Идолы рынка ошибки

Его
опасность кроется в опоре на коллективный
опыт. Идол – продукт общения людей,
главным образом, речевого. «Существуют,
однако, такие идолы, которые возникают
путем взаимного общения. Их мы называем
идолами рынка потому, что возникли они
путем взаимной договоренности в обществе.
Люди договариваются при помощи речи;
слова определяются общим пониманием.
Плохой и неправильный выбор слов
значительно мешает и разуму. Эти помехи
не могут исправить ни определения, ни
объяснения.

Слова просто насилуют
разум и все приводят в смятение, а людей
ведут к бесчисленным излишним спорам
и идеям Люди полагают, что их разум
повелевает словами. Но они непроизвольно
проникают в сознание «.

Вредно
неверное словоупотребление. Принимая
слова за вещи, люди ошибаются. Здесь его
критика направлена против схоластов.
Преодолеть идол можно, осознавая, что
слова – это знаки вещей. Осознавая, что
существуют единичные вещи – то есть
нужно встать на позицию номинализма.
Слова не репрезентируют реальность, а
лишь обобщающую деятельность ума.

Бэкон
уделяет большее внимание, но не находит
(кроме последовательного выполнения
правил новой индукции) эффективного
способа их преодоления. Поэтому он
определяет идолы рынка как наиболее
вредные.

3.4
Идол театра

Продукт
коллективного опыта. Если человек имеет
слепую веру в авторитеты, особенно в
древние. Чем древнее, тем большую иллюзию
авторитет вызывает. Как актеры на сцене
в свете рампы, древние мыслители находятся
в ореоле своей славы. Это результат
«аберрации зрения». А они такие же люди,
как и читатели. Надо понимать, что чем
древнее – тем наивнее мыслитель, ибо
он меньше знал.

«Это идолы, которые
переселились в человеческие мысли из
различных философских учений. Называю
их идолами театра, ибо все традиционные
и до сих пор изобретенные философские
системы являются, по моему мнению, как
будто театральными играми, которые
создали миры, вымышленные как будто в
театре. Не говорю здесь ни о нынешних
философиях и школах, ни о тех старых,
потому что таких игр можно сложить и
сообща вести еще очень много. Поэтому
истинные причины ошибок, совершенно
отличных друг от друга, являются более
или менее почти одними и теми же».

4. Критика обыденного и схоластического разума

«Истинные» и «мнимые», «объективные»
и «субъективные» компоненты человеческого
знания восходит к самой сущности
философии как науки и в античности
отчетливо осознается уже Демокритом и
элеатами. Этот вопрос живо обсуждался
современниками Бэкона — Галилеем и
Декартом.

Одним из вариантов той же темы явилось
и бэконовское усмотрение в познании
того, что «соотнесено с человеком» и
что «соотнесено с миром», его развернутая
критика Идолов Разума.

«В будущие времена обо мне, я полагаю,
— писал Бэкон, — будет высказано мнение,
что я не совершил ничего великого, но
лишь счел незначительным то, что считалось
великим». Он при этом мог иметь в виду
свое учение об очищении интеллекта, о
врожденных и приобретенных идолах,
отягощающих человеческий разум и
порождающих его многочисленные ошибки
и заблуждения. Первые проистекают из
самого характера человеческого ума,
который питают воля и чувства, окрашивающие
все вещи в субъективные тона и, таким
образом, искажающие их действительную
природу; вторые же вселились в умы людей
из разных ходячих мнений, спекулятивных
теорий и превратных доказательств. Это
одна из самых интересных и популярных
глав бэконовской философии, поистине
очистительная пропедевтика к его учению
о методе познания.

Разве люди не склонны верить в истинность
предпочтительного и стараться всячески
поддерживать и обосновывать то, что они
уже однажды приняли, к чему привыкли и
в чем заинтересованы? Какова бы ни была
значимость и число обстоятельств,
свидетельствующих о противном, их или
игнорируют, или же превратно истолковывают.
Как часто отвергается трудное потому,
что нет терпения его исследовать, трезвое
— потому, что оно угнетает надежду,
простое и ясное — из-за суеверий и
преклонения перед непонятным, данные
опыта — из-за презрения к частному и
преходящему, парадоксы — из-за
общепринятого мнения и интеллектуальной
инертности! И к этому же типу врожденных
Идолов Рода, или Племени, Бэкон причисляет
склонность к идеализации ·— предполагать
в вещах больше порядка и единообразия,
чем это н есть на самом деле, привносить
в природу мнимые подобия и соответствия,
осуществлять чрезмерные отвлечения и
мысленно представлять текучее как
постоянное.[4,c.55]

Врожденные идолы искоренить невозможно,
но можно, осознав их характер и действие
на человеческий ум, предупредить
умножение ошибок и методически правильно
организовать познание. Вообще каждому
исследующему природу рекомендуется,
как бы взять за правило считать
сомнительным все то, что особенно
захватило и пленило его разум. Энтузиаст
новой науки отнюдь не усматривал в
слепой одержимости фактор, способствующий
постижению истины, и склонялся к идеалу
уравновешенного и ясного критического
понимания.

«Плохое и нелепое установление слов
удивительным образом осаждает разум»,
— писал Бэкон о третьем, с его точки
зрения самом тягостном, виде идолов, о
так называемых Идолах Площади, или
Рынка. Эти идолы проникают в сознание
исподволь, из естественной связи и
общения людей, из стихийно навязываемого
этим общением штампов ходячего
словоупотребления. К ним относятся и
наименования вымышленных, несуществующих
вещей, и вербальные носители плохих и
невежественных абстракций. Давление
этих идолов особенно сказывается тогда,
когда новый опыт открывает для слов
значение, отличное от того, которое
приписывает им традиция, когда старые
ценности теряют смысл и старый язык
символов уже перестает быть общепонятным.
И тогда то, что объединяет людей, является
фактором их взаимопонимания, «обращает
свою силу против разума».

Но основной удар своей критики Бэкон
направляет против Идолов Театра, или
Теорий. Да, он не очень-то высокого мнения
о существующих философско-теоретических
представлениях и считает себя вправе
взирать на них как бы с высоты некоего
амфитеатра. Сколько есть изобретенных
и принятых философских систем, столько
поставлено и сыграно комедий, представляющих
вымышленные и искусственные миры.
Человечество уже видело и еще увидит
много таких представлений с Субстанцией,
Качеством, Бытием, Отношением и другими
отвлеченными категориями и началами в
главных ролях. «В пьесах этого философского
театра, — писал он, — мы можем наблюдать
то же самое, что и в театрах поэтов, где
рассказы, придуманные для сцены, более
слажены и изысканы и скорее способны
удовлетворить желаниям каждого, нежели
правдивые рассказы из истории». Одержимые
этого рода идолами стараются заключить
многообразие и богатство природы в
односторонние схемы отвлеченных
конструкций и, вынося решения из меньшего,
чем следует, не замечают, как абстрактные
штампы, догмы и идолы насилуют и извращают
естественный и живой ход их разумения.
Так, продукты интеллектуальной
деятельности людей отделяются от них
и в дальнейшем уже противостоят им как
нечто чуждое и господствующее над ними.
Кажется, здесь Бэкон вплотную подходит
к определению и анализу того, что на
современном философском языке именуется
отчуждением. При этом он, видимо, не
заблуждается относительно механизма
образования этого отчуждения. Единогласие
в философских мнениях далеко не всегда
основывается на свободе суждений и
исследований, чаще оно программируется
авторитетом, послушанием и подчинением.
Именно таким образом, по его мнению,
большинство пришло к согласию с философией
Аристотеля, этого «счастливого разбойника»
и «первейшего софиста».[5,c.111]

Есть еще один источник появления идолов
— это смешение естествознания с
суеверием, теологией и мифическими
преданиями. В этом прежде всего повинны
пифагорейцы и платоники, а из новых
философов те, кто пытается строить
естественную философию на Священном
писании. И если рационалистическая
философия и софистика запутывают разум,
то эта, полная вымыслов и поэзии, льстит
ему, подыгрывает его склонности к
воображению и фантазии. Такое «поклонение
суетному равносильно чуме разума», и
его надо тем более сдерживать, «что из
безрассудного смешения божественного
и человеческого выводится не только
фантастическая философия, но и еретическая
религия», между тем как вере следует
оставить «лишь то, что ей принадлежит».

Отношение Бэкона к религии типично для
передового ученого Возрождения. Человек
призван открывать законы природы,
которые бог скрыл от него. Руководствуясь
знанием, он уподобляется всевышнему,
который ведь тоже вначале пролил свет
и уже потом создал материальный мир
(это одна из любимых бэконовских
аллегорий). И Природа, и Писание — дело
рук божьих, и поэтому они не противоречат,
а согласуются друг с другом. Недопустимо
только для объяснения божественного
Писания прибегать к тому же способу,
что и для объяснения писаний человеческих,
но недопустимо и обратное. Признавая
истину и того и другого, Бэкон отдавал
свои силы пропаганде постижения лишь
естественного. У божественного и без
него было слишком много служителей и
защитников. И так преобладающая часть
лучших умов посвящала себя теологии,
испытатели же природы насчитывались
единицами. Отделяя естественнонаучное
от теологического, утверждая его
независимый и самостоятельный статус,
он, таким образом, вовсе не порывал с
религией, в которой видел главную
связующую силу общества. Он писал, что
только поверхностное знакомство с
природой отвращает от религии, более
же глубокое и проникновенное возвращает
к ней. И все же в знаменательном для того
времени компромиссе между научным и
религиозным воззрениями прогрессивность
позиции определялась тем, в интересах
какой из этих братающихся концепций
принимались и оценивались утверждения
другой. Пройдет некоторое время, и
материалистическая философия выдвинет
тезис, что вся эта идея согласия науки
и религии есть не более чем ложная и
вредная иллюзия. «Ярким пламенем
вспыхнуло рациональное вольнодумство,
не идущее на какой-либо компромисс. Но
ошибся бы тот, кто полагал бы, что этим
пламенем горел дух Бэкона. Он был в
принципе только одним из набожных
«поджигателей»».

И еще одна линия бэконовской критики —
это «изобличение доказательств». Он
считает, что «логика, которая теперь
имеется, бесполезна для научных открытий».
Своему основному философскому сочинению
он дает название «Новый Органон», как
бы противопоставляя его «Органону»
Аристотеля—этому компендиуму логических
знаний античности, содержащему принципы
и схемы дедуктивного рассуждения и
построения науки. «Органон» имел огромное
значение для- всего последующего развития
логической мысли, определив направление
научных интересов римских, византийских
и арабских мыслителей. «Органон»
переводили, комментировали, составляли
на его основе многочисленные руководства
по логике. Его идеями в значительной
мере жила средневековая схоластическая
наука, их широко использовала и теология
для рационализации своих доктрин и
доказательств.

Фрэнсис Бэкон — этот «настоящий
родоначальник английского материализма
и всей современной экспериментирующей
науки».

Заслуга Бэкона, в частности, состоит в
том, что он со всей определенностью
подчеркнул: научное знание проистекает
из опыта, не просто из непосредственных
чувственных данных, а именно из
целенаправленно организованного опыта,
эксперимента. Более того, наука не может
строиться просто на непосредственных
данных чувства. Наивный сенсуалистический
реализм столь же несостоятелен, как и
абстрактно-спекулятивная метафизика.
Одно в сущности стоит другого: «Диалектики,
— пишет Бэкон, — преклоняются перед
первыми понятиями ума и наконец
успокаиваются на непосредственных
данных чувства». Есть множество вещей,
которые ускользают от чувств, с другой
же стороны, свидетельства чувств
субъективны, «всегда соотнесены с
человеком, а не с миром». И если чувства
могут отказывать нам в своей помощи или
обманывать нас, то нельзя утверждать,
что «чувство есть мера вещей». Наивный
сенсуализм оказывается перед лицом
гносеологической антиномии, чреватой
крайностями скептицизма и солипсизма.
Рационалист Декарт, размышляя о том,
насколько адекватно чувственные
восприятия соответствуют внешней
реальности, апеллировал к «правдивости
бога», который, не будучи обманщиком,
не мог допустить в наших мнениях лжи
без того, чтобы не дать и какой-нибудь
способности для ее исправления. Бэкон
предлагает гораздо более современное
и трезвое решение. Компенсацию
несостоятельности чувства и исправление
его ошибок дает правильно организованный
и специально приспособленный для того
или иного исследования опыт или
эксперимент. Именно его «мы готовим в
качестве светоча, который надо возжечь
и внести в природу». И далее он делает
крайне важное разъяснение: «поскольку
природа вещей лучше обнаруживает себя
в состоянии искусственной стесненности,
чем в естественной свободе».[6, 71-74]

При этом для науки важны не всякие опыты,
но прежде всего поставленные с целью
открытия новых свойств явлений, их
причин или, как выражается философ,
аксиом, дающие материал для последующего
более полного и глубокого теоретического
понимания. Отстаивая ценность и значение
специализированного научного эксперимента,
Бэкон проводит свое знаменитое различие
двух родов опытов — «светоносных» и
«плодоносных», то почти тривиальное
для современного ученого разграничение
эксперимента, ориентированного
исключительно на получение нового
научного результата, от опыта, преследующего
ту или иную непосредственную практическую
пользу. Он предупреждает против
преждевременной погони

за
немедленным получением новых практических
результатов и утверждает, что открытие
и установление правильных теоретических
представлений, вооружая нас не
поверхностно, а глубоко, в конце концов
повлечет за собой многочисленные ряды
самых неожиданных приложений. Как видно,
этот теоретик эмпирической науки был
далек от недооценки теории как в структуре
самого научного знания, так и в ее
многообещающем значении для практики.

Бэкону не только была чужда идея
вероятностного подхода к индукции, но
он, кажется, с излишним оптимизмом
считал, что предлагаемые им средства
индуктивного анализа являются достаточной
гарантией необходимости и достоверности
получаемого заключения. Вот в кратких
словах суть его индуктивного метода,
его таблиц Открытия — Присутствия,
Отсутствия и Степеней. Собирается
достаточное количество разнообразных
случаев некоторого «простого свойства»
(например, плотности, теплоты, тяжести,
цвета и т.-п.), природа или «форма» которого
ищется. Затем берется множество случаев,
как можно более подобных предыдущим,
но уже таких, в которых это свойство
отсутствует. Затем — множество случаев,
в которых наблюдается изменение
интенсивности интересующего нас
свойства. Сравнение всех этих множеств
позволяет исключить факторы, не
сопутствующие постоянно исследуемому
свойству, т. е. не присутствующие там,
где имеется данное свойство, или
присутствующие там, где оно отсутствует,
или же не усиливающиеся при его усилении
(соответственно не ослабевающие, где
оно ослабевает). Таким отбрасыванием в
конце концов получают определенный
остаток, неизменно сопутствующий
интересующему нас свойству, — его
«форму».

Аналогия и исключение составляют главные
приемы этого метода. По аналогии
подбираются эмпирические данные для
таблиц Открытия. Она лежит как бы в
фундаменте индуктивного обобщения,
которое достигается посредством отбора,
выбраковки ряда обстоятельств из обилия
первоначальных возможностей. Этому
процессу анализа могут способствовать
исключительные ситуации, в которых
исследуемая природа по тем или иным
причинам обнаруживается более очевидно,
чем в других. Бэкон насчитывает и излагает
27 таких преимущественных примеров
(прерогативных инстанций). Сюда относятся
те случаи, когда исследуемое свойство
существует в предметах совершенно
различных между собой во всех других
отношениях. Или, наоборот, это свойство
отсутствует в предметах, совершенно
подобных между собой. Или это свойство
наблюдается в наиболее явной, максимальной
(соответственно минимальной) степени.
Или же выявляется очевидная альтернативность
двух или нескольких причинных объяснений,
и тогда дело остается лишь за experimentum
crucis и т. д.[7,c.361]

Но вот особенности бэконовской трактовки
индукции, связывающие собственно
логическую часть учения Бэкона с его
аналитической методологией и философской
метафизикой. Во-первых, средства индукции
предназначаются для выявления форм
«простых свойств», или «природ», как
называет их Бэкон, на которые, вообще
говоря, разлагаются все конкретные
физические тела. Индуктивному исследованию
подлежат, например, не золото, вода или
воздух, а такие их свойства или качества,
как плотность, тяжесть, ковкость, цвет,
теплота, летучесть и т. п. Такой
аналитический подход в теории познания
и методологии науки впоследствии
превратится в прочную традицию английского
философского эмпиризма. И вместе с тем
нельзя игнорировать тот факт, что физика
(и не только в XVII столетии) занималась
изучением как раз такого рода феноменов,
исследуя природы плотности, упругости,
тяготения, теплоты, цвета и магнетизма.

Во-вторых, задача бэконовской индукции
— выявить «форму» — в перипатетической
терминологии «формальную» причину, а
отнюдь не «действующую» или «материальную»,
которые, по мнению философа, частные и
преходящи и поэтому не могут быть
неизменно и существенно связаны с теми
или иными простыми свойствами. Здесь
мы вплотную сталкиваемся с бэконовской
«метафизикой», так как именно она
призвана исследовать формы, «охватывающие
единство природы в несходных материях»,
в то время как собственно физика имеет
дело с более частными материальными и
действующими причинами — преходящими
и как бы внешними носителями этих форм.

Таким образом, Бэкон рассматривал
индукцию не как средство узко эмпирического
исследования, в каковое она фактически
превращается уже в представлении Дж.
Ст. Милля, а как метод выработки
фундаментальных теоретических понятий
и аксиом естествознания, или, как он сам
выражался, естественной философии. И
это обстоятельство может если и не
оправдать, то в какой-то мере все же
объяснить то удивительное пренебрежение,
которое так часто проявлял этот энтузиаст
новой науки к открытиям современного
ему опытного естествознания, полученным
по не предусмотренной им методе.[8,c.172-144]

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

Автор: М.В.Телегин

         Аннотация: для нас тема –  «слово и мировоззрение, воспитание», бесспорно, является ключевой, системообразующей. Наиболее полно наше видение указанной проблемы изложено в книге М.В.Телегина «Теория и практика диалогического воспитания и развития детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста», опубликованной на страницах этого сайта (см. Гл.2., пп. 2.2., 2.3., 2.4., Гл 4., Гл 8.). В западной философии наиболее глубокие, обладающие огромным эвристически потенциалом идеи о влиянии речи на сознание, о слове как орудии манипуляции сознанием высказал Фрэнсис Бэкон. При внимательном анализе его произведений удивляешься прозорливости Бэкона, ведь он предвосхитил ключевые положения культурно-исторической концепции становления психики, по большому счёту, является отцом многих психолингвистических парадигм.

Контекст: Фрэнсис Бэкон (1561 – 1626) – выдающийся философ Нового времени. Фигура сопоставимая с гениальными современниками Рене Декартом, Галилео Галилеем. «Богу – Богово, кесарю – кесарево». Бэкон одним из первых сформулировал революционное для своей эпохи видение целей и задач философии – деизм. Бог есть, Бог – «вечная, бесконечная, всемогущая субстанция». Без Бога «естественный свет разума» человеческого невозможен. Бэкон предлагает разделить сферы влияния! Божественным –  занимается теология. Земным, улучшением жизни на земле – юдоли печали, пусть занимается философия.

Новое время – новые песни. Я оговорился. Это в средние века земная жизнь однозначно трактовалась как страдание. Бэкон уже не столь категоричен. Земная жизнь есть, всё что есть – есть по воле Творца, включая человека и его разум. Человек не только право имеет, но и должен, уповая на Бога улучшать, совершенствовать жизнь на земле. Как писал Владимир Владимирович: «Планетишка наша, для веселья слабо оборудована…». Долг человека, опираясь на знания «дооборудовать» планету, приспособить её к нуждам и потребностям человека.

Как подступиться к решению подобной масштабной задачи? На что может рассчитывать человек в борьбе с природой. На разум, ещё раз, на разум. На знание. «Знание – сила». Эта чеканная формулировка принадлежит Бэкону. Вспоминаю, как любили гордое: «Знание – сила» в СССР. В своём уповании на знание Бэкон не уступал Сократу. «Знание и могущество человека совпадают, незнание затрудняет действие» — писал Бэкон.

Бэкон – знаток греческой философии. Однако, по его мнению, философии античности, как и средневековой философии, при колоссальном «избытке слов, недостаёт дел». Мягко сказано. В своём развенчании предшественников Бэкон далёк от изящной словесности. Греческая философия «умеет болтать и ссориться, не умея производить». Философы прошлого: «продажная толпа профессоров, набитых сказками». Их философия не более чем «хитрость ума при неясности слов». Или совсем уж категорично –  «фальсифицированная религия». Или, в лучшем случае – «инструмент превосходства на диспутах».  Новому времени как воздух нужна философия, как сейчас бы сказали «практикориентированная», философия, приносящая осязаемую пользу, материально измеримый успех.

«Практика – критерий истины». Нет, это, конечно не Бэкон сказал, но марксисты признавали Бэкона «родоначальником рационализма,  эксперимента, как метода познания» неслучайно. «Практические изобретения – свидетельства истинности философии». «Что в практике наиболее полезно, то в знании наиболее истинно». «К истинному знанию приводит познание причин». Нашим либеральным реформаторам фундаментальной науки, наверное, по вкусу пришёлся бы вульгарно прочитанный Бэкон.

Представим себе статую. У статуи есть четыре причины: материальная (из чего сделана); действующая (посредством каких действий произведена); формальная (какую идею вложил скульптор в своё произведение, какое сордержание воплощает созданная им форма); и конечная (а смысл в чём, для чего всё…статуя, скульптор, его идея и найденная им форма). Область физики – выявление, изучение материальных и действующих причин. Другие науки пусть занимаются причинами формальными: обнаруживают за явлениями – сущность. А конечная причина – приоритет теологии.

Среди других наук место философии уникально. Призвание философии дать всем наукам метод познания, метод получения достоверного знания. Бэкон – певец экспериментального, научного метода познания, певец научного наблюдения. «Понятия ума должны быть выведены, абстрагированы от наблюдения за объектами». «Истинная индукция» от частного, материального поднимается к общему, мыслимому.

Главная книга Френсиса Бэкона – «Новый органон». Бэкон поэтично сравнивает познание с путешествием в незнакомый мир (это понятно, как никак эпоха великих географических открытий). Точнее, Бэкон сравнивает познание с плаванием, навигацией. Опытный, дальновидный капитан, пускается в плавание не в тазу, капитан должен досконально знать возможности, сильные и слабые стороны своего корабля, своего экипажа. Красивая метафора. Человек, дерзновенно познающий мир, должен знать возможности и ограничения своего средства перемещения в непознанном – собственного разума. На исследование возможностей разума и направлен «Новый органон» Бэкона. Бэкон взвалил на плечи тяжёлый груз, ему предстояло проделать большую «очистительную работу», кропотливо рефлексировать природу собственного, и человеческого вообще, сознания, разума. «Что бы познать природу, надо критически исследовать человеческий ум, как инструмент познания». Только такой путь сведёт к минимуму ошибки и разочарования.

Итогом напряжённой работы философа стало открытие неких коварных «идолов» —  родовых (врождённых) и приобретённых особенностей человеческого ума, уводящих нас от истины, мешающих нам, видеть этот мир таким, каков он есть на самом деле. Идолы – человеческие предрассудки. Идолы – предубеждения, поражающие дух, порабощающие ум. Мы сжились с идолами, и не замечаем их. Идолы – кривое зеркало, дающее нам неверное, плывущее отображение реальности. Идолы – искажающая линза, вставшая между нами и природой, вводящая в химеру заблуждений.

Бэкон за ушко да на солнышко вывел 4 разновидности идолов.

Идолы рода – общие заблуждения человеческого рода, свойственные всем людям. Трактовки событий удобные, выгодные для нас кажутся нам убедительнее. Человек «свой порядок», переносит на «порядок вещей». Путает «субъективное» с «объективным». Отчаянно защищает собственные суждения, боится из-за ложного самоутверждения, признаться в неправоте, ленится, из-за нетерпеливости отвергает «трудные» объяснения. Низводит, редуцирует сложное.

Идолы пещеры – «всяк кулик своё болото хвалит». Привык человек со своей колокольни обо всём судить. А опыт-то ограничен. Маленький у нас опыт, живём в собственных крохотных мирках, в пещерах. А суждения берёмся глобальные делать. Не мудрено ошибиться. Но разве нас удержишь? Встретил одного на миллион чёрного лебедя, и вот пожалуйста: «Все лебеди чёрные». Попался девушке на жизненном пути негодяй, и готова печать, получай ярлык всё мужское население.

Идолы театра – «проникли в душу с помощью теорий, доктрин», исходящих от «великих и сильных», «признанных» вождей и мудрецов. «Земля стоит на трёх китах». Идолы театра проистекают из беспочвенной веры нашей в авторитеты. Человеку свойственно увлекаться регалиями, званиями, внешними эффектами. Казаться для нас зачастую важнее, чем быть. Мы верим в «имидж», верим тем, кто умеет создавать «видимость» знатока. Сейчас, по-моему, то о чём писал Бэкон, называется «общество спектакля».

Но нас  интересуют те идолы, которых больше всего опасался, боялся Френсис Бэкон – идолы площади (рынка). Идолы, заключённые в слове. Идолы, произрастающие из трёх тривиальных фактов: люди – существа социальные; люди не могут жить вне общения; люди общаются посредством слов.

Цитата 1:

«Существуют ещё идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. Эти идолы мы называем, имея в виду порождающее их общение и сотоварищество людей, идолами площади. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и ограждать себя учёные люди, никоим образом не помогают делу. Слова прямо насилуют разум, смешивают всё и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям».

Источник: Бэкон Фрэнсис: Сочинения в двух томах. М., 1977, 1978., Т. 2, С. 18 – 19.

      Цитата 2:

«Есть так же идолы, зависящие, так сказать, от взаимных контактов человеческого рода: мы называем их идолами площади, соотнося с торговлей и общением».

«…связь между людьми осуществляется при помощи языка, но имена даются вещам в соответствии с уразумением народа, и достаточно некритического и неадекватного применения слов, чтобы совершенно сбить с толку разум. Определения и объяснения, которыми часто пользуются учёные для самозащиты, также не способствуют восстановлению естественной связи разума и вещей».

«слова насилуют разум, мешая рассуждению, увлекая людей бесчисленными противоречиями и неверными заключениями».

«Идолы площади наиболее тяжки из всех», «…потому что они внедрены в разум согласованием слов и имён».

Люди «…верят, что их разум господствует над словом, но случается и так, что слова обращают свою силу против разума, что делает философию и другие науки софистическими и бездеятельными».

«Идолы, проникающие в разум с помощью слов бывают двух родов: или это имена несуществующих вещей (как, например, «судьба», «вечный двигатель» и т.д.), или это имена вещей существующих, но путанные и неопределённые, неподобающим образом абстрагированные».

Источник: Дж. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней. Том 3. Новое время. – ТОО ТК «Петрополис», 1996., С. 174.

 Комментарий:

На наш взгляд, Бэкон одним из первых в истории науки затронул тему взаимосвязи речи, языка и человеческого сознания; слова и мышления, мировоззрения. «Слова насилуют разум». Социум, общественное сознание и сознание индивидуальное – сообщающиеся сосуды. Функцию сообщения, «перемычки» между этими сосудами выполняет слово. Через слово общество влияет на каждого своего члена. От понимания смысла и значения слов напрямую зависит субъективный образ объективного мира, а, следовательно, поведение человека. В учении Ф.Бэкона об идолах «площади», «рынка» предвосхищаются идеи марксистской, культурно-исторической психологии, идеи о знаковом опосредствовании высших психических функций. 

Через наполнение слов тем или иным содержанием (представлениями, образами; существенными, понятийными признаками; отношениями и чувствами различной модальности), можно помочь человеку продвинуться к истине, к адекватному образу мира. А можно дезориентировать, сбить с толку, превратить в объект манипуляции. Политтехнологи, политики, пиарщики, адвокаты, разработчики рекламы и имиджа, журналисты и другие «специалисты по работе с общественным мнением» должны признать, что научное основание для их «ремесла» заложил Ф.Бэкон. Да, не зря Бэкон считал идолы «рынка» самыми опасными и коварными. Не зря ещё древние римляне говорили «Чей язык, того и власть».