Грубой ошибкой звезды является предоставление литературной трибуны писателю

Версия для печати и копирования в MS Word

ЦК ВКП(б) отмечает, что издающиеся в Ленинграде литературно-художественные журналы «Звезда» и «Ленинград» ведутся совершенно неудовлетворительно.

В журнале «Звезда» за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений. Грубой ошибкой «Звезды» является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе. Редакции «Звезды» известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание. Последний из опубликованных рассказов Зощенко «Приключения обезьяны» («Звезда», № 5-6 за 1946 г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.

Предоставление страниц «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции «Звезда» хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь как «Перед восходом солнца», оценка которой, как и оценка всего литературного «творчества» Зощенко, была дана на страницах журнала «Большевик».

Журнал «Звезда» всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Её стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодёжи и не могут быть терпимы в советской литературе.
Предоставление Зощенко и Ахматовой активной роли в журнале, несомненно, внесло элементы идейного разброда и дезорганизации в среде ленинградских писателей. В журнале стали появляться произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада. Стали публиковаться произведения, проникнутые тоской, пессимизмом и разочарованием в жизни (стихи Садофьева и Комиссаровой в № 1 за 1946 год и т. д.). Помещая эти произведения, редакция усугубила свои ошибки и еще более принизила идейный уровень журнала.

Допустив проникновение в журнал чуждых в идейном отношении произведений, редакция понизила также требовательность к художественным качествам печатаемого литературного материала. Журнал стал заполняться малохудожественными пьесами и рассказами («Дорога времени» Ягдфельдта, «Лебединое озеро» Штейна и т. д.). Такая неразборчивость в отборе материалов для печатания привела к снижению художественного уровня журнала.

ЦК отмечает, что особенно плохо ведется журнал «Ленинград», который постоянно предоставлял свои страницы для пошлых и клеветнических выступлений Зощенко, для пустых и аполитичных стихотворении Ахматовой. Как и редакция «Звезды», редакция журнала «Ленинград» допустила крупные ошибки, опубликовав ряд произведений, проникнутых духом низкопоклонства по отношению ко всему иностранному. Журнал напечатал ряд ошибочных произведений («Случай над Берлином» Варшавского и Реста, «На заставе» Слонимского). В стихах Хазина «Возвращение Онегина» под видом литературной пародии дана клевета на современный Ленинград. В журнале «Ленинград» помещаются преимущественно бессодержательные низкопробные литературные материалы.

Как могло случиться, что журналы «Звезда» и «Ленинград», издающиеся в Ленинграде, городе-герое, известном своими передовыми революционными традициями, городе, всегда являвшемся рассадником передовых идей и передовой культуры, допустили протаскивание в журналы чуждой советской литературе безыдейности и аполитичности? В чем смысл ошибок редакций «Звезды» и «Ленинграда»? Руководящие работники журналов и, в первую очередь, их редакторы тт. Саянов и Лихарев, забыли то положение ленинизма, что наши журналы, являются ли они научными или художественными, не могут быть аполитичными. Они забыли, что наши журналы являются могучим средством советского государства в деле воспитания советских людей и в особенности молодежи и поэтому должны руководствоваться тем, что составляет жизненную основу советского строя, — его политикой. Советский строй не может терпеть воспитания молодежи в духе безразличия к советской политике, в духе наплевизма и безыдейности.

Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Задача советской литературы состоит в том, чтобы помочь государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия.

Поэтому всякая проповедь безыдейности, аполитичности, «искусства для искусства» чужда советской литературе, вредна для интересов советского народа и государства и не должна иметь места в наших журналах.

Недостаток идейности у руководящих работников «Звезды» и «Ленинграда» привел также к тому, что эти работники поставили в основу своих отношений с литераторами не интересы правильного воспитания советских людей и политического направления деятельности литераторов, а интересы личные, приятельские. Из-за нежелания портить приятельских отношений притуплялась критика. Из-за боязни обидеть приятелей пропускались в печать явно негодные произведения. Такого рода либерализм, при котором интересы народа и государства, интересы правильного воспитания нашей молодежи приносятся в жертву приятельским отношениям и при котором заглушается критика, приводит к тому, что писатели перестают совершенствоваться, утрачивают сознание своей ответственности перед народом, перед государством, перед партией, перестают двигаться вперед.

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что редакции журналов «Звезда» и «Ленинград» не справились с возложенным делом и допустили серьезные политические ошибки в руководстве журналами.

ЦК устанавливает, что Правление Союза советских писателей и, в частности, его председатель т. Тихонов, не приняли никаких мер к улучшению журналов «Звезда» и «Ленинград» и не только не вели борьбы с вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей на советскую литературу, но даже попустительствовали проникновению в журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов.

Ленинградский горком ВКП(б) проглядел крупнейшие ошибки журналов, устранился от руководства журналами и предоставил возможность чуждым советской литературе людям, вроде Зощенко и Ахматовой, занять руководящее положение в журналах. Более того, зная отношение партии к Зощенко и его «творчеству», Ленинградский горком (тт. Капустин и Широков), не имея на то права, утвердил решением горкома от 28.I. с.г. новый состав редколлегии журнала «Звезда», в который был введен и Зощенко. Тем самым Ленинградский горком допустил грубую политическую ошибку. «Ленинградская правда» допустила ошибку, поместив подозрительную хвалебную рецензию Юрия Германа о творчестве Зощенко в номере от 6 июля с.г.

Управление пропаганды ЦК ВКП(б) не обеспечило надлежащего контроля за работой ленинградских журналов.
ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Обязать редакцию журнала «Звезда», Правление Союза советских писателей и Управление пропаганды ЦК ВКП(б) принять меры к безусловному устранению указанных в настоящем постановлении ошибок и недостатков журнала, выправить линию журнала и обеспечить высокий идейный и художественный уровень журнала, прекратив доступ в журнал произведений Зощенко, Ахматовой и им подобных.
2. Ввиду того, что для издания двух литературно-художественных журналов в Ленинграде в настоящее время не имеется надлежащих условий, прекратить издание журнала «Ленинград», сосредоточив литературные силы Ленинграда вокруг журнала «Звезда».
3. В целях наведения надлежащего порядка в работе редакции журнала «Звезда» и серьезного улучшения содержания журнала, иметь в журнале главного редактора и при нем редколлегию. Установить, что главный редактор журнала несет полную ответственность за идейно-политическое направление журнала и качество публикуемых в нем произведений.
4. Утвердить главным редактором журнала «Звезда» тов. Еголина А. М. с сохранением за ним должности заместителя начальника Управления пропаганды ЦК ВКП(б).
5. Поручить Секретариату ЦК рассмотреть и утвердить состав редакторов отделов и редколлегии.
6. Отменить решение Ленинградского горкома от 26 июня с.г. о редколлегии журнала «Звезда», как политически ошибочное. Объявить выговор второму секретарю горкома тов. Капустину Я. Ф. за принятие этого решения.
7. Снять с работы секретаря по пропаганде и заведующего отделом пропаганды и агитации Ленинградского горкома тов. Широкова И. М., отозвав его в распоряжение ЦК ВКП(б).
8. Возложить партруководство журналом «Звезда» на Ленинградский обком. Обязать Ленинградский обком и лично первого секретаря Ленинградского обкома и горкома тов. Попкова принять все необходимые меры по улучшению журнала и по усилению идейно-политической работы среди писателей Ленинграда.
9. За плохое руководство журналом «Ленинград» объявить выговор тов. Лихареву Б. М.
10. Отмечая, что журнал «Звезда» выходит в свет со 591 значительными опозданиями, оформляется крайне небрежно (обложка имеет неприглядный вид, не указывается месяц выхода очередного номера), обязать редакцию «Звезды» обеспечить своевременный выход журнала и улучшить его внешний вид.
11. Возложить на Управление пропаганды ЦК (т. Александрова) контроль за выполнением настоящего постановления.
12. Заслушать на Оргбюро ЦК через 3 месяца отчет главного редактора «Звезды» о выполнении постановления ЦК.
13. Командировать т. Жданова в Ленинград для разъяснения настоящего постановления ЦК ВКП(б).

ВЛАСТЬ И КУЛЬТУРА В СССР 1940-Х ГГ.

После окончания войны руководство страны, чувствуя, по выражению К. Симонова, что «задрали хвосты не только некоторые генералы, но и некоторые интеллигенты», приступило к «подкручиванию» идеологических гаек. Начало этому процессу было положено уже в 1943 г., когда начальник Управления пропаганды и агитации (УПА) Г. Ф. Александров информировал секретарей ЦК ВКП(б) Маленкова и Щербакова о «грубых политических ошибках» целого ряда советских журналов. Наиболее скрупулезному «критическому анализу» в тот период подверглись произведения М. Зощенко, А. Платонова, И. Сельвинского, а также творчество режиссера А. Довженко.

Первая гроза для литераторов, деятелей культуры прошла стороной. Более того, автор многих известных сатирических произведений Зощенко и другие литераторы в апреле 1946 г. были награждены медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». В том же году принимается ре-щение об отмене постановления Секретариата ЦК «О контроле над литературно-художественными журналами». Многим тогда показалось, что наступает ослабление идеологического пресса. Этого, между тем, не произошло. На заседании Политбюро 13 апреля 1946 г., проходившем под председательство-ванием Сталина, было принято решение о необходимости устранения недостатков в идеологической работе. Жданову и Александрову поручалось представить предложения по улучшению агитационно-пропагандистской деятельности. После этого основная масса руководителей обкомов и крайкомов пар-тии была обвинена в непрофессионализме и политической неграмотности, а ряд республиканских ЦК, прежде всего Украины, — в потворстве буржуазному национализму.

Начало кампании, которая была развернута в 1946 г. против автономии культурной жизни, связано с именем Жданова. Действительно, он был рупором идей Сталина и одним из наиболее доверен-ных лиц вождя, его правой рукой в деле руководства партией. В то же время Жданов оставался человеком, который лишь озвучивал идеи главного организатора и вдохновителя травли интеллигенции — Сталина. Одновременно стремление руководства «поставить на место» интеллигенцию тесно переплеталось с интригами в Кремле, борьбой за власть между Ждановым и Маленковым.

Подготовка постановления, направленного против ряда ленинградских писателей и журналов, в которых они публиковались, началась летом 1946 г. В начале августа Сталин обрушил ворох обвинений на А. А. Ахматову и М. М. Зощенко. Характеризуя творчество известной поэтессы, вождь заметил, что у нее есть только «одно-два-три стихотворения и обчелся, больше нет». О произведениях Зощенко Сталин отозвался еще более резко: «Пишет он чепуху какую-то, прямо издевательство. Война в разгаре, а у него ни одного слова ни за, ни против, а пишет всякие небылицы, чепуху, ничего не дающую ни уму, ни сердцу». Нужный тон был задан, и 14 августа 1946 г. появилось постановление ЦК ВКП(б), подвергшее разгромной критике журналы «Звезда» и «Ленинград». В опубликованном документе отмечалось, что «Ленинградский горком ВКП(б) проглядел крупнейшие ошибки журналов, устранился от руководства ими».

Жданов не был инициатором постановления от 14 августа, поскольку от этого страдал прежде всего его политический авторитет. Но, когда постановление оказалось все же принято, он быстро переметнулся на позиции грубого шельмования литераторов, философов, композиторов, театральных деятелей. Вторя Сталину, Жданов отозвался о Зощенко как о «беспринципном и бессовестном литературном хулигане», а об Ахматовой как о «блуднице и монахине, у которой блуд смешан с молитвой». Несмотря на то что Зощенко в 1939 г. за литературные заслуги был награжден орденом Трудового Красного Знамени, в 1946 г. он оказался исключен из Союза писателей. Его участь разделила и Ахматова.

Вслед за постановлением от 14 августа последовали другие: «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» (26 августа), «О кинофильме «Большая жизнь»» (4 сентября). Объектами нападок стали именно те области культуры, которые в послевоенное время были наиболее доступны широким народным массам. Разгромной критике подверглась вторая серия картины С. Эйзенштейна «Иван Грозный». Режиссера обвинили в том, что он обнаружил невежество в изображении фактов истории, представил царя «чем-то вроде Гамлета», в то время как Сталин считал его выдающимся человеком с сильной волей и характером.

Некоторое время спустя был нанесен удар по представителям музыкальной культуры. 10 февраля 1948 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели». Неоправданной критике подверглись Шостакович, Прокофьев, Мурадели и другие композиторы за то, что в их музыкальных произведениях не было ни единой мелодии, которую мог бы насвистывать простой рабочий. Одновременно провозглашалось, что русская классическая опера — лучшая в мире. В музыке предписывалось черпать вдохновение исключительно из наиболее распространенных народных мелодий.

Одним из направлений всеохватывающей пропагандистской кампании стало раздувание националистических настроений. Жданов пустил в оборот слово, которое вскоре стало употребляться как по-зорное клеймо – «низкопоклонство». Им обозначалось преклонение и самоуничижение перед западной культурой. Тема превосходства всего советского или русского над всем иностранным получает приоритет. Космополитизм и формализм были объявлены двумя сторонами одного и того же низкопоклонства перед Западом. Кампания по искоренению космополитизма распространилась не только на гуманитарные и общественные науки. Естественные дисциплины тоже попали под разделение на «социалистические» и » буржуазные».

И.С. Ратьковский, М.В. Ходяков. История Советской России

http://www.bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/77.htm

«ПРОПОВЕДЬ БЕЗЫДЕЙНОСТИ»

ЦК ВКП(б) отмечает, что издающиеся в Ленинграде литературно-художественные журналы «Звезда» и «Ленинград» ведутся совершенно неудовлетворительно.

В журнале «Звезда» за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений. Грубой ошибкой «Звезды» является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе. Редакции «Звезды» известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание. Последний из опубликованных рассказов Зощенко «Приключения обезьяны» («Звезда», № 5-6 за 1946 г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.

Предоставление страниц «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции «Звезда» хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь как «Перед восходом солнца», оценка которой, как и оценка всего литературного «творчества» Зощенко, была дана на страницах журнала «Большевик»..

Журнал «Звезда» всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Её стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодёжи и не могут быть терпимы в советской литературе…

ЦК отмечает, что особенно плохо ведется журнал «Ленинград», который постоянно предоставлял свои страницы для пошлых и клеветнических выступлений Зощенко, для пустых и аполитичных стихотворении Ахматовой. Как и редакция «Звезды», редакция журнала «Ленинград» допустила крупные ошибки, опубликовав ряд произведений, проникнутых духом низкопоклонства по отношению ко всему иностранному. Журнал напечатал ряд ошибочных произведений («Случай над Берлином» Варшавского и Реста, «На заставе» Слонимского). В стихах Хазина «Возвращение Онегина» под видом литературной пародии дана клевета на современный Ленинград. В журнале «Ленинград» помещаются преимущественно бессодержательные низкопробные литературные материалы.

Как могло случиться, что журналы «Звезда» и «Ленинград», издающиеся в Ленинграде, городе-герое, известном своими передовыми революционными традициями, городе, всегда являвшемся рассадником передовых идей и передовой культуры, допустили протаскивание в журналы чуждой советской литературе безыдейности и аполитичности?..

Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Задача советской литературы состоит в том, чтобы помочь государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия.

Поэтому всякая проповедь безыдейности, аполитичности, «искусства для искусства» чужда советской литературе, вредна для интересов советского народа и государства и не должна иметь места в наших журналах…

Из Постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года № 274. п. 1 г «О журналах «Звезда» и «Ленинград»»

http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/USSR/journal.htm

«ЗАЛ НЕМЕЛ, ЗАСТЫВАЛ, ОЛЕДЕНЕВАЛ»

Докладчик вышел справа, позади сидевших, в сопровождении многих лиц. Он шел спокойно, серьезный и молчаливый, отделенный от зала белыми колоннами. Он был в штатском. В руках папка. Его волосы под сиянием электричества блестели. Казалось, он хорошо отдохнул и умылся. Все встали. Зааплодировали. Он поднялся на трибуну.

Собрание началось в пять.

Как обычно, вслух выбрали громкий президиум. Даже чуточку посмеялись — писатели забыли назвать своего Прокофьева. Докладчик улыбнулся, сказав тихо что-то смешное. Торопливо успокоились. Президиум сел. Сдержанный шумок затих. Докладчик секунду помолчал и заговорил.

И через несколько секунд началась дичайшая тишина. Зал немел, застывал, оледеневал, пока не превратился в один белый твердый кусок.

Доклад ошеломил. Писательнице Немеровской стало дурно. Она хотела выйти, бледнея, встала. Шатаясь, пошла между рядов. Ей помогали. Вышла в боковой проход, дошла до входной двери, но… ее не выпустили. Огромная белая дверь зала плотно закрыта, двое часовых с винтовками по бокам. Оказывается, выход из зала запрещен. Немеровская присела где-то в задних рядах. При упоминании в постановлении фамилии Марии Комиссаровой ее муж, Николай Браун, сидевший в президиуме, побелел и начал беспокойно искать ее глазами среди сидевших в зале. Александр Прокофьев, секретарь Ленинградского отделения Союза, всё узнавший еще в, Москве, сидел красный, с головой, ушедшей в плечи.

В перерыве, как водится, кое-кто окружил докладчика — каждый со своей просьбой и нуждишкой; всегда есть такие, кто никогда не забывает, чья рубашка ближе. Колпакова потом всем хвасталась, как она таким образом добилась ускорить издание своей залежавшейся очередной книги по фольклору…

Всё было неожиданно и непонятно. Согласиться сразу было трудно. Единственная мысль: значит, сейчас так нужно.

Зощенко заболел. Он заперся у себя дома на канале Грибоедова. Его покинули друзья. Перестали звонить по телефону. Если он выходил на улицу, знакомые старались его не замечать. Домашняя обстановка, и без того беспокойная, осложнилась.

Анна Ахматова держалась стоически. Известно, что женщины ленинградскую блокаду во время войны переносили относительно легче мужчин. Первую она претерпела в Ташкенте, вторую — личную — здесь.

Из воспоминаний очевидца о докладе А.А. Жданова на ленинградском общегородском собрании писателей, работников литературы и издательств в Смольном 16 августа 1946 г.

http://magazines.russ.ru/continent/2013/152/40p-pr.html

«О НЕОБХОДИМОСТИ АРЕСТА ПОЭТЕССЫ АХМАТОВОЙ»

Докладываю, что МГБ СССР получены агентурные и следственные материалы в отношении поэтессы АХМАТОВОЙ А.А., свидетельствующие о том, что она является активным врагом советской власти.

АХМАТОВА Анна Андреевна, 1892 года рождения, русская, происходит из дворян, беспартийная, проживает в Ленинграде. Ее первый муж, поэт-монархист ГУМИЛЕВ, как участник белогвардейского заговора в Ленинграде, в 1921 году расстрелян органами ВЧК.

Говоря о последующей своей преступной связи с АХМАТОВОЙ, арестованный ПУНИН показал, что АХМАТОВА продолжала вести с ним вражеские беседы, во время которых высказывала злобную клевету против ВКП(б) и Советского правительства.

ПУНИН также показал, что АХМАТОВА враждебно встретила Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград»», в котором было подвергнуто справедливой критике ее идеологически вредное творчество.

Это же подтверждается и имеющимися агентурными материалами. Так, источник УМГБ Ленинградской области донес, что АХМАТОВА, в связи с Постановлением ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград»», заявляла: «Бедные, они же ничего не знают или забыли. Ведь все это уже было, все эти слова были сказаны и пересказаны, и повторялись из года в год… Ничего нового теперь не сказано, все это уже всем известно. Для Зощенко это удар, а для меня только повторение когда-то выслушанных нравоучений и проклятий».

То, что главными фигурантами постановления и последующего доклада Жданова, оказались Зощенко и Ахматова, и для них самих, и для многих их современников стало неожиданностью. Несмотря на то что оба сравнительно недавно уже были объектами критики управления пропаганды и агитации (Ахматова в связи с выходом сборника «Из шести книг» 1940 года, Зощенко из-за повести «Перед восходом солнца» 1943 года), к 1946 году их положение, как казалось, исправилось: весной «Огонек» издал сборник рассказов Зощенко, в издательстве «Правда» готовилась к выходу стотысячным тиражом книга избранных стихов Ахматовой. После постановления, текст которого правил лично Сталин, Анна Ахматова и Михаил Зощенко были исключены из Союза писателей и надолго выброшены из литературной жизни: их перестали печатать, а уже напечатанное — запретили. По всей стране началась кампания проработки творческой интеллигенции, построенная на обязательных обсуждениях постановления, которая постепенно переросла во всеобщую борьбу с «низкопоклонством перед современной буржуазной культурой Запада», ставшую главным идеологическим содержанием позднего сталинизма

Кто такое Зощенко. Его физиономия. «Серапионовы братья». Пошляк. Его произведения — рвотный порошок. В его лице на арену выходит ограниченный мелкий буржуа, мещанин. Возмутительно хулиганская повесть «Перед восходом солнца». Этот отщепенец и выродок диктует литературные вкусы в Ленинграде. У него рой покровителей. Пакостник, мусорщик, слякоть.

К документу

Сталин: Вся война прошла, все народы обливались кровью, а он ни одной строки не дал. Пишет он чепуху какую-то, прямо издевательство. Война в разгаре, а у него ни одного слова ни за, ни против, а пишет всякие небылицы, чепуху, ничего не дающую ни уму ни сердцу. Он бродит по разным местам, суется в одно место, в другое…Мы не для того советский строй строили, чтобы людей обучали пустяковине.

Вишневский: В 1943 году был подан сигнал Зощенко о том, что он написал, по поводу исповеди «Перед восходом солнца». Это человек, который до грязного белья разделся и раздел всех своих близких. Когда я этот рассказ прочитал, я написал анализ этой работы. Человек этот начал писать в 1923-24 гг. У него везде персонажами являются пьяные, калеки, инвалиды, везде драки, шум. И вот возьмите его последний рассказ «Приключения обезьяны», возьмите и сделайте анализ его. Вы увидите, что опять инвалиды, опять пивные, опять скандалы…

Сталин: И баня.

Вишневский: Баня, совершенно правильно…

Сталин: Он проповедник безыдейности.

К документу

Капица: Нужно сказать, что писатели-коммунисты не всегда себя держат так, как нужно по отношению к Зощенко, даже при этой небольшой критике по поводу произведений Зощенко писательница Берггольц взяла Зощенко под свою защиту, она считает, что Зощенко критиковать сейчас нельзя, а сам Зощенко сказал, что он писатель в таком возрасте, что сам может отвечать за каждое слово и нечего вмешивать сюда посторонних людей. Нужно было…Жданов: Не только отповедь нужна была наших молодых литераторов, нужно было подвергнуть двухчасовой артиллерийской обработке, вы же отступили, сами попали в окружение, с одной стороны — Берггольц, с другой стороны — Зощенко. Неправильно.

К документу

Приходится удивляться, как же могло случиться, что ленинградский писатель ходил по нашим улицам, жил в нашем прекрасном городе и нашел для своего творчества только никому не нужное, чужое, забытое. Тряпичником бродит Зощенко по человеческим помойкам, выискивая, что похуже…Повинуясь темному желанию, он притягивает за волосы на сцену каких-то уродов, взбесившихся барынек, тянущих жребий, кому остаться с больным отцом. Он упорно замалчивает все то хорошее, от чего пропали бы у любого настоящего человека хандра и меланхолия.

Видимо, автор этой повести находил время потолкаться по пивным, но не нашел в жизни и часа, чтобы побывать на заводах. Противно читать повесть. Непригляден и сам автор.

К документу

А если бы я хотел сатирически изобразить то, в чем меня обвиняют, так я бы мог это сделать более остроумно. И уж во всяком случае не воспользовался таким порочным методом завуалированной сатиры, методом, который вполне был исчерпан еще в 19 столетии. <…> Я ничего не ищу и не прошу никаких улучшений в моей судьбе. А если и пишу вам, то с единственной целью несколько облегчить свою боль. Мне весьма тяжело быть в ваших глазах литературным пройдохой, низким человеком или человеком, который отдавал свой труд на благо помещиков и банкиров. Это ошибка. Уверяю вас.

К документу

Совестно признаться, но до постановления ЦК я не совсем понимал, что требуется от литературы. И сейчас я бы хотел заново подойти к литературе, заново пересмотреть ее. Я прошу вас и ЦК позволить мне представить на рассмотрение мои новые работы, начатые недавно. В течение года я бы мог закончить две большие работы. При этом я, конечно, не прошу каких-либо льгот или снисхождений в моем трудном и сложном положении. Мне единственно нужно ваше хотя бы молчаливое согласие на это, для того чтобы у меня была некоторая уверенность, что новые мои работы будут рассмотрены. Я понимаю всю силу катастрофы. И не представляю себе возможности реабилитировать свое имя. И не для этого я буду работать. Я не могу и не хочу быть в лагере реакции. Прошу вас дать мне возможность работать для советского народа. Я считаю себя советским писателем, как бы меня ни бранили.

К документу

Но какую мораль преподносит детям диафильм «Галоши и мороженое»? Дети изображены воришками, лгунами. Родители безнравственные, не умеющие воспитывать своих детей. <…> Диафильм опошляет нравственность наших детей и их родителей, безыдеен, показ его детям принесет большой вред.

К документу

Некоторые французские коммунисты спрашивают: «Неужели положение настолько серьезно? Неужели идет политическая борьба писателей против советской власти? Неужели будут процессы писателей?»

Задают вопросы о личной судьбе Зощенко и Ахматовой: как они будут жить, не умрут ли с голоду? Эренбург, недавно выступавший с лекциями в Сент-Этьене, Лиможе и Лионе, говорит, что этот вопрос ему задавали повсюду — и на собраниях, и в частных разговорах. Арагон открыто не спрашивал, но не прямо говорил мне: «Было бы замечательно, если бы, например, ТАСС прислал телеграмму о том, что Зощенко отдыхает в Крыму».

К документу

Неделя об Ахматовой и Зощенко. Дело, конечно, не в них, а в правильном воспитании молодежи. Здесь мы все виноваты, но главным образом по неведению. Почему наши руководители Фадеев, Тихонов — не указали нам, что настроения мирного времени теперь неуместны, что послевоенный период — не есть передышка, что вся литература без изъятия должна быть боевой и воспитывающей?

К документу

Постановление и доклад Жданова. «Проповедь гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности». «Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами». Написано страстно. Мы заучивали наизусть. Вставляли в речь: «Погода пошлая, безыдейная и аполитичная» и т.п. <…>

— Понимаешь,— говорил Гена,— они же ничего не объясняют. Они только ругаются. <…> А десять лет назад <…> он не был пошляком и подонком? <…>

— И не у кого спросить, в чем тут дело.

— Есть у кого,— сказал Гена. И я сразу понял, что он имеет в виду.

Порыв — противодействие. Чем больше его ругали, втаптывали в грязь, тем больше хотелось — пожать ему руку, высказать уважение. Почему-то казалось — и мы, и он растрогаемся до слез.

<…>

Из двери, что налево, вышел и ждал нас высокий человек. Первый мой живой писатель. <…>

— Мы читали ваши рассказы,— начал Гена.

— И очень удивляетесь, почему меня ругают,— тотчас подхватил Зощенко.

К документу

<…> Общее собрание ленинградских писателей. Полный зал народу. Докладчик Друзин В.П. обстоятельно и долго, как и подобает литературоведу, объясняет собравшимся, как Зощенко идейно чужд, какой он закоренелый антипатриот и как мы все должны единодушно осудить его за несогласие с постановлением ЦК. Затем слово предоставляется Зощенко.

Прямой, сухонький, с темным лицом и плотно сжатыми губами, он идет через зал к президиуму, поднимается на эстраду, подходит к трибуне. Молча смотрит в зал. Там становится очень тихо. И тогда высоким, раздраженным голосом, в котором усталость и холодное отчаяние, Зощенко говорит:

— Что вы от меня хотите? Вы хотите, чтобы я сказал, что я согласен с тем, что я подонок, хулиган и трус? А я — русский офицер, награжденный георгиевскими крестами. И я не бегал из осажденного Ленинграда, как сказано в постановлении — я оставался в нем, дежурил на крыше и гасил зажигательные бомбы, пока меня не вывезли вместе с другими. Моя литературная жизнь окончена. Дайте мне умереть спокойно.

Спустился в зал, в мертвой тишине прошел между рядами — и ушел, ни на кого ни разу не взглянув. И долго еще в зале стояла тишина. Все сидели, опустив головы. Каждый боялся встретиться глазами с соседом.

В президиуме забеспокоились, зашептались. Надо было исправлять положение. Встал К.М. Симонов. Картавя, он сказал:

— Тут това’ищ Зощенко бьет на жалость.

К документу