебных разбирательств, у строителей есть чертежи, которые помогают им во время возведения зданий. Почему же тогда студентам нельзя подсматривать в книги на экзаменах?»
«Да это же самая отличненькая идея на свете», – с энтузиазмом заметила она.
«Полли», – вспылил я. «Довод же совершенно не верный. Врачи, юристы и строители не сдают тест, чтобы посмотреть, что они усвоили, но студенты же сдают. Ситуации совершенно разные и нельзя проводить между ними аналогии».
«Но это все равно хорошая идея», – сказала Полли.
«С ума сойти», – пробормотал я. Но я упрямо продолжил: «Сейчас мы разберем гипотезу, противоречащую фактам».
«Звучит вкусненько», – такова была реакция Полли.
«Послушай: если бы госпожа Кюри случайно не оставила фотографическую пластину в ящике стола вместе с кусочком урановой смолы, мир бы и сегодня не знал о существовании радия».
«Точно, точно», – сказала Полли, кивая. «Ты смотрел фильм? Ох, он меня просто поразил. Этот Уолтер Пиджин такой красавчик. Он меня просто с ума сводит».
«Если ты можешь хотя бы на минутку забыть о господине Пиджине», – холодно сказал я, «я бы хотел подчеркнуть, что это утверждение – ошибка. Может быть, госпожа Кюри открыла бы радий позже. Может кто-нибудь другой открыл бы его. Может, случилась бы еще куча всего. Ты не можешь начинать с гипотезы, которая неверна, и затем делать на ее основании выводы».
«Им бы стоило побольше снимать Уолтера Пиджина», – сказала Полли, «я больше его нигде и не видела».
Еще один шанс, решил я. Но лишь один. Есть же предел того, что может вынести человек. «Следующая ошибка называется «Отравить колодец».
«Как мило!» – прощебетала она.
«Двое мужчин спорят. Первый встает и говорит: «Мой оппонент всем известный врун. Не верьте ничему, что он скажет». А теперь, Полли, подумай. Хорошенько подумай. Что не так? «
Я наблюдал, как она хмурит бровки, усиленно думая. Внезапно в ее глазах забрезжил огонек мысли – первый, который я увидел. «Это не честно», – возмутилась она. «Это же нисколечко нечестно. Какие же у второго мужчины есть шансы на успех, если первый уже обозвал его лжецом, даже не дав и слова сказать?»
«Правильно!» – я просто ликовал. «Совершенно верно. Это не честно. Первый мужчина отравил колодец до того, как кто-то смог попить из него. Он поставил своему оппоненту подножку еще до начала гонки… Полли, я горжусь тобой».
«Ах», – вздохнула она, краснея от удовольствия.
«Видишь, милая, это не очень сложно. Все, что нужно – сосредоточиться. Думай – проверяй – оценивай. Давай теперь повторим все, чему научились».
«Ну-ка, давай», – сказала она, еле заметно взмахнув рукой.
Воодушевленный тем, что Полли не совсем идиотка, я начал долгое, терпеливое повторение того, что я ей рассказывал. Снова и снова и снова я приводил примеры, указывал на ошибки, бубнел и бубнел без остановки. Это как копать тоннель. Поначалу была только работа, пот и темнота. Я и не представлял, когда я увижу свет, и увижу ли вообще. Но я уперся. Я копал и царапал землю, и, в конце концов, был вознагражден. Я увидел лучик света. Потом он стал больше, и солнечный свет пролился на меня и все осветилось.
На это ушло пять изматывающих вечеров, но оно того стоило. Я сделал из Полли логика; я научил ее думать. Моя работа была выполнена. Наконец-то она соответствовала мне. Она была подходящей женой для меня, хорошей хозяйкой моих бесчисленных домов, прекрасной матерью для моих богатеньких деток.
Только не думайте, что я совсем не любил эту девушку. Напротив, как Пигмалион любил идеальную женщину, которую сам и создал, так и я любил мою. Я решил признаться ей в своих чувствах при следующей же встрече. Пришло время превратить наши академические отношения в романтические.
«Полли», – сказал я, когда мы снова сидели под дубом, «сегодня мы не будем говорить об ошибках».
«Ах, как жаль», – протянула она разочарованно.
«Моя милая», – сказал я, поощряя ее улыбкой, «мы провели вместе пять вечеров. Мы хорошо поладили. Понятно, что мы прекрасно подходим друг другу».
«Поспешное обобщение», – радостно сказала Полли.
«Прости, что ты сказала?» – переспросил я.
«Поспешное обобщение», – повторила она. «Как ты можешь утверждать, что мы прекрасно подходим друг другу на основании всего пяти свиданий?»
От изумления я ухмыльнулся. Милое дитя хорошо усвоило урок. «Милая», – сказал я, терпеливо поглаживая ее руку, «пять свиданий это очень много. И тебе же не нужно съесть целый пирог, чтобы понять, что он вкусный».
«Ложная аналогия», – немедленно ответила Полли. «Я не пирог, я девушка».
Я усмехнулся уже в меньшем изумлении. Милое дитя усвоило урок слишком хорошо. Я решил изменить тактику. Очевидно, лучшим выходом было простое, сильное, прямое признание в любви. Я помолчал немного, ожидая, пока мой мощный мозг выберет подходящие лова. Затем я начал: «Полли, я люблю тебя. Ты для меня – весь мир, луна и звезды, и созвездия в открытом космосе. Пожалуйста, милая, скажи, что будешь встречаться со мной, потому что если ты не согласишься, моя жизнь утратит всякий смысл. Я зачахну. Я перестану есть. Я буду бродить по миру шаркающим, пустоглазым бродягой».
Вот, думал я, уж это должно сработать.
«Апелляция к чувствам», – сказала Полли.
Я стиснул зубы. Я не был Пигмалионом, я был Франкенштейном, и мой монстр вцепился мне в глотку. В отчаянии я подавил приступ паники, накативший на меня; любой ценой мне нужно было сохранять спокойствие.
«Полли», – сказал я, выдавив улыбку, «ты, несомненно, усвоила все логические ошибки».
«Ты чертовски прав», – ответила она, энергично кивнув.
«И кто тебя им научил, Полли?»
«Ты».
«Именно. Поэтому ты мне должна кое-что, не так ли, милая? Если бы я тебе о них не рассказал, ты бы никогда не узнала о логических ошибках».
«Гипотеза, противоречащая фактам», – выпалила она.
Я вытер пот со лба. «Полли», – прохрипел я, «ты не должна так буквально все воспринимать. Это же просто урок. Ты же знаешь, что то, чему тебя учат в школе, никак не связано с жизнью».
«Широкое обобщение», – сказала она, игриво погрозив мне пальчиком.
Это было последней каплей. Я вскочил на ноги, взревев как бык: «Ты будешь со мной встречаться или нет?»
«Нет», – ответила она.
«Почему?»
«Потому что сегодня днем я пообещала Пити Белоузу, что буду встречаться с ним».
Я отшатнулся, пораженный таким предательством. Он обещал, мы заключили сделку, и он пожал мне руку! «Вот крыса!» – закричал я, пиная дерн. «Ты не можешь встречаться с ним, Полли. Он врун. Он изменник. Он крыса».
«Ты отравил колодец», – сказала Полли, «и прекрати кричать. Мне кажется, что крик это тоже логическая ошибка».
Неимоверным усилием воли мне удалось справиться со своим голосом. «Хорошо», – сказал я. «Ты логик. Так давай во всем разберемся логически. Как ты может предпочесть Пити Белоуза мне? Посмотри на меня – прекрасный студент, интеллектуал, человек с большим будущим. И посмотри на Пити – болван, паникер, парень, который никогда не будет знать, когда поест в следующий раз. Ты можешь привести мне хоть одну причину, почему ты должна встречаться с Пити Беллоузом?»
«Конечно могу», – объявила Полли. «У него есть енотовая шуба».
«Любовь — это заблуждение» Макса Шульмана — это рассказ о соседях по комнате в колледже Университета Миннесоты Доби Гиллисе и Пити Берче. В сказке Доби инициирует обмен мнениями, чтобы принести пользу им обоим, что в конечном итоге приводит к обратным результатам на него, чтобы бросить вызов его логике.
Доби знает, что его сосед по комнате жаждет пальто из енота, которое он не может себе позволить, такое, которое носят все «большие люди» в университетском городке. Доби, начинающий юрист, хочет, чтобы красивая девушка стала его будущей женой и помогала процветать его карьере юриста. У отца Доби есть енотовидное пальто на чердаке, поэтому Доби предлагает обменять его на Полли Эспи, любимую девушку Пити. Пити соглашается на обмен, но Полли решает остаться с ним, потому что теперь у него есть желанная шуба из енота. Согласно базе данных Internet Movie Database, в 2010 году рассказ был представлен как короткометражный фильм.