Почему мы не учимся на ошибках?
Не ошибается тот, кто ничего не делает. Можно ли научиться не повторять ошибки, и стоит ли это делать?
Психологи и нейрофизиологи из Мичиганского университета взялись исследовать природу ошибок, чтобы ответить на главный вопрос: «Почему некоторые люди эффективнее учатся на своих ошибках?». Иными словами, что заставляет одних из нас игнорировать неудачу ради сохранения уверенности в себе, а других — изучать неуспех, чтобы извлечь из него пользу. Эксперимент, возглавляемый сотрудником университета Джейсоном Мозером, основывался на факте, что существуют две разные реакции на ошибки, каждая из которых может быть отслежена с помощью ЭКГ.
Первая называется «негативом, связанным с ошибкой» (error-related negativity — ERN), проявляется спустя примерно 50 миллисекунд после неудачи и является непроизвольной, неизбежной при любой промашке. Второй сигнал, обозначенный как «позитивность ошибки» (error positivity — PE), происходит где-то между 100-500 миллисекундами после просчета, связан с осознанием и случается, когда мы обращаем внимание на промах, фиксируясь на неутешительном результате. Опыт показал: мы учимся на ошибках более эффективно, если мозг демонстрирует, во-первых, более сильный сигнал ERN, вызывающий длительную первоначальную реакцию на ошибку, а во-вторых — более протяженный PE-сигнал, при котором человек обращает внимание на просчет и пытается извлечь из него урок.
В своих исследованиях Мозер обратился к работам психолога из Стенфорда Кэрол Двэк о дихотомии. По ее словам, люди делятся на два типа — с фиксированным и развивающимся мышлением. Первые убеждены: с рождения в них заложены определенные умственные способности, и изменить это невозможно. Вторые верят: если приложить усилия и дать себе время, есть шанс, что все получится. Именно эта категория воспринимает ошибки как необходимый предвестник знания, двигатель обучения. Вооружившись такими данными, Мозер и провел свой эксперимент, суть которого заключалась в следующем: в серии букв, например, MMMMM или NNMNN, определить центральную. Время от времени буквы менялись, из-за скучности задачи испытуемые просто «отключались», что и приводило к частым ошибкам. При этом устройства, записывающие активность мозга участников, зафиксировали эакономерность: наблюдаемые из числа людей с развивающимся мышлением показали всплеск аккуратности после промашки. От того, что испытуемые думали, где ошиблись, они учились правильно выполнять задание.
Мировоззрение людей с фиксированным мышлением, по словам Мозера, может создавать определенные трудности в жизни. Особенно вредно это для детей: ученик, уверенный, что не может повысить уровень своего интеллекта, после первого же провала не станет прилагать усилий к учебе. В то же врем, если похвалить ребенка за старания, пусть даже он не справился с задачей, это подтолкнет его к развитию, повысит усердие. Но что же делать нам, давно уже покинувшим школу и решающим задачки посложнее математических?
Не занимайтесь самолечением! В наших статьях мы собираем последние научные данные и мнения авторитетных экспертов в области здоровья. Но помните: поставить диагноз и назначить лечение может только врач.
Без права на ошибку
От рождения мы имеем определенные права, но, кажется, всем нам изначально отказывают в праве на ошибку. При этом, конечно, каждый понимает: без промахов не обойтись. Однако факт из совершения считается чем-то настолько постыдным, что мы предпочитаем скорее забыть об этом или мучиться чувством вины. «Ошибка — это то, что противоречит правилам или нормам: общественным, групповым и индивидуальным, — говорит психотерапевт Татьяна Кочетова. — Таким образом, ошибающийся человек — тот, у которого постоянно возникают проблемы с нормативностью». Причины этих проблем, по словам специалиста, различны. Например ,родители не объяснили ребенку, что такое «хорошо» и что такое «плохо», и в течение жизни человек пытается получить ответ на этот вопрос. Для чего постоянно совершает поступки, вызывающие либо одобрение, либо порицание окружающих. Социум одобряет — это хорошо, не одобряет — значит, ошибка. Так личность формирует собственные представления о нормативности и чтобы подтвердить их, может неосознанно то и дело промахиваться. Психологическая установка в этом случае: «В жизни так много граблей, на которые еще не наступала нога человека».
«Если же ребенку объяснили про «хорошо» и «плохо», он живет по определенным правилам, привитым ему в семье, — продолжает Татьяна Кочетова. — Однко личный опыт всегда отличается от родительского — то, что для мамы и папы норма, для выросшего отпрыска может оказаться ошибкой. Исходя из этого, человек способен постоянно «спотыкаться», чтобы доказать окружающим или самому себе: нормы и правила — не универсальны, а его ситуация — уникальное явление, и промах здесь — утверждение собственной неповторимости. Психологическая установка в данном случае: «Обходя разложенные грабли, мы лишаем себя уникального опыта».
О том, что в проблеме совершения ошибок есть большая роль семьи, говорит и гештальттерапевт Екатерина Хломова: «Все мы частички семейной системы, у всех есть стереотипы и установки, полученные от родителей. Из-за чего наши действия порой гораздо более ограничены, чем хотелось бы. Многие привыкли действовать по заданной схеме, потому что либо это безопаснее, либо так научила семейная система, и эти действия важны для поддержания стабильности (оставаться членом семьи), либо в этом есть некая неосознанная выгода — получить что-то, недоступное другим способом. Например ,если то и дело теряю кошелек, чтобы попросить денег у родителей, то, возможно, причина в том, что это единственный способ с ними пообщаться».
По мнению психолога Елены Тельновой, семейный аспект этой проблемы может выражаться в наличии эмоциональной травмы: «Люди, у которых в раннем детстве был опыт отвержения родителями, или те, кому мама и папа в силу своих психологических особенностей или жизненных обстоятельств не смогли дать достаточный опыт безусловной поддержки и любви, зачастую не имеют достаточных ресурсов для формирования полноценного Внутреннего Родителя, который и отвечает за душевную стабильность, за гибкость и адаптивность, за умение учиться не только на своих ошибках, но и на чужих. Травмированный Внутренний Ребенок таких людей выходит на первый план во множестве ситуаций взрослой жизни, поэтому происходит повторение пройденного, жизнь по сценарию, когда, допустим, дочери и бывшие жены алкоголиков находят себе пьющих мужей, а любовницы по жизни вновь и вновь влюбляются в прочно женатых, искренне не замечая вокруг свободных мужчин».
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Только попробуй
Так или иначе, страх совершить ошибку свойственен каждому из нас. Ощущение, что ты все сделал правильно, равно в нашем сознании чувству собственного достоинства. «Убежденность в своей правоте жизненно необходима человеку, это один из самых простых и дешевых способов сделать себя счастливым, получить удовлетворение, повысить самооценку», – говорит Катрин Шульц, автор книги об ошибках «Быть неправым».
Елена Тельнова уточняет: склонность по многу раз на-ступать на одни и те же грабли более очевидна для людей определенного психотипа – в частности, истероидного, или демонстративного. У них сильно выражен бессознательный механизм вытеснения, помогающий избежать внутреннего конфликта, продолжать ощущать себя «хорошим», не меняя ничего в своей жизни, поведении, взглядах на мир. Эти люди просто так устроены: им легче, чем другим, забывать негативный опыт, закрывать глаза на свои промахи и не исправлять их. «Кроме того, человек постоянно наступает на грабли, если в его характере сильно выражена ригидность: он с трудом изменяет намеченную программу деятельности при том, что условия объективно требуют ее перестройки, – объясняет психолог. – Ригидность может быть одним из признаков возрастных изменений в психике любого из нас. Поэтому с возрастом многим отнюдь не легче перестраивать свое поведение в зависимости от предыдущего опыта, своего или чужого. Наоборот, психика предпочитает действовать строго по усвоенным шаблонам, а все, что вне «нормы», вызывает массу эмоций – от беспомощности до гнева».
Возникает вопрос: почему же опыт не учит ни юных, ни зрелых? По мнению Татьяны Кочетовой, мы постоянно и неосознанно стремимся построить границы отношений с другими людьми, а для этого необходимо попробовать различные формы поведения: «Мы ведем себя так, чтобы постоянно подтверждать или отвергать те или иные виды отношений, проверять своими действиями границы на прочность». Несмотря на это, психотерапевт рекомендует продолжать учиться на промахах, рассматривать и анализировать ситуации, которые привели к ошибке, вырабатывать иные способы поведения, а главное, принять «право на ошибку» и ответственность за нее. Екатерина Хломова добавляет: «Если тебе кажется, что наступаешь на одни и те же грабли, нужно спросить себя: для чего все это? Какая в этом выгода? Почему боюсь поступить иначе? Как эти действия связаны с моей семьей? Придется также придумать, как получать ту же выгоду другим способом». Не менее важно выработать мудрое отношение к ошибкам. «Возможно, «с точки зрения банальной эрудиции», какие-то поступки – ошибки. А с точки зрения пользы для души и тела, они – бесценный опыт, призванный дать что-то важное, к чему-то подвести, – говорит Елена Тельнова. – Работу над ошибками делают, когда становится невозможно жить по-прежнему. К этому нужно прийти, и у каждого свой путь – в том числе и по граблям».
ТЕКСТ: Юлия Сивакова
Почему одни превращают неизбежные для человека ошибки в соратников на пути к целям, а другие годами наступают на одни и те же грабли?
Все люди ошибаются, но великие люди сознаются в ошибках. — Бернар Ле Бовье де Фонтенель
Доктор философии, клинический психолог и писатель Роберт Маурер (Robert Maurer) выделяет три типа ошибок, которые каждый из нас совершает на протяжении жизни.
Soul mistakes — ошибки, сделанные под влиянием слабостей и эмоциональных импульсов. Сюда можно отнести измены, неконтролируемый гнев или менее масштабные «бедствия», будь то срыв на «самую последнюю» сигарету или рабочие часы, проведенные в социальных сетях. Осознание ошибок этого типа — немаловажный шаг в личностном развитии: «когда мы знаем о наших слабостях, мы можем работать над ними и контролировать потенциальный риск», — пишет Маурер.
Goal mistakes — неверные решения в процессе достижения важного для нас результата. Например, выбор недобросовестных поставщиков для бизнеса или нездоровой диеты для похудения. Маурер утверждает, что мы должны не только признавать, но и поощрять ошибки такого рода, потому что они помогают нам расти.
Hole mistakes — самый глобальный тип провалов. Обычно мы замечаем их только по прошествии продолжительного времени: к примеру, подводя жизненные итоги перед юбилеем, понимаем, что потратили годы не на ту профессию/отношения/место жительства.
Зачем нужны ошибки?
Спокойно признав ошибку, мы получаем возможность её анализировать и работать над собой, чтобы расти и больше не повторять эту оплошность. Пользу от обучения на своих провалах доказывает недавнее исследование, проведённое группой сотрудников Мичиганского Университета под руководством Джейсона С. Мозера (Jason S. Moser). В эксперименте были задействованы студенты, предварительно поделённые на две группы. Участники первой были убеждены, что на ошибках нужно учиться, второй — считали, что интеллект — фиксированная величина, которую нельзя «прокачать», исправляя недочеты. Всех респондентов просили выполнить задание на внимательность. Ошибались участники обеих групп, но в итоге студенты из первой показали лучшие результаты, так как после каждого промаха сознательно увеличивали концентрацию.
Открытия, которые мы называем ошибками, необходимы для психологического, эмоционального и духовного развития. Кроме того, они — фундамент процесса обучения. — Мел Шварц
И всё же мы регулярно продолжаем отказываться от признания своей вины за мелкие и крупные провалы, предпочитая перекладывать вину на окружающих или злой рок. Почему это происходит, и каким особенностями психики мы обязаны этой тенденцией?
В 1957 году социальный психолог Леон Фестингер представил широкой публике теорию когнитивного диссонанса. Её ключевая идея заключается в том, что наш мозг изо всех сил охраняет устойчивую субъективную картину мира и нашей личности. А когда в представления, отработанные годами, вмешивается непредсказуемая реальность с противоречащей информацией, мы оказываемся в состоянии когнитивного диссонанса.
Представим, что всю сознательную жизнь вы считали себя серьёзным, разумным и уважаемым человеком (к тому же регулярно получали подтверждения этих характеристик от окружения). При этом допустим, что вы вообще не употребляете алкоголь. И вот однажды друзья уговаривают вас пропустить стаканчик-другой за компанию и вы (к своему удивлению) соглашаетесь. Эффект не заставляет себя ждать, и в самый разгар веселья вы оказываетесь на барной стойке — исполняющим ловкие (и не очень) па на радость присутствующим. На утро вам становится не просто стыдно, вы шокированы и озабочены попытками понять, как такое могло случиться с вами, взрослым и очень серьёзным человеком. Это неприятное растерянное состояние и есть когнитивный диссонанс.
Чтобы устранить этот эффект, наша психика рисует пространные самооправдания, искажая тем самым объективную реальность. В истории с баром, вы скорее всего обвините друзей или босса, накричавшего на вас накануне и тем самым толкнувшего на выпивку. А сами предстанете в своих глазах жертвой, амплуа которой не столь сильно противоречит вашим представлениям о себе.
Самооправдания сильнее и опаснее, чем ложь. Они позволяют людям думать, что то, что они сделали, было лучшим решением из возможных.
Так считают авторы книги «Ошибки, которые были допущены (но не мной)» Кэрол Теврис (Carol Tavris) и Эллиот Аронсон (Elliot Aronson). Они сравнивают оправдание промахов с «зыбучим песком», который тащит все глубже и глубже на дно. «Самооправдание блокирует навык рефлексии и корректировки недостатков. Оно не позволяет нам получать достаточно информации, в которой мы нуждаемся, чтобы оценить события непредвзято», — пишут Теврис и Аронсон.
На самооправдание работает целый арсенал подручных средств, включая воображение и память. Кэрол Теврис и Эллиот Аронсон описывают эксперимент, который доказал, что люди склонны преувеличивать воспоминания, подтверждающие субъективную оценку событий. Нескольких подростков и их родителей, находящихся с детьми в конфликте, пригласили в лабораторию для выяснения отношений под наблюдением. После острой беседы участники оценили степень отрицательных чувств по балльной шкале. Спустя полтора месяца испытуемым предложили оценить ситуацию повторно. В итоге участники, чьи отношения в целом складываются напряженно, поставили ещё более высокий балл по шкале негатива, чем в прошлый раз.
Мы склонны преувеличивать субъективные воспоминания.
Память неизменно дополняет нашу картину мира, преувеличивая нужные события из прошлого, в то время как детали, которые угрожают и противоречат ей, просто теряются.
Так пишут основатели портала The Art of Manliness Бретт и Кейт МакКей (Brett & Kate McKay).
Вижу, что хочу
У научных истоков этого феномена стоит психолог Питер Вейсон. В 60-х годах прошлого столетия он провёл ряд интеллектуальных экспериментов и доказал, что мы склонны всюду находить подтверждение субъективным суждениям.
Быстрее, выше, сильнее
Перфекционизм, или патологическое стремление делать всё идеально вызывает сильнейший страх перед любыми ошибками.
В то время как все остальные просто не любят промахи, перфекционисты выводят это на новый уровень: для них ошибка означает оценку их личностной значимости и умений.
Так утверждает адвокат, спикер и журналист Пола Дэвис-Лак (Paula Davis-Laack). В основном перфекционисты вырастают в семьях с авторитарным типом воспитания, где родители предъявляют детям строгие требования и проявляют любовь, только если дети соответствуют этим ожиданиям.
Перфекционисты склонны к самобичеванию после совершения ошибки.
Определяющая характеристика перфекционизма — страх перед неудачей. Этот страх движет перфекционистом; его главная забота состоит в том, чтобы избежать падений и ошибок. Он тщетно пытается заставить реальность (в которой нельзя избежать ошибок) уложиться в его прямолинейные взгляды на жизнь — что напоминает попытки забить квадратный колышек в круглую ямку.
Так пишет автор книги «Парадокс перфекциониста» Тал Бен-Шахар (Tal Ben-Shahar). Таким образом, невротическое стремление к совершенству становится существенным препятствием на пути к личностному росту.
Как научиться ошибаться
Многие факторы, мешающие здоровому взаимодействию с промахами, основаны на непринятии себя и низкой самооценке, зависящей от мнения окружающих и соответствия критерию «успешности». Мы впадаем в когнитивный диссонанс, когда сталкиваемся с вытесненными чертами своей личности, не вписывающимися в идеальную картину.
Мы стремимся к идеалу во всем, потому что считаем: без громких достижений мы недостойны любви и счастья. Наконец, мы отказываемся брать на себя ответственность за ошибки, потому что боимся доверить себе собственную жизнь. Поэтому первое, с чего начинается наука учиться на ошибках — это знакомство со своей «теневой» стороной.
А затем можно перейти к более локальным шагам, которые предлагают Бретт и Кейт МакКей:
Поймайте когнитивный диссонанс «за хвост». По ощущениям когнитивный диссонанс похож на уколы совести. Важно поймать это чувство до того, как его вытеснит самооправдание. «В то время как вашей незамедлительной реакцией на происходящее может быть желание обвинить саму ситуацию или окружающих, попробуйте честно взглянуть на собственную роль в событиях», — советуют авторы.
Окружите себя честными людьми. Важно иметь рядом хотя бы одного близкого человека, который не будет льстить и поддерживать ваши самооправдания, а сможет спокойно и откровенно указать вам на ошибку.
Расширяйте границы мышления. Наш мозг действительно склонен воспринимать только ту информацию, которая подтверждает субъективную картину мира. Но само по себе осознание этой тенденции уже поможет расширить границы мышления и натренировать навык восприятия оппозиционных сведений.
Забудьте про фразу «если бы только». Сослагательное наклонение — верный признак самооправдания: «я бы не опоздал на работу, если бы не было пробок», «я бы не стал обманывать свою девушку, если бы она была более снисходительна». Правда в том, что «если бы» — это портал в вымышленную реальность. Вы уже совершили ошибку, и теперь важно понять, что делать дальше, а не рисовать параллельные миры.
Поставьте себя на место другого человека. В следующий раз, оказавшись в конфликтной ситуации, попробуйте понять, как чувствует себя оппонент. Каково бы вам было на месте коллеги, недовольного тем, что вы переложили на него свои обязанности? Мужа, который ежедневно выслушивает ваши обвинения?
Перестаньте думать, что совершить ошибку — значит быть глупым. Если признание ошибок будет ассоциироваться у нас с личностным развитием и повышением интеллекта, мы станем чаще задумываться о том, что и почему сделали не так. Каждый раз, когда вам удастся поймать себя на промахе и проанализировать его без самобичевания, — закрепляйте успех похвалой в собственный адрес, а ещё лучше приятным ритуалом — будь то поход на долгожданный фильм в середине рабочей недели или лишние полчаса серфинга в сети.
Автор: Аня Варламова
Впервые опубликовано в журнале «NEWTONEW», 29.06.2017
Садись, два! Или почему мы не учимся на своих ошибках
Анечка, ну сколько можно наступать на те же грабли? Ты же уже взрослая девочка. Тебе же уже за тридцать. Ты же сама должна понимать, что опять следуешь по одной и той же тропе. А потом мучиться, страдать, ночью не спать — и весь остальной сопутствующий набор вялотекущей рефлексии. Ты же в курсе, что за этим следует. Ты же не первый год сдаешь этот экзамен. Зачем ты постоянно записываешься на этот курс? Зачем ты снова сделала то, что делала и в прошлом году? Зачем ты опять встречаешься с этим парнем? Для чего тебе снова влазить в такие же отношения, от которых еле-еле отошла? Ты что, это все уже забыла? У тебе кратковременная память? Или ты специально решила подразнить себя и проверить на прочность свои личные грабли?
Приблизительно такой порядок вопросов я задаю себе, если не часто, то регулярно — точно. Я не умею учиться на своих ошибках. Признаюсь сразу честно. Не умею — и все тут. Я как глупый начинающий гонщик. Мне постоянно кажется: «А вдруг проскочу?». И я мчусь вперед, зажмурившись, сбивая на ходу газетные киоски и мороженщиков. Нет, я не учусь на своих ошибках. Иногда мне кажется, что я их просто забываю. Но чаще, я уверяю себя, что это просто мой стиль. Поступить так, а не иначе — это истинная я. И если я сейчас изменю себе, если наступлю на горло своим желаниям, то предам себя. А значит, изменюсь. И больше не буду такой, какой есть. И какой мне нравится быть. Вот так я себя увещеваю, да. И снова бросаюсь туда, где мне плохо, больно и страшно. Но бросаюсь. Потому что на ошибках своих не учусь.
Когда мы можем помочь всем, но только не себе
Лена работает психологом. Правда, школьным психологом в школе, но это ничего не меняет. Она читает Юнга и Фрейда. И знает, как накрепко закрыть гештальт. И что нога у Раисы Семеновны болит из-за психосоматических проблем. Одним словом, Лена — наш местный гуру, специализирующийся на межличностных отношениях. «Леночка, скажи, милая, почему же он мне не позвонил?», — спрашивает ее, например, рыдающая Аллочка. «Потому что, — менторским тоном начинает Леночка свой помогательный спич. — Потому что ты ему навязывалась. Все ваше свидание ты навязывалась ему. И он просто-напросто испугался. Не надо так. С мужчинами надо медленными поступательными движениями. Это они должны быть активными в отношениях. Дай ему пространство для маневра. Это он должен быть дерзки и настойчивым, а не ты. У него это в подкорке забито. И с этим не поиграешь. А ты этот его подсознательный код пыталась взломать. Вот и получай. Он просто испугался и сбежал». И мы сидим, открыв рты, и внимаем умным речам нашей подруги, которая уж точно знает, как надо действовать с мужчинами.
Вот ведь повезло Лене, подумает кто-то. Ведь она постоянно в курсе той экосистемы. Ведь она-то знает, что надо мужчинам. И как с ними нам, девушкам, себя вести. И что говорить. И как губы красить. И когда на первый секс зазывать. Повезло-то, повезло. Но только не Лене, а нам. Потому что Лена наша — сапожник без сапог. Потому что она спокойно может помочь каждой из нас устроить личную жизнь. Может посоветовать, как помириться со своим мужчиной. И стоит ли продолжать эти бессмысленные отношения. Может помочь всем, но только не себе.
Леночка у нас одинока. Нет, она не перманентно одинока. Периодически она встречается с мужчинами. С ними у нее бурные романы. Потом они, по заведенной всеми приличными парами хронологии, начинают жить вместе. И тут пошло-поехало. Все избранники Леночки оказываются непростыми ребятами. Они если не скрытые алкоголики, то просто надоедливые дебоширы. Все избранники Леночки оказываются полной противоположностью ей. Все! И вот, казалось бы, она же психолог. Могла бы устранить себя от наступания на эти вечные грабли с бражным душком. Но нет, не получается у нее. Или она просто не хочет?
Почему мы не учимся на своих ошибках
На некоторых, конечно же, учимся. Но только тогда, когда эти ошибки нас так напугали, что переросли в фобию. Так вот, есть ответ на этот вопрос. И на него ответили психологи и нейрофизиологи Мичиганского университета. Они решили исследовать: почему некоторые люди учатся на своих ошибках, а другие — нет. Или почему на некоторых ошибках мы учимся, а другие словно проходят сквозь нас. И вот что у них получилось. Они выяснили, что существует две реакции на ошибки. Первая называется «негативом, связанным с ошибкой». Это непроизвольная реакция. Она наступает тут же, без промедления. Это словно дотронуться до горячего утюга, ты тут же одергиваешь руку. И в следующий раз ты вряд ли к нему прикоснешься. Потому что ожог — это очень болезненно. И этот опыт впился в твой мозг навсегда.
Вторая реакция — «позитивная ошибка». Дело в том, что реакция на нее не мгновенна. Это не раскаленный утюг, скажем так. То есть ты понимаешь, что совершила ошибку через какое-то время. Конечно, после этого ты проводишь анализ ситуации. Ты думаешь, размышляешь, почему поступила именно так. Наверное, ругаешь себя. Но не так чтоб сильно. Все-таки ты к себе снисходительна. И этот вид реакции для нас губителен. Ну, не так чтоб губителен. Но именно он несет ответственность за наши вечные наступания на одни и те же грабли. Мы можем учиться на своих ошибках. Не совсем же мы пропащие, честное слово. Но только в том случае, если реакция в мозг поступает незамедлительно. Если она будто разряд. Тогда мы точно эту ошибку больше не повторим. А пока она действует на тебя расслабленно, готовься к тому, что ты встретишься с ней еще не раз.
Леночка не может найти себе достойного парня, потому что не получила тот разряд в мозг. Значит, если Леночка признается себе в этом честно, она не против жить с такими мудаками. Значит, ее это не особо беспокоит. И пока один из них не даст Леночке в ухо, она будет знакомиться с такими же «принцами». Вот и все. Так просто.
Нужно просто ждать мгновенную реакцию. Это не мы виноваты. А наши импульсы. И все тут.
Вам хотя бы раз говорили о том, что на ошибках учатся? Разница лишь в том, что умный человек учится на чужих ошибках, а глупый — на своих. А что будет, если мы вам скажем, что это не совсем правда, и ошибки в целом имеют слабый образовательный потенциал. Разбираемся, что мешает людям учиться на чужих ошибках и как с этим справиться.
Ошибки и мозг
На сегодняшний день проведено множество экспериментов с целью узнать, как происходит обучение на практике. Ученые уже выяснили, что важную роль для формирования знания в долгосрочной памяти играет повторение и награда.
Ученые из Массачусетского Технологического Института так в ходе эксперимента над приматами с применением МРТ выяснили, что наиболее ярким стимулом для обучения была награда за правильный ответ. Когда примат, правильно выполнивший задание от организаторов эксперимента, получал награду, его нейроны (светившиеся во время правильного ответа), продолжали активность еще несколько миллисекунд. Но ведь все время давать правильные ответы невозможно.
Ошибки также заставляют наш мозг работать и обучаться, но процесс этот идет гораздо сложнее и витиеватее. Когда мы совершаем ошибку, если выбрать рациональный сценарий, то мы должны проанализировать весь свой опыт: последствия ошибки, предпосылки, что заставило нас выбрать конечное решение и так далее.
Иногда к ошибкам добавляется еще и эмоциональная составляющая, которая либо помогает нам как следует прочувствовать и закрепить полученный опыт, либо — вовсе вышибает пробки и разносит по кирпичикам все эмоциональное спокойствие — вспомните хотя бы себя во время важных экзаменов и что происходило в это время с вашими знакомыми-отличниками.
И таким образом, анализируя и прорабатывая свой опыт, мы приходим к умозаключениям и логическим цепочкам, которые в конце концов имеют шанс быть запомненными. Если этого не произойдет, велика вероятность, что мы с размаху прыгнем на те же грабли. Но с чужими ошибками все еще сложнее.
Что нам мешает учиться на чужих ошибках?
Любое изучение чужого опыта, даже когда мы получаем его из первых рук, может быть искажено в силу «трудностей перевода». Мы можем изучать ошибки человека, который нам не близок по своему мировоззрению, и это различие может сыграть важную роль в формировании опыта. Например, в школе ребенку-отличнику предлагают «учиться на ошибках», ставя в пример ребенка с более низкой успеваемостью. На примерах работы второго ученика разбираются нерешенные большинством примеры, но отличник, наблюдающий это, скорее всего будет сидеть и думать: «Ну я же не тупой, чтобы так ошибиться».
С похожей мыслью уже в более взрослом возрасте люди слушают истории знакомых, попавших в токсичные отношения или обманутых мошенниками. Отсутствие эмпатии, нежелание признавать, что человек и сам может оказаться в такой же ситуации, совершить ту же ошибку, не дает в полной мере воспринять чужой опыт.
К тому же, человек может совершить системную ошибку выжившего. То есть, изучая только опыт другого человека, как свершившийся факт, вы запомните только один сценарий, и — возможно — будете просто повторять чужие ошибки, вместо того, чтобы избегать их или в крайнем случае совершать свои.
Однако никто не говорит, что чужие ошибки полностью бесполезны. Просто к ним нужен особенный подход.
Во-первых, пересмотрите свое отношение к ошибкам в целом
Как дети строгой системы, в которой ты либо отличник, либо — будущий дворник, мы часто склонны преувеличивать масштабы трагедии, когда речь идет об ошибках. Ко многим из них можно относиться по-философски, как к полезному опыту, будь то опрометчивое желание надеть носки разного цвета или заказать капучино, несмотря на непереносимость лактозы.
Во-вторых, включайте эмпатию
Изучение чужого опыта можно сравнить с чтением книги, если сюжет или переживания главного героя вас не увлекают, то вы не сможете запомнить и — впоследствии — проанализировать его опыт.
В-третьих, мыслите шире рассказанной истории
Одинаковые ошибки могут приводить к различным последствиям, поэтому не ожидайте, что опыт вашего знакомого в точности повторится и у вас. Помните, что одних героев, съевших отравленное яблоко, может спасти поцелуй любви, в то время как другим понадобится активированный уголь.
Менеджмент
Эксклюзивно по подписке
Почему собственные ошибки ничему не учат людей
Хотя считается, что успешные люди преуспели именно потому, что сделали правильные выводы из своих ошибок
Лорен Эскрейс-Уинклер и Айелет Фишбах, ученые из Школы бизнеса Бута Чикагского университета, предложили участникам исследования пройти сложный тест с двумя вариантами ответов. Затем половине участников сообщили о вопросах, на которые они ответили правильно, а другой – о тех, где они ошиблись. В итоге у всех появилась полная информация о том, что у них получилось и что не получилось, и в повторном тесте участники с позитивным фидбэком сумели ответить на большее число вопросов правильно, а с негативным или совсем не улучшили свои результаты, или улучшения были незначительными. Вывод? Возможно, мы вовсе не учимся на ошибках. Лорен Эскрейс-Уинклер, защищайте свою идею!
Эскрейс-Уинклер: Принято считать, что люди учатся на ошибках. Состоявшиеся люди, рассуждая о своем пути к успеху, говорят, что чем раньше совершаются ошибки, тем больше пользы. Не так давно председатель Верховного суда США Джон Робертс, выступая с напутственной речью, пожелал студентам неудач – чтобы им было на чем учиться. Тем не менее мы с моим соавтором Айелет Фишбах находим, что провалы влияют на нас обратным образом: они мешают нам учиться.
Пережив промах, люди чувствуют свою уязвимость и уходят в глухую защиту – буквально не хотят ничего слышать. Это нас удивило. Неприятные ситуации обычно привлекают внимание. Когда мы проезжаем на шоссе аварию, нас так и тянет посмотреть, что же там произошло. Но когда речь идет о личном провале, люди стараются отвлечься, чтобы сберечь остатки самооценки, в результате плохо воспринимают информацию и не обучаются – кроме случаев с особо сильной мотивацией.
HBR: Значит, участники ваших исследований не были достаточно мотивированы?
– Если это ничем не грозит, люди склонны игнорировать свои сбои. Нет ничего опасного в том, чтобы не знать правильных ответов на вопросы вроде «Сколько денег ежегодно теряют американские компании из-за плохого обслуживания клиентов?» или «Какие из следующих символов древней надписи обозначают животное?».
А вот если ошибка слишком велика и ее последствия невозможно оставить без внимания без вреда для себя, человек включается и извлекает из нее уроки. В психологии известен феномен под названием шоковое обучение. Например, лабораторные крысы запоминают особо тяжелый эпизод – если попробовали яд или получили удар электротоком. Люди тоже учатся на собственном опыте – если провал был значительным. Но большинство повседневных неудач слишком малы, чтобы достигнуть порога нашей особой восприимчивости.
– Как определяется этот порог?
– Это зависит от многих факторов. Понятно, что цена вопроса должна быть выше ошибки в тесте, но ниже последствий от случайного употребления яда. Мы провели серию дополнительных исследований и проверили, помогает ли людям учиться на их ошибках крупный бонус. Кроме того, мы проверили, не улучшатся ли результаты, если вопросы теста взяты из жизни, ведь нам всегда интереснее думать про что-то близкое. Например, мы задавали вопросы вроде «Какая из этих двух пар обручена?». Ни то ни другое на результаты не повлияло.
В другом эксперименте мы повысили ставки иначе: дали примерно 300 специалистам по телефонным продажам трудный тест про обслуживание клиентов – напрямую относящуюся к ним тему. Увы, и здесь результаты были прежними: те, кто получил обратную связь о своих успехах, улучшили результаты, а те, кому сообщили о неудачах, – остались на прежнем уровне. Понятно, что ошибки в важной для них сфере наверняка огорчили участников, но неудача оказалась слишком незначительной, чтобы люди захотели поработать с ней. Они предпочли уйти в себя.
– То есть учиться на ошибках нам всем трудно?
– Участники наших экспериментов в среднем учились на cвоих ошибках хуже, чем на успехах, но были и исключения. Между конкретными людьми мы наблюдали существенную разницу. Некоторые участники выделялись тем, что обращали серьезное внимание на неудачи и извлекали из них уроки. Предыдущие исследования Фишбах показывают, что эффект может зависеть от опыта. Эксперты внимательнее к провалам, чем новички. Если ты уже много раз приходил к успеху, один сбой не воспринимается как серьезная проблема.
Кроме того, учившееся на ошибках меньшинство, возможно, имеет установку на рост. Они верят, что могут стать лучше, и это мотивирует их оставаться в игре. Возможно, если бы мы привили такой взгляд на мир всем участникам, они дружно начали бы учиться на ошибках.
– Как внушить человеку установку на рост?
– Просто объяснив, что мозг способен развиваться и что их способности не даны им раз и навсегда, а могут быть улучшены.
– Есть ли какие-нибудь другие способы снизить угрозу нашему эго и стимулировать обучение?
– Да, люди неплохо учатся на чужих ошибках. В одном из наших исследований участники просматривали ответы других людей на тесты и получали информацию об их результатах. Если при мысли о собственных неудачах люди ощущали угрозу своему «я» и уходили в себя, то чужие оплошности не мешали им анализировать и учиться.
– Каков же должен быть вывод для менеджеров – надо ставить сотрудников в ситуации, где они реже давали бы маху? Или помогать им сменить установку и научиться извлекать уроки из сбоев?
– Если вам нужен немедленный результат, помогите людям побеждать. Люди лучше запоминают свой успех и учатся на нем. Попробуйте обращать внимание подчиненных на то, что у них уже хорошо получается, и поддержать их в этом. Либо же предложите им обратную связь таким образом, чтобы укрепить, а не разрушить их самооценку. Если вы не торопитесь, можно пойти на системные изменения: скорректировать установки, сдвинуть акценты в корпоративной культуре или иначе взглянуть на саму суть ошибок, помогая людям не замыкаться в себе, а учиться на промахах.
Статья впервые опубликована в «Harvard Business Review Россия». Оригинал статьи здесь
Вам хотя бы раз говорили о том, что на ошибках учатся? Разница лишь в том, что умный человек учится на чужих ошибках, а глупый — на своих. А что будет, если мы вам скажем, что это не совсем правда, и ошибки в целом имеют слабый образовательный потенциал. Разбираемся, что мешает людям учиться на чужих ошибках и как с этим справиться.
Ошибки и мозг
На сегодняшний день проведено множество экспериментов с целью узнать, как происходит обучение на практике. Ученые уже выяснили, что важную роль для формирования знания в долгосрочной памяти играет повторение и награда.
Ученые из Массачусетского Технологического Института так в ходе эксперимента над приматами с применением МРТ выяснили, что наиболее ярким стимулом для обучения была награда за правильный ответ. Когда примат, правильно выполнивший задание от организаторов эксперимента, получал награду, его нейроны (светившиеся во время правильного ответа), продолжали активность еще несколько миллисекунд. Но ведь все время давать правильные ответы невозможно.
Ошибки также заставляют наш мозг работать и обучаться, но процесс этот идет гораздо сложнее и витиеватее. Когда мы совершаем ошибку, если выбрать рациональный сценарий, то мы должны проанализировать весь свой опыт: последствия ошибки, предпосылки, что заставило нас выбрать конечное решение и так далее.
Иногда к ошибкам добавляется еще и эмоциональная составляющая, которая либо помогает нам как следует прочувствовать и закрепить полученный опыт, либо — вовсе вышибает пробки и разносит по кирпичикам все эмоциональное спокойствие — вспомните хотя бы себя во время важных экзаменов и что происходило в это время с вашими знакомыми-отличниками.
И таким образом, анализируя и прорабатывая свой опыт, мы приходим к умозаключениям и логическим цепочкам, которые в конце концов имеют шанс быть запомненными. Если этого не произойдет, велика вероятность, что мы с размаху прыгнем на те же грабли. Но с чужими ошибками все еще сложнее.
Что нам мешает учиться на чужих ошибках?
Любое изучение чужого опыта, даже когда мы получаем его из первых рук, может быть искажено в силу «трудностей перевода». Мы можем изучать ошибки человека, который нам не близок по своему мировоззрению, и это различие может сыграть важную роль в формировании опыта. Например, в школе ребенку-отличнику предлагают «учиться на ошибках», ставя в пример ребенка с более низкой успеваемостью. На примерах работы второго ученика разбираются нерешенные большинством примеры, но отличник, наблюдающий это, скорее всего будет сидеть и думать: «Ну я же не тупой, чтобы так ошибиться».
С похожей мыслью уже в более взрослом возрасте люди слушают истории знакомых, попавших в токсичные отношения или обманутых мошенниками. Отсутствие эмпатии, нежелание признавать, что человек и сам может оказаться в такой же ситуации, совершить ту же ошибку, не дает в полной мере воспринять чужой опыт.
К тому же, человек может совершить системную ошибку выжившего. То есть, изучая только опыт другого человека, как свершившийся факт, вы запомните только один сценарий, и — возможно — будете просто повторять чужие ошибки, вместо того, чтобы избегать их или в крайнем случае совершать свои.
Однако никто не говорит, что чужие ошибки полностью бесполезны. Просто к ним нужен особенный подход.
Во-первых, пересмотрите свое отношение к ошибкам в целом
Как дети строгой системы, в которой ты либо отличник, либо — будущий дворник, мы часто склонны преувеличивать масштабы трагедии, когда речь идет об ошибках. Ко многим из них можно относиться по-философски, как к полезному опыту, будь то опрометчивое желание надеть носки разного цвета или заказать капучино, несмотря на непереносимость лактозы.
Во-вторых, включайте эмпатию
Изучение чужого опыта можно сравнить с чтением книги, если сюжет или переживания главного героя вас не увлекают, то вы не сможете запомнить и — впоследствии — проанализировать его опыт.
В-третьих, мыслите шире рассказанной истории
Одинаковые ошибки могут приводить к различным последствиям, поэтому не ожидайте, что опыт вашего знакомого в точности повторится и у вас. Помните, что одних героев, съевших отравленное яблоко, может спасти поцелуй любви, в то время как другим понадобится активированный уголь.
Сам процесс обучения основан на ошибках. Мы не просто учимся на них — не существует другого способа учиться, кроме как совершая ошибки. Во время обучения и приобретения нового жизненного опыта ошибки даже не неизбежны — они составляют суть процесса. Соответственно, если нет ошибок, нет и обучения и вообще мы мертвы.
Ошибки играют ключевую роль в обучении с точки зрения и психологии, и нейробиологии.
Психология о роли ошибок в процессе обучения
Кэрол Двек, профессор психологии в Стэнфордском университете, предложила теорию о существовании двух полярных подходов к обучению, которые соответствуют двум типам мышления: фиксированному (fixed mindset) и гибкому (growth mindset).
Люди с фиксированным мышлением считают, что обладают определенным уровнем интеллекта и не могут заметно его изменить. Они руководствуются принципом «выше себя не прыгнешь», а ошибку воспринимают как знак того, что они недостаточно способны. Те же, кто обладают гибким мышлением, ориентированы на процесс развития. Они полагают, что если приложат усилия и проявят трудолюбие и терпение, то смогут значительно улучшить свои способности. Ошибка для них — это повод учиться.
Теория Кэрол Двек основана на ее психологических экспериментах. В одном из них поучаствовали более 400 пятиклассников. Дети проходили несложный тест, состоящий из невербальных пазлов, после чего им сообщали результат. Половину детей хвалили за то, что они умные, а другую половину — за старание. Затем детям предложили выбрать между двумя тестами разной сложности. Около 90% детей, которых похвалили за ум, выбрали более простой тест, предпочтя остановиться на уже достигнутом и не потерять репутацию умных. Дети, которых похвалили за усилия, были более безжалостны к себе — они выбрали тест посложнее, который позволил им продемонстрировать свое стремление прилагать усилия.
Затем Двек предложила тем же пятиклассникам пройти очень сложный тест, рассчитанный на 8-й класс. Ученики, которых хвалили за старательность, настойчиво пытались решить задания и добивались значительных успехов. Те же, кого похвалили за ум, быстро разочаровывались в себе и переставали прилагать усилия. Свои ошибки они воспринимали как признак поражения и доказательство того, что не такие уж они и умные.
Таким образом, боязнь совершить ошибку отрицательно влияет на образовательный процесс, в то время как отсутствие этого страха и готовность работать над ошибками гарантирует эффективное обучение.
Согласившись с идеей Двек о разграничении фиксированного и гибкого мышления, психолог из Мичиганского университета Джейсон Мозер исследовал нейронные механизмы, лежащие в основе разных типов реакций на ошибки. Он проследил взаимосвязь между типом мышления человека и его реакцией на ошибки.
Участники его эксперимента должны были выполнять задания, в которых легко ошибиться. В это время Мозер с помощью энцефалограммы анализировал нейронные сигналы, участвующие в обработке ошибок: рефлекторную регистрацию ошибки ERN (error-related negativity) и осознанную реакцию на ошибку Pe (error positivity). Первый сигнал показывает конфликт между правильным и ошибочным ответом, он возникает приблизительно через 50 миллисекунд после допущения ошибки. Второй сигнал регистрируется через 100–600 миллисекунд после ответа и указывает на осознание ошибки и концентрацию внимания на ней.
Согласно исследованиям сигналы ERN и Pe, скорее всего, генерирует передняя поясная извилина коры — зона, которая участвует в мониторинге поведения и сигнализирует о том, что нужно усилить когнитивный контроль.
В эксперименте Мозера уровни сигналов ERN и Pe коррелировали с более сосредоточенными и более точными ответами, следующими за ошибками. Оказалось, что чем выше амплитуда ERN- и Pe-сигналов, тем более эффективен процесс обучения.
Мозер подтвердил теорию Кэрол Двек: его эксперимент доказал, что обладатели гибкого мышления больше сосредотачиваются на ошибках и демонстрируют большую точность ответов после ошибок, то есть лучше учатся. Амплитуда сигнала Pe у них в среднем равна 15 пунктам, тогда как у носителей фиксированного мышления — 5. Ошибившись, «гибкие» люди сразу же сосредотачиваются, обрабатывают ошибку и после этого демонстрируют прирост точности.
Работа Мозера показала, что ошибки являются важной составной обучения и развития. Если их избегают или воспринимают как показатель отсутствия способностей к определенному занятию, эффективность обучения заметно снижается.
Именно ошибки запускают нейроактивность, отражающую процесс обучения. На субъективном уровне мы воспринимаем ошибку как «что-то пошло не так», но именно это «не так» на нейронном уровне содействует наиболее активным процессам. Для обучения ценнее всего именно ошибки: этот процесс построен на провалах, а не на успехе. Упускать возможность неудачи, пытаясь всё делать правильно и безошибочно, — значит упустить возможность обучения и развития.
Ниже на схеме из эксперимента Мозера видна разница в уровне интенсивности реакции мозга на ошибку у людей с фиксированным и гибким мышлением.
Кэрол Двек описала это различие так:
«Слева вы видите студентов с фиксированным мышлением. Активность практически отсутствует. Они бегут от ошибок. Они не хотят с ними связываться. Справа же вы видите студентов с гибким мышлением — тех, кто убежден, что способности можно развивать. Они полностью погружены в процесс. Их мозг охвачен идеей „пока нет“. Они глубоко вовлечены. Они обрабатывают ошибку. Они на ней учатся и исправляют ее».
Как ни странно, теория Двек о гибком и фиксированном мышлении и ключевой роли ошибок в его усовершенствовании крайне популярна. Вероятно, это связано с тем, что Двек предлагает путь к успеху (от фиксированного мышления к гибкому), утверждая, что способность нашего мозга к преобразованию ограничена только нашими внутренними барьерами, которые можно преодолеть, перестав бояться ошибок.
Но в действительности поводов для оптимизма в теории Двек мало, ведь она констатирует, что для освоения нового знания нет другого пути, кроме как пройти через изматывающую фазу ошибок, и чем больше растет гибкость, тем болезненнее эта фаза.
Ошибки с точки зрения нейробиологии
Есть основания утверждать, что ошибки играют определяющую роль не только в процессе обучения и приобретения навыков, но и в том, насколько высока нейропластичность мозга. Более того, такой подход может перевернуть представление о человеке и вписать его в эволюционную перспективу, тем самым высвободив из перспективы теологии, в которую он был традиционно вписан.
Биологической основой обучения является нейрональная пластичность. Эта концепция относится к способности нервной системы изменять силу синапсов — соединений между нейронами.
Основная теория, с помощью которой сейчас объясняют понятие нейропластичности, была разработана американским психологом Дональдом Хеббом. Согласно теории Хебба в основе способности нашего мозга меняться лежит изменение силы синапсов, то есть связей между нейронами.
Правило Хебба гласит: если два нейрона активны примерно в одно и то же время, их связи усиливаются (Cells that fire together, wire together).
Процесс, благодаря которому усиливаются синаптические связи между нейронами, называется долгосрочным потенцированием.
Именно долгосрочное потенцирование считается ключевым процессом в объяснении нейропластичности. Хотя известно, что модификация силы синапсов включает также процесс его угнетения — долгосрочную депрессию. Однако если при рассмотрении темы нейропластичности упомянуть потенцирование считается обязательным, то о депрессии синапсов либо говорят во вторую очередь, либо не говорят вообще.
Модификация силы связей нейронов предполагает как их усиление, так и ослабление. Мы склонны забывать об этом втором аспекте, поскольку привыкли считать генеративные процессы ключевыми, а дегенеративные — вторичными.
Впрочем, в истории нейробиологии были и попытки свергнуть общую перспективу. Некоторые исследователи утверждают, что именно долгосрочную депрессию следует рассматривать как ключевой процесс, лежащий в основе обучения и формирования памяти.
Общая логика здесь такова: конфигурация существующего объема знаний в человеческом мозге оставалась бы неизменной, если бы нейронные контакты не обладали способностью ослабевать и в конечном итоге исчезать. Другими словами, механизм обучения и формирования знаний, синаптическая пластичность обязательно включает в себя способность ослаблять синаптические связи.
Так, американский инженер Джеймс С. Альбус, работавший над созданием модели мозжечка, предположил, что «хранение паттернов должно осуществляться главным образом за счет ослабления синаптических весов, а не их усиления».
Английский ученый Ричард Докинз полагает, что избирательная смерть нейронов может лежать в основе хранения памяти. Французский нейробиолог Жан-Пьер Шанжё в книге «Нейрональный человек» утверждает, что «учиться — значит стабилизировать заранее установленные синаптические комбинации и устранять излишки».
В своей статье Learning from Mistakes ученые Данте Чиалво (Аргентина) и Пер Бак (Дания) продвигались дальше по этому пути. По их мнению, то, как мы сегодня понимаем биологические механизмы, обусловлено нашей склонностью к телеологическому (то есть предполагающему, что у всего происходящего есть конечная цель) мышлению. Оно не позволяет нам перенастроить наше мышление так, чтобы оно было выгодно для изучаемого процесса, а не служило нашему удобству.
Чиалво и Бак пересмотрели общепринятое мнение о том, что для обучения обязательно требуется усиление синапсов и что долгосрочное потенцирование — это ключевой процесс:
«Хотя можно представить, что долгосрочное потенцирование является определяющим явлением для хранения информации и что долгосрочная депрессия может существовать просто для перезагрузки долгосрочного потенцирования, следует отметить, что также можно представить, что противоположное может быть правдой».
Ученые предложили схему понимания нейронных процессов обучения, которая переворачивает всё с ног на голову, утверждая, что именно снижение синаптической активности является фундаментальным динамическим механизмом, а потенциация играет только вспомогательную роль. Именно долгосрочная депрессия имеет формообразующую силу.
«Вера в подкрепление Хебба долгое время оказывала влияние на исследования, препятствуя объективному изучению альтернативных сценариев. Мы утверждаем, что отрицательное подкрепление имеет важное значение и, кроме того, любое положительное подкрепление снижает способность к адаптации».
Согласно Чиалво и Баку обучение в основном происходит путем исправления ошибок. «Окружающая среда действует как критик, а не как учитель».
Это означает, что негативный фидбек (который коррелирует с долгосрочной депрессией синапсов) — это основа обучения. В соответствии с альтернативным взглядом Чиалво и Бака в процессе обучения активные синаптические соединения временно «помечаются» и, если получаемый результат оказывается неудачным, впоследствии подавляются. Учась чему-то, мы не формируем новые синапсы, а в первую очередь уничтожаем лишние. Таким образом, любое обучение в основании предполагает ошибку.